Rip current. Каникулы пани Эсмеральды. 26

Лариса Ритта
Тишина пустого дома стояла вокруг, когда я открыла глаза, - и сердце моё сжалось тревожно. Так уже было со мной здесь - летом. Точно так же я проснулась одна в пустой чужой квартире: Милка с тётушкой заперли меня и ушли по магазинам. И было жуткое чувство изоляции и острый страх замкнутого пространства чужого помещения. Ощущение, что ты одна в целом мире... Может, у меня клаустрофобия?
Я осторожно подвинулась - под ладонью зашелестела бумага. Ага, это же наши вчерашние художества... На одном листочке крупные буквы: Ушёл на... за бор... боржчем... неимоверно скучаю...
Я зажмурилась и засмеялась. Нет, не одна я в этом мире! Как сказал бы князь: "в этом безжалостном мире". Нет, не одна я. Он со мной, он придёт!

В кухне было чисто прибрано, на плите стоял полный, ещё горячий чайник, а в маленьком обнаружилась свежая заварка. Это обо мне позаботились. Я счастливо вздохнула, немного попила просто воды и заодно приняла ещё одну но-шпу. Достала из сумки и надела тёплые носочки и опять забралась под одеяло с мыслями, которые со вчерашнего дня не давали покоя.
То, что я услышала вчера, было удивительным. И своей невероятной длиной и сюжетом. И совпадениями, которые потом, когда мы их записали, стали прямо уже совсем слишком подозрительными.
И мне хотелось докопаться до истины - если, конечно, она здесь была...Где же этот список?.. Я перебрала листочки. Я вчера его составляла и черкала... ага - вот он... надо его набело переписать... А слева надо оставить поля - чтобы подписать какие-то новые подробности.
Да, очень странные пересечения снов и яви. И наших жизней. Только как же всё это собрать в кучу - все эти кончики хвостиков...
Я взяла в руки карандаш.
И вместо того, чтобы писать, закрыла глаза, вспоминая...

Тот день с самого утра не задался - когда сорвалась наша экскурсия в Севастополь. Тогда вообще сорвались все экскурсии, когда выяснилось, что меня укачивает даже просто вблизи автобуса, уж не говоря о том, чтобы в него влезать и ехать.
И Милка сказала: ну раз мы не попадаем на экскурсии, пошли в кино.
Почему я не пошла с ними в кино? Кстати, какое было кино?.. Не помню...
Но помню, что всеми силами не хотела в кинотеатр. Сказала, что мне там будет душно, и я пойду просто гулять по набережной. Мне вдруг показалась привлекательной мысль, что я буду гулять одна, без никого. Всё с Милкой да с Милкой - а вот пойду-ка одна.
И я тщательно отгладила синий сарафан и надела его в первый раз. Он оказался шикарным - я уже успела загореть, и высветленные солнцем волосы красиво падали на голые плечи, а юбка сарафана волновалась вокруг ног...
Почему я его надела? У меня ведь белое платье предназначалось для выходов. А сарафан, хоть и был красивым, но сшила я его для пляжа. Но я надела именно его.
И пошла одна, куда глаза глядят, чувствуя каждой клеточкой прельстительный зов свободы и воодушевления.
От набережной шли ступеньки вверх - они показались мне такими загадочными в сумерках - и я радостно начала карабкаться по ним под густыми кронами дерев, ловя за спиной шум волн, а впереди - окрыляющие звуки музыки. И через несколько минут очутилась на пятачке, окружённом  скамейками, - отсюда распахивался прекрасный вид на большой, словно лайнер, красивый корпус, сияющий огнями, а на самом пятачке происходил какой-то самодеятельный пляс, и я немного посмотрела на этот пляс, но настоящая музыка была выше, она звала меня, и я одолела ещё несколько пролётов загадочных ступенек, и вот тут, наконец, обнаружился объект моих устремлений - нормальный танцпол дискотеки, привычный с самой школы: колонки, усилители, боевой, отвязный диджей и все мои любимые записи. И на меня незамедлительно спикировал из толпы симпатичный мальчик в белой рубашке, который после первого танца уже и не отходил. Как-то автоматически я стала его девушкой, мы шутили, мне стало весело, и я уже готова была продолжать знакомство дальше на всю катушку - и вдруг поймала взгляд... Кто-то пристально, не отрываясь, смотрел на меня с противоположной стороны танцпола. Смотрел, не таясь, по-мужски настойчиво, по-мальчишески обречённо...
И с этого момента началась моя новая жизнь. Только я об этом тогда ещё не знала.
Наконец он подошёл - всё так же не сводя с меня глаз - и, пока он подходил, что-то во мне обрывалось и летело в бездну. А потом он меня обнял - и я куда-то делась. Растворилась в объятии - вместе со всеми своими печалями.
А потом мы ушли, и курили на площади возле фонтана, и говорили о серьёзном: о славе, о смысле жизни, о связи с предками ... И тогда он сказал, что по семейным преданиям его корни уходят в древний княжеский род.
А потом мы подрались в подъезде.
А потом... а потом что-то очень похожее на сказку было со мной.
И вот теперь я здесь.
Я вздохнула и открыла глаза. Опять перелистала записи, нашла листок под названием "Девушка".
Князь сказал: вы очень похожи - волосы, глаза, рост...
И я встрепенулась, осенённая мыслью. Уселась поудобнее и аккуратно записала на листочке в столбик про себя: светлые волосы, серые глаза, невысокий рост, синий сарафан, училась в Москве, любила Севастополь, была в нём в детстве, работала над военной тематикой, писала курсовую по обороне Севастополя, повредила ногу, сидела с князем у фонтана возле кинотеатра.
Адрес: ул. Стрелецкая, дом один, квартира четырнадцать.
Я перечитала. Кажется, это всё, что нужно.
Теперь про Белку. Я взяла другой листок и застрочила опять: светлые волосы, серые глаза, невысокий рост, синее платье, жила и училась в Москве, любила Севастополь, жила в нём с детства, жила в военное время, повредила ногу, назначила встречу возле театра.
Адрес: Трубниковский переулок, дом один, квартира четырнадцать.
А теперь положить оба листка рядом и обозначить параллели. Сплошными линиями и пунктирными.
Я провела несколько линий - и легко вздохнула. Мне всё стало ясно. Сначала в жизни князя была я - со своими глазами и ростом, со своим синим сарафаном и со своими упоминаниями о Москве и Севастополе... И только потом, во сне, была она... после меня...
Про ногу, кстати, я не говорила, князь сам это понял, когда мы с ним танцевали. Он сказал: слабый голенотоп - я точно помнила этот разговор, я ещё удивилась, как он точно попал. Я тогда подумала: надо же, он, наверное, в чём-то специалист, а не просто вот такой мальчик ни о чём...
Осталось уточнить у князя, рассказывалала ли я о том, что писала курсовую. Если да - последний кирпичик ляжет на место.
Всё, работа закончена, выводы сделаны, я облегчённо вздохнула и зевнула. Князь придёт - всё расскажу.
Я удовлетворённо собрала листочки и бросила их на стол. И меня сразу и неодолимо заклонило в сон. Как и всегда после трудов праведных. Ну и отлично, можно подремать с чистой совестью...
Скоро придёт князь, всё опять будет хорошо...

