Простите, что мы не знали. Гл 9. Незнакомка

Евгений Боуден
    Предыдущая глава здесь: http://www.proza.ru/2018/12/04/793

                СОДЕРЖАНИЕ:
         Глава 1. Мусульманин - http://www.proza.ru/2018/11/30/811
         Глава 2. Пришла любовь - http://www.proza.ru/2018/12/01/1149
         Глава 3. Атлит - http://www.proza.ru/2018/12/01/1226
         Глава 4. Свои среди своих? - http://www.proza.ru/2018/12/01/1535
         Глава 5. Любовь в шалаше - http://www.proza.ru/2018/12/02/1161
         Глава 6. Колыбельная - http://www.proza.ru/2018/12/03/984
         Глава 7. Признание - http://www.proza.ru/2018/12/04/793
         Глава 8. Город детства - http://www.proza.ru/2018/12/06/837
         Глава 9. Незнакомка
         Глава 10. Мама - http://www.proza.ru/2018/12/07/965
         Глава 11.Простите, что мы не знали - http://www.proza.ru/2018/12/08/1007
               Декабрь 1990. Гиват Ольга

    Я проснулся от раскатов грома. Вернее от последнего удара. Треснуло и взорвалось так, что наш старенький дом просто подскочил. От ветра грохотали в своих пазах трисы. Того и гляди свалит на крыше солнечный бойлер.
    Буря продолжалась уже второй день. Пожалуй, за двадцать лет, с тех пор как мы купили этот дом в Гиват Ольге[Гиват Ольга - Ольгин холм (ивр.) Небольшой городок ровно посредине между Хайфой и Тель Авивом], такого шторма я не припомню. Как же хорошо в такую погоду не вылезать из-под одеяла и слушать как ревёт ветер за окном, ощущая под боком горячее тело Ханы.
    Я обнял её и понял, что она не спит. Да, мы уже не молоды, пенсионеры оба, но по-прежнему волнуем друг друга. В доме только мы вдвоём, дети давно выросли, все уже свои семьи создали, свой семейный очаг организовали. Конечно мы скучаем за ними, но слава Богу внучки Адель и Бэйла и внуки Дорон, Рафаэль и Лиор скучать не дают. Правда, Дорон уже школу кончает, и приезжает нечасто. Вот сегодня обещал после школы заехать. Любит он вкусненького у бабушки поесть.
    Хана поцеловала меня:
    - Что, сходим к морю?
    Мы обожали в такие дни ходить к морю. Хана натянула свою любимую куртку и сапожки, а я непромокаемый плащ и высокие армейские ботинки. Хотели взять с собой Марти, но этот крупный чёрный лабрадор всем своим видом сказал нам, что в такую погоду, мол, сами гуляйте, а мне и дома хорошо.
    С трудом открыв дверь, вышли наружу. Ветер сбивал с ног. На дороге было полно поломанных веток, а в двух местах лежали две огромные поваленные ветром пальмы. Дождя не было, но ветер был так силён, что маленькую Хану всё время сносило. Да и меня, если честно, тоже. Пришлось вытащить руки из карманов и взяться за руки, хотя пальцы невыносимо мерзли. Вместо обычных десяти-пятнадцати минут мы потратили на этот короткий путь больше получаса.

