Жизнь для других Глава третья

Александра Шам
Глава третья

Осенью у Любови Ивановны умер муж. Умер неожиданно, хотя многие годы пил, а в последнее время особенно сильно. Десять лет назад, устав от его запоев, скандалов, пьяных дружков, приступов «белой горячки», Любовь Ивановна решилась на отчаянный шаг - подала на развод и уехала от него, найдя работу няни. Сын и дочь Любови Ивановны жили далеко в Харькове, у каждого своя семья, свои проблемы, вот она и поселилась в чужом доме, присматривала за двумя девочками.  Дети выросли, и, после переезда хозяев в другой город,  она стала помогать их деду, жила в его квартире.  Настолько ласковой, доброй, терпеливой и мудрой была Любовь Ивановна, что девочки – ее воспитанницы от души полюбили свою няню, и называли «бабушка» (своей бабушки у них не было). Она действительно стала для них родной, ее звали на все семейные праздники, покупали ей путевки в санаторий.

   В качестве бабушки она выдала обеих девушек замуж, приезжала в гости, знакомиться с их новорожденными детьми, девочки звонили ей, советуясь и рассказывая о своей жизни. Да и сами хозяева - Дмитрий и Наталья, чувствуя благодарность за любовь и заботу об их детях, относились к ней,  как к родному человеку, помогали во всем.


 А муж после развода пустился «во все тяжкие».  Соседи периодически звонили,  сообщая об очередных приступах запоя, и Любовь Ивановна срывалась, ехала к нему, выводила из этих состояний, отпаивала, отмывала, откармливала, а иногда и отправляла на лечение в наркодиспансер. Ей пришлось научиться разным способам выведения из запоев, познакомиться с врачами наркологами, приловчиться выгонять дружков алкоголиков, каждый раз выдраивать квартиру. Когда я спрашивала ее:
 - Зачем ехать спасать этого алкаша?
- Не могу по другому, Машенька, вот, сколько горя он мне наделал, сколько я от него натерпелась, а все-таки чувствую, что должна спасать его.  Да и как же не поехать? А если он умрет? Я же не прощу себе.


Почему  нужно приносить в жертву свой покой, почему просто не забыть этого негодяя,  вычеркнуть его из жизни? Ему же все равно!  Что движет женщинами, спасающими мужей алкоголиков, своих мучителей? Совесть? Память прошлой любви? Мысли о том, «что скажут люди»? Или просто доброта, самопожертвование, всепрощение какое-то?


Как-то, после похорон, я зашла  к Любови Ивановне, и застала ту в сильном беспокойстве.
- Ты знаешь, Машенька, – отвечала она на мой вопрос, - я так расстроена, что не могу никак успокоиться. Муж перед смертью, прямо накануне, приходил ко мне. Пришел чистенький такой, трезвый, я его накормила, сидели, разговаривали, а он и говорит вдруг: «Прости меня, Люба, всю жизнь тебе я испортил, только сейчас понял это. Могли бы совсем по-другому прожить!» Вот зачем он сказал это? Я привыкла, что он никудышный человек, смирилась с этим, просто нянчила его как неразумного, а тут вдруг огорошил меня этими словами. Теперь душа болит. Как же он раньше не понял этого, может, наладили бы отношения, пожили бы в старости вместе!
- Любовь Ивановна, - отвечаю, - это ведь счастье, что он хоть перед смертью понял все. Прощения попросил. А то и ушел бы с ненавистью, да не услышал бы слов прощения от вас. Видимо почувствовал скорый конец.
- Да я понимаю, а вот душа ноет. Поздно все это, слишком поздно. Всю жизнь я ждала, что он оценит меня, все делала для него, все прощала, наконец-то он понял, и умер тут же, - слезы тихо текли по щекам моей милой старушки, так жалко было ее, очень хотелось утешить, успокоить.


- Я все время думаю о том, почему вы не бросили его окончательно? Так любили? Как вы познакомились? Расскажите вашу историю, - спросила я, чтобы хоть как-то отвлечь ее от грустных мыслей.
- Расскажу, действительно хочется поговорить о нем.
Когда я приехала из Киева, стала работать на шахте сортировщицей. Работа грязная, тяжелая.  Тогда мужчины рубили уголь вручную, в вагонетках он поднимался наверх и выгружался на  транспортерную ленту, там сортировщицы, а это в основном  были женщины, перебирали его, отделяли куски породы.  На  нас были надеты спецовочные штаны, резиновые сапоги, фуфайки, на руках рукавицы, голова туго замотана платком.  Поглотали мы тогда угольной пыли!

   Нашей семье дали комнату, где мы жили все вместе: я, мама с сестрой и два моих брата. Все работали на шахте. Но молодые были, крепкие, успевали и на танцы бегать. Брат Володя на гармошке играл,  собирались компанией, песни пели, плясали, гуляли. Парни многие заглядывались на меня, я худенькая была, симпатичная, посмотри-ка, вот карточка сохранилась.


