Нить судьбы. Часть вторая

Сергей Корольчук
- Здравствуй.

Глупее ситуацию и представить себе трудно. Я сижу на полу с веретеном в руках, а передо мной во весь рост стоит женщина и улыбается. Откуда она взялась? Оттуда. А может, в дверь вошла, пока я с веретеном возился. У меня всегда открыто.

- Здравствуй.

Я поднялся на ноги. Женщина была одета в лёгкое платье из натуральной ткани серого цвета и туфли из мягкой кожи в тон платью. Было в её внешности что-то восточное. Чуть-чуть раскосые глаза, тёмные волосы и смуглая кожа. Но даже дело не в этом. Едва уловимая загадочная улыбка на губах. Эти загадочные улыбки восточных женщин могут свести с ума любого мужчину. Есть в них какая-то недосказанность. И сила. Восточные женщины только на первый взгляд кажутся мягкими и податливыми. О, как ошибаются те, кто так думает!

- Ну что ж, - произнесла она, ни к кому не обращаясь. - Это спальня. Это подождёт. Сначала зал.

Знаете, эти женщины из другой реальности, они всегда доминируют. Будь ты хоть трижды добрым молодцем, но если она может «взмахнула правой рукой, и поплыли по озеру белые лебеди». Если она может так, она будет доминировать. И ничего ты с этим поделать не сможешь.

Вы спросите, могла ли моя так. Вот видите, я уже называю её «моя». Могла. Одним движением руки она раздвигала стены, меняла цвет обоев, форму и обивку мебели, развешивала по стенам картины. Возможно и не движением руки. Но каждый раз, возвращаясь с работы, я находил в доме всё новые перемены. На моих глазах комнаты меняли вид.  Они становились просторными, уютными и функциональными. Моё жильё приобретало новый вид и новый стиль. Нет, не восточный. Не скажу, что бабушкин дом превратился в избу,  терем  или палаты. Нет. Но что-то угадывалось в интерьере родное, дерево и лен. Может быть, дело было в подборе цветов или в фактуре материалов. Не знаю. Я в этих вопросах не силён.

Я с грустью смотрел на все эти метаморфозы и понимал, эта женщина пришла, чтобы остаться. И понимал, что пришла она не ради меня. Ради неандертальцев не приходят. Ну, вы знаете.  И я вспомнил ту, с которой у меня ничего не получилось. Вспомнил с грустью.
 
Были, конечно, и приятные моменты. Я узнал, что такое восточная кухня. Я узнал, что такое восточные сладости, как пахнут восточные пряности и какой аромат у настоящего плова. Вы слов таких не знаете, какие напитки и блюда я пробовал.
 
А были ещё ночи. Я не буду вам рассказывать про свой опыт. Он у меня небогатый, я вам говорил. Но с ней всё было по-другому. Она приходила ко мне по ночам. И я совершал путешествие в чудесный мир, где царил полумрак и шёпот. И она только дарила и ничего не брала взамен. Я всегда считал, что такое счастье не для меня, на мою долю остаются другие женщины. На мою долю остаются женщины, которых не снимают в кино, которых не приглашают на подиум, вслед которым не оглядываются на улице. Они созданы для таких как я, а такие как я  - для них. И у нас всё в примитиве. Ни любви, ни страсти. Стерпится - слюбится. Но так я не хочу. Поэтому у меня никак. Было. И я не мог поверить, что всё это происходит со мной.

За все нужно платить. И я платил. Я не понимал её, и я перестал понимать себя. Я не понимал, кто я в её жизни, и я не понимал, кто она в моей. Иногда она уходила по своим делам. И её образ растворялся как мираж. Была она или её не было. Есть она или её нет. Черты её лица таяли  в тумане.  И я уже не помнил её запаха, я не помнил её глаз, только улыбку, едва уловимую улыбку на губах. Женщина-тень с улыбкой на губах.

С этой легкой улыбкой она делала серьёзные дела. Настолько серьёзные, что мне становилось страшно.

Мой дом изменился. Весь до последнего кирпичика, да последнего брёвнышка, до последнего гвоздика. Весь, кроме одной комнаты, той самой, где раньше жили мои гости. Я не понимал почему, а спрашивать было бесполезно. На все мои вопросы был один ответ, легкая восточная холодная улыбка. Однажды я вернулся с работы и увидел, что и там всё по-новому. Вся мебель из комнаты куда-то исчезла. Остались голые стены, и появилась небольшая лавка у стены, а на ней старая бабушкина прялка и старый ткацкий станок на всю комнату. Тот самый, который много лет пылился в сарае в разобранном виде. Ко мне несколько раз обращались из музея по поводу станка. Но я им отказал. Хотя я уже начал сомневаться, что в мире остались люди, которые смогут его собрать, не говоря уже о том, чтобы им пользоваться.

Значит, я ошибался. Она сумела его собрать, хотя у неё всё получается очень просто. Достаточно одного взмаха руки. Она и стол так накрывает. Как скатерть самобранка. Я думаю, она и деньги так могла бы печатать. Я не спрашивал. И я мог бы не работать.  Но тогда моя жизнь потеряла бы смысл, и почва ушла бы из - под моих ног. А другой у меня нет. Мы неандертальцы – люди от земли, нам нужна почва под ногами. Поэтому я иду своей дорогой. Она мне и не мешает.

Она занята своими делами. Где-то подолгу пропадает. Иногда возвращается поздно. И уже ночь на дворе, а её всё нет. Я и беспокоиться начинаю. Да, и чего греха таить, ревность где-то в глубине души просыпается. Быстро она освоилась в нашем мире. Пришла ко мне в одном легком платье, а сейчас у неё целый гардероб. Мобильник появился, кому-то звонит, с кем-то разговаривает, кто-то её домой подвозит.  Долго