    Море ярилось и было сплошь белым. Ветер срывал с верхушек переворачивающихся валов пену и превращая её в мокрую солёную пыль, нёс в лицо. Мои очки, которые я уже несколько лет почти не снимал, так как зрение стало резко падать, немедленно покрылись налётом соли. Пытался вытирать их о рубашку, откидывая полу плаща, но это помогало лишь на пару минут.
    Хана была в восторге. Раскинув руки, она кружилась по песку. Ветер сорвал её капюшон и разметал волосы. Сейчас они были похожи на пламя, пылающее вокруг её разрумянившегося лица.
    Я, Гершль бен Самуэль, ставший известным адвокатом, пойдя по стопам папы и мамы, снова чувствовал себя Генькой. Хохотал, наблюдая за женой. Хана остановилась и протянула мне руки. Одной рукой придерживая свой капюшон, вторую протянул Хане. Разговаривать и даже кричать было бесполезно, потому что свист ветра и рёв моря заглушал абсолютно всё. Я и без слов понял, что хочет жена. Держась за мою руку, она влезла на огромный валун, а затем перепрыгнула на следующий. Но, как говорится, после восьми обычных волн обязательно следует девятый вал. Вот он и пришёл. Налетел на каменную скалу, на которой стояла Хана, взметнулся вверх, окатил с ног до головы, и она скрылась в сплошной пене.
    Как оказалось, и десятый вал был совсем не слабее девятого. Он исподтишка подкрался к Хане, поднялся, как спина огромного кита, и смыл её с валуна. Я успел подхватить жену пока её не унесло в море, и выпрыгнуть с ней на песок. А потом мы удирали от гнавшейся за нами волны и остановились лишь на безопасном расстоянии.
Ну и ну! Мы промокли с головы до ног, а тут ещё вновь хлестанул дождь и надо было срочно бежать домой, переодеться и согреться. Взявшись за руки, мы как двое детей детсадовского возраста, побежали мимо мокрых, нахохлившихся домов, перепрыгивая через валяющиеся повсюду веточки, ветви и огромные сучья. Увидь нас кто-нибудь, сказали бы, что Бейлины с ума сошли, в детство впали.
    В небе творилось что-то невероятное. То и дело его прорезали длинные, от края до края горизонта молнии, почему-то горизонтальные. Вспыхивали зарницы, освещая полнеба. Потом становилось темно как ночью, и вновь горизонтальная молния прорезала небо, от неё ответвлялись отростки, будто корни дерева тянущиеся к земле. Ветер, испугавшись такой силищи, на несколько секунд затихал, а затем раздавался ужасающий треск, рычание, и гром раскалывал мир. И тут началась вакханалия - молнии врезались друг в друга, беспрерывно метались между пугающе-черных туч, вместе с молниями вспыхивали зарницы, а небесный оркестр представляли сотни, нет тысячи барабанов, грохочущие металлические листы, взрывы и другие шумовые эффекты. Иногда звук напоминал грохот колес катящейся по булыжнику гигантской телеги.

    Под навесом над входом в наш дом, который вообще-то не спасал ни от дождя, ни от ветра, стояла скорчившаяся, обхватившая себя руками, женская фигурка, одетая совсем не по погоде.
    - Ой, вы хозяева? Вы Бейлины? - и, не дожидаясь ответа, будто и так знала его, - А я жду, жду вас. Замёрзла, как цуцик.
    - А чего же не вошли, дверь-то открыта. - спросила Хана.
    - Да неудобно как-то, в отстутствие хозяев. У нас в Москве вообще никто никогда двери не бросает открытыми, уходя из дома.
    - Ну входите же быстрее.
Мы вошли, и Марти тут же бросился к незнакомке.
    - Ой, - испугалась гостья, - а вы ещё говорили чтобы я вошла без вас.
Я рассмеялся:
    - Марти «страшный» пёс! Но опасен только тем, что может любого зализать до смерти. Особенно, если вы хоть раз его погладите.
Хана сказала:
    - Я вам сейчас что-нибудь переодеться найду. Вы уж не взыщите, но размеры одежды у нас с вами разные. На ваше счастье я обожаю свитера и халаты, которые на пару размеров больше. А вот с бельём сложнее. Впрочем, у меня есть штаны широкие, они на завязке и можно будет её распустить. Вы идите, примите душ горячий, согрейтесь, а я пока подберу вам что-нибудь.
Она провела незнакомку в ванную, а потом вопросительно посмотрела на меня. Спросила на иврите:
    - Ата макир ота? Ми hи?[1]
    - Лё. Ани роэ ота бэ-паам ришона. Хи амра, ше hи ми мОсква.[2]

    Собрав стопку одежды, она постучала в дверь ванной и просунула стопку внутрь.
Пока незнакомка отогревалась под душем, мы с Ханой вытерлись и переоделись в сухое. Затем Хана приготовила на стол. Тем временем вскипел электрический чайник и я поставил его на тумбу, рядом с радиоприёмником.