С фотографии  смотрела на меня хорошенькая, молоденькая девчонка с веселым взглядом прищуренных глаз, копной слегка прибранных кудрявых каштановых волос, маленьким, вздернутым носиком, и милыми ямочками на щеках.
- Действительно, красотка! – заметила я, - залюбуешься.
- Но я строгая была, ни с кем не флиртовала, такая недотрога! Вот как-то стал ухаживать за мной один бригадир. Правда, старше меня, да еще и хромой после ранения. Все приезжал к нам на велосипеде. Маме он понравился, начальник все-таки, серьезный такой. Позвал меня замуж.

 Задумалась я, было выходить  за него, а тут пришел в компанию к нам Саша – молодой, симпатичный, невысокого роста, светленький, голубоглазый, худенький. А уж такой танцор отменный! Как станет плясать!  Такие коленца отбивает, аж пол трещит! Лихо вытанцовывал. Повадки у него залихватские такие, бравые, дерзкие. Напросился в первый же день меня проводить, я согласилась, дошли до калитки, а он тут же целоваться! Как влепила я пощечину, да прямо по уху попала, а рука то у меня от работы тяжелая!  Он опешил, ухо у него горит, а я ему говорю: «Ишь ты, чего это удумал!» - и убежала домой с хохотом. Думала, не придет больше, но он настойчивый оказался. Пришел на следующее гулянье, цветочек принес, стал провожать меня, уже без вольностей. Вот так мы и встречались.

Говорили мне, правда, друзья, что слишком гордый он, характер тяжелый, да я не послушала, влюбилась все же.  Через четыре месяца засватали меня и сыграли свадьбу. Свадьбы тогда скромные были.  Правда, мама пошила мне платьице новенькое, красивое из крепдешина, в мелкий цветочек, с расклешенной юбочкой, воротничок отложной, рукав фонариком. Уж до чего хорошенькое, до сих пор помню его. А Саша в рубашке белой, в брюках тоже был красавец.

Пришли мы в ЗАГС, расписались, собрались нашей компанией, с гармошкой, пели, плясали! Весело было. Жили поначалу у свекров – у них свой дом был, нам угол в нем выделили, так и жили два года за шторочкой. Потом Саша на завод устроился работать, жизнь налаживаться стала, нам квартирку дали. Родилась доченька Светочка, а следом и Вова.

  Дети росли, а я задумала учиться. Сказала Саше, но он ни в какую не соглашался.  Говорит: «Не буду я с детьми оставаться, чего придумала? Сиди дома!». Мама моя с сестрой уже  жили  в другом городе.  А мне так хотелось выучиться, специальность получить какую-нибудь, работу найти по душе. Пошла в вечернюю школу оформилась, стала ходить на занятия, так у меня все получалось, легко все запоминала, понимала, особенно математику. А  муж и свекровь настроил, чтобы не брала детей, скандалил, сердился. Вот и стала я пропускать уроки.

   Однажды учительница спросила  меня, почему я не прихожу на занятия, я рассказала свою ситуацию, и она разрешила мне брать детей с собой. Так и стали мы учиться, посажу моих воробышков на задней парте, дам листочки, карандашики, они сидят тихонечко, ждут маму-школьницу.

   Закончила-таки десятилетку за год, сдала все экзамены. Учителя посоветовали поступать в Харьковский авиационный институт, так я и сделала.  Вопреки  скандалам мужа и упрекам свекрови, я отвезла документы на заочное отделение и стала учиться. Поехала на первую сессию, уговорив свекровь помочь с детьми, экзамены  сдала, а дома со Светочкой случилось несчастье. Загнила заусеница  на пальчике, а муж внимания не обратил. Я приехала, увидела палец   синюшный, испугалась, кинулись к доктору, но уже пошло заражение, пришлось фалангу пальчика отрезать. Такая беда!  Подумала я, подумала, да и бросила учебу.

   Устроилась вахтершей в заводское общежитие, чтобы можно было детей брать на работу после садика, так и работала там долгое время. Однажды приехали к нам молодые специалисты устраиваться в общежитие, и я узнала в них своих однокурсников, с которыми вместе сессию сдавала. Такая тоска меня взяла, такая обида. Ведь все мне легко давалось, и учиться нравилось, и желание было и способности, но все прекратила я ради семьи.


Как же судьба жестока! Для чего посылает такие испытания человеку,  заставляя делать выбор. В чем заключаются наши ошибки? Мы не тех людей выбираем, или не те пути?

   Люба хотела учиться, она понимала, что способна на многое, она мечтала найти достойное место в этой жизни, добиться чего-то. Ее братья выучились, один стал директором завода, другой ведущим инженером, сестра счастливо вышла замуж за военного и прожила с ним спокойную, безбедную жизнь. А Люба, которая копейки от себя отрывала, чтобы родные не голодали, которая не вышла замуж ради семьи, опять приносит жертвы теперь ради мужа и детей.

http://www.proza.ru/2019/10/20/97