               
                *    *    *

Из ненаписанного письма пани.

Я, наверное, влюблена в тебя, мой князь. С самого первого дня, а может, с самого первого мига.
С того самого, когда заметила твой взгляд, брошенный на меня сквозь толпу – взгляд по-взрослому заинтересованный, по-мужски прямой, по-мальчишески обречённый.
Мы уже тогда, в самый первый раз, смотрели друг на друга, связанные невидимой силой. Это просто я не хотела в это верить. Ну, мало ли, смотрит какой-то мальчик. Подумаешь. Таких мальчиков на танцплощадках пруд пруди, тем более, на юге...
Это голова моя так считала, а душа уже всё поняла, душа уже всё знала и сжалась от предвкушения чего-то прекрасного и чего-то ужасного... она-то со всем уже разобралась и замирала от предчувствия, это просто я не подозревала ничего...
И я потом, после нашей дурацкой ссоры, и после нашей случайной встречи и, наконец, после окончательного и сладкого примирения - после всего этого, на пляже, тайно смотрела на тебя - чтобы понять, что такое есть в тебе. И, оглянувшись через плечо, ловила твои движения украдкой сквозь волосы, которые трепал мне морской ветер и кидал на лицо поверх глаз. Ловила твою стать и весёлую свободу. Угадывала твой гордый, независимый нрав. Подозревала какую-то волнующую историю, стоящую за тобой, живущую в тебе... Да, непростым оказывался этот простой мальчик...
Мне нравилось за тобой наблюдать. Любоваться тобой. Смотреть, как ступают по песку твои крепкие загорелые ноги – легко и одновременно прочно. Как широко разворачиваются плечи, когда ты кладёшь руки на свои узкие бёдра – у тебя такие узкие, лёгкие бёдра, что кажется, что они не твои, а семнадцатилетнего мальчика.
Но иногда твоё тело вдруг становится старше тебя, становится таким уверенным, спокойным и прочным, таким слаженным, выверенным в каждом жесте. Ты убеждаешь меня, что это от танцев. Может быть. Но твоему телу словно становится двадцать семь лет - оно уже знает себя, умеет управлять собой, оно покоряет расцветом.
А вот лицо твоё бывает младше тебя, оно такое ребячливое, и невинное, и искреннее... твоему лицу семнадцать лет.
И если найти между этими двумя возрастами среднее арифметическое, получится двадцать два - как раз столько, сколько тебе сейчас...
И что-то похожее на гордость поднималось во мне всегда, когда я видела тебя издалека - твоё уверенное ладное тело, твой длинный, лёгкий шаг, твою ясную, безудержную, белозубую улыбку, твою юность...
Я, наверное, влюблена в тебя, мой князь. Если так о тебе думаю... А я всё время о тебе думаю, я не могу о тебе не думать... Я не могу тебя забыть...

продолжение следует http://www.proza.ru/2019/07/12/960