    Женщина вышла из ванной и мы усадили её на диван. Хана села рядом с ней, а я принёс из моего кабинета, если его можно так назвать, стул и сел напротив них. Жена раскладывала еду по тарелкам, а я разглядывал нежданную гостью. Очень милое с мягким овалом лицо, темные блестящие волосы, низкая чёлка до бровей, идеально ровный нос, пухлые губки, ямочка на подбородке… Очень, очень это лицо кого-то мне напоминало. Вот только кого?
    - Давайте, не стесняйтесь, кушайте. И давайте, наконец, знакомиться. Я Хана, а он Гершль.
    - А меня зовут Аяла[3].  - назвалась женщина.
Она помолчала немного, а затем продолжила:
    - Это очень странная история. Я вам сейчас всё объясню. Мы с родителями жили в Москве. Я встречалась с одним парнем. Его зовут Арик[4]. Мы собирались пожениться.
    Однажды, он со своей мамой пришли к нам, и сообщили, что собираются репатриироваться в Израиль. Тогда выезд из СССР был невозможен. «Железный занавес» наглухо закрывал страну в самоизоляции. И всё же лазейки были. Особенно, если у кого-то была, как тогда говорили, «мохнатая лапа» в нужных органах. Короче, не знаю как, но маме Арика это удалось. И Арик попросил у моих папы и мамы моей руки, с тем, чтобы я вместе с ними выехала в Израиль.
    У папы был шок. Понимаете, он работал в химическом институте и был начальником отдела спиртов. Мама тоже работала там же заведующей лабораторией. Само собой, что если бы он не был членом партии, он бы не смог работать начальником. Однако, если его дочь выедет в Израиль… Если у него будет в личном деле запись: «имеет родственников за границей» то, в дополнение к его «пятой графе» в паспорте, его просто лишат любимой работы. Уволят с волчьим билетом и его и маму.
    Короче, папа не дал согласия на нашу свадьбу. Я рыдала, когда Арик с мамой ушли, а папа закатил ужасный скандал. Мы с ним так поссорились, что я ушла из дому в общежитие техникума в котором я училась на художника театрального костюма. Конечно, мы могли бы пожениться и без папиного разрешения, но я прекрасно понимала, что тем самым по-полной подставлю своих родителей.
    Не буду вдаваться в подробности, расскажу кратко. Арик с мамой улетели в Израиль. Через несколько лет я вышла замуж за театрального художника. Это был брак не по любви, а чисто из профессиональных интересов.
    В прошлом году мой муж получил контракт на работу в одном из театров Америки.  Я выехала с ним и сейчас у меня есть возможность временно жить в Америке. Сюда, в Израиль, я смогла приехать как туристка, чтобы увидеться с Ариком, которого по-прежнему люблю. И неважно, что он тоже женился.

    Вчера Арик принёс мне газету и показал объявление, в котором было написано, что Бейлин Гершель бен-Самуэль разыскивает родственников. И там был указан ваш адрес. Дело в том, что моя девичья фамилия тоже Бейлин. Я не знаю, может это просто совпадение, потому что Бейлин не такая уж редкая фамилия. А может мы с вами какие-то родственники. Вот я и приехала к вам. Всего на несколько часов, потому что завтра я вылетаю обратно в Америку.
    - Да, это я давал объявление. Надеялся, что вдруг кто-то из моей семьи тоже в Израиле.
    Теперь я понял кого напоминает мне лицо Аялы. Моего брата, только в женском варианте. Та же ямочка на подбородке, тот же разрез глаз, только с более длинными ресницами, тот же нос, даже губы чем-то похожи.
    - Скажи, Аяла, а как зовут твоего папу?
    - Борис.
    - Это его имя по паспорту?
    - Да. - Она задумалась, - Но однажды, давным давно, я тогда ещё в школе училась, я наткнулась на его свидетельство о рождении. И там было  другое имя. Еврейское. Вот только я не помню какое.
    - Пожалуйста, умоляю тебя, постарайся вспомнить.
    - Да, я пытаюсь. Что-то похожее на Барух, или Барак…
    - Может быть Бэхор? - я даже вспотел от волнения.
    - Да, да, точно. Бэхор бен-Самуэль. А по паспорту папа Борис Самуилович.
Со мной творилось что-то невероятное. Меня то знобило, то бросало в жар, руки тряслись, голос прерывался, на глаза наворачивались слёзы.
    - Аяла, сам Господь тебя направил. Я конечно не уверен на сто процентов, но, кажется, ты моя племянница, а я твой родной дядя. Я взял её руки в свои.
Скажи ещё одну вещь, Аяла: как зовут твою бабушку по папиной линии?
    - Ну, это легко. Бэйла Иосифовна Фридман-Бейлин.
Всё. Больше я не мог сказать ни слова, рыдания душили меня. Мама, моя мамочка! Жива ли ты?
    Хана метнулась к крану, набрала чашку воды подала мне:
    - Выпей, выпей. Геня, успокойся пожалуйста.
Я выпил несколько глотков и, наконец, смог произнести:
    - Это моя мама! Наша мама. Моя, Бэхора и Йоны, нашей сестры. Она жива? Бабушка жива, Аяла?
    - Да, жива. Она живёт в Днепропетровске. После того, как тётя Йона умерла от рака груди, бабушка не смогла оставаться в Сталино, где всё напоминало ей о потерянной дочери и младшем сыне, и переехала к сестре в Днепропетровск.
    - Так вот почему на мои запросы мне отвечали: «такая в Сталино не проживает». А что с дедушкой, Аяла?
    - Дедушка погиб на войне. Бабушка никаких подробностей не рассказывала. Когда мне было лет 10-11 я залезла в бабушкин шкаф, и среди белья на полке нашла черную женскую сумку с красивой разноцветной пластмассовой застёжкой. Конечно, я не могла удержаться и открыла сумочку, чтобы посмотреть, что там. Там были медали и орден дедушки, пачка пожелтевших треугольников-писем, которые дедушка писал бабушке с фронта. А ещё там был документ. Я не помню точно, что там было написано. Что-то типа «Извещение. Ваш муж младший лейтенант командир взвода Бейлин Самуил Иосифович  в бою за Социалистическую Родину, проявив геройство и мужество, был убит в районе Бжезинка (Польша) 27-01-1945. Похоронен в братской могиле». Ещё что-то о пенсии. Ну и подписи командиров.
У меня потемнело в глазах.

Кто-то бил меня по щекам:
    - Геня, Генька. Что с тобой? Очнись, ну пожалуйста! На, выпей водички.
Я перехватил руку Ханы:
    - Папа погиб освобождая меня. Мы были совсем рядом. Если бы я тогда не сломался, мы могли бы встретиться. 
    - Что ты выдумываешь! Если бы ты не сломался, тебя угнали бы в другой лагерь и там ты уж точно не выжил бы. Да и папа должен был бы остаться в живых.
     - Господи, и радость и горе одновременно. Папа уже не с нами, и Йона, моя любимая Йона, сестричка моя, тоже. Но зато брат и мама нашлись. А ещё у меня, оказывается, есть племянница. Давайте же праздновать!
Хана сказала:
    - Надо бы свечу поминальную сначала зажечь. Вот только я не знаю сколько свечей. Твои папа и сестра, мои мама, и папа, и доченька.
Аяла сидела в глубокой задумчивости. Затем, будто проснувшись, произнесла:
    - Пяти свечей не хватит. Я еще не сказала, что всю большую семью дедушки Симы расстреляли у рва в Глубокском гетто Витебской области. А бабушкины папа и мама умерли от голода в эвакуацию в Узбекистане.
Марти начал скулить, а затем бросился к двери.
Хана охнула:
    - Боже мой, это Дорон, наш внук. Уже почти два часа. А я ещё ему обед не подогрела. Да и нам пора пообедать. Гостей баснями не кормят.

    Дверь распахнулась и в неё влетел наш мальчик. Высокий, стройный, фигурой в папу Натанэля, а вот лицо - ну копия бабушка Хана. Такие же кучерявые рыжие волосы, небольшой нос и овальное, как у девушки лицо. На щеках и над губой пробиваются пока ещё редкие рыжие волосы. Увидев гостью, смущённо остановился.
Я встал, подошел к нему и обнял, несмотря на то, что он был мокрый от дождя.
    - Дорон, познакомься. Это твоя тётя Аяла. Она из СССР, но временно живет в Америке. Аяла, это наш внук, твой племянник. Видишь, какой вымахал - не удержался и похвалился я, - в следующем году в армию пойдёт, храни его Господь.
Ну, что же вы? Дорон, скинь свою мокрую куртку и обними тётю.

    Дорон и Аяла робко обнялись. И почему-то у всех в глазах стояли слёзы.
    - У тебя, Аяла, есть ещё две двоюродные сестры Нава и Аhува. А ещё их дети, твои племянники. Сыну Агувы Рафаэлю тринадцать. А у Навы трое деток: Аделечке десять, Бэйле шесть лет, а Лиорчику четыре годика. Обычно по пятницам родители привозят их сюда. Как раз завтра пятница, так что если ты останешься у нас, то увидишь всех.
    Лицо Аялы погрустнело:
    - Как жаль, я завтра рано утром возвращаюсь в Америку. У меня и билеты на самолёт уже куплены. Но я обязательно ещё приеду сюда с дочкой Сашей.
Хана захлопала в ладоши:
    - Ой, получается, что у нас ещё одна внучка есть. Александра.
    - Нет, - возразила Аяла, - не Александра, а Саша. Так она в документах записана. И на моей фамилии: Саша Бейлин.
    - Сколько же ей?
    - Ей двадцать три года.
    - Так она дочь Ар… -  Хана прикрыла рот ладошкой.
    - Да. Вы правильно догадались. Но папой она всё же называет Илью, моего мужа.
Хана накрыла на стол, я достал вино и бокалы и мы праздновали, хоть праздник был с грустью и со слезами. Даже Марти по-своему праздновал с нами. Он запрыгнул на диван, лизал в лицо то Аялу, то Хану, то перепрыгивал с дивана ко мне на колени. И, само собой, ему тоже перепало немало вкусненького с нашего стола.
Аяла много рассказывала о себе, о своих папе и маме:
    - Мою маму тоже зовут Бейла. Правда, по паспорту Белла. Получается в нашей семье три Бэйлы: бабушка, мама и моя племянница.
Папа Боря во время эвакуации, сбежал от бабушки и присоединился к Красной Армии. Прошёл всю войну до Берлина, был командиром артдивизиона. Дважды был ранен, вернулся в звании майора. С мамой он познакомился в 1943 году при форсировании Днепра.
    Мама служила в разведбатальоне. Она тоже очень маленькая, как тётя Хана, и тоже кучерявая, только волосы у неё тёмные. Когда папу ранило первый раз, она разыскала его в полевом госпитале. Вот там-то, в госпитале, они и поженились. Потом военная судьба развела их и встретились они только после Победы. А вскоре родилась я.

    Уже темнело, когда к дому подъехал автомобиль. За рулём сидел молодой мужчина. Племянница познакомила нас. Оказалось, это её Арик.
Аяла оставила нам свой адрес в Америке, а также адреса Бэхора и нашей мамы. После почти пятидесяти лет я снова не был сиротой.

    ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Ата макир ота? Ми hи? - Ты знаком с ней? Кто она? (ивр.)
2. Лё. Ани роэ ота бэ-паам ришона. Хи амра, ше hи ми мОсква. - Нет. Впервые вижу её. Сказала, что она из Москвы. (ивр.)
3. Аяла - Лань (ивр.)
4. Арик, Арье - лев (ивр.)

    Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/12/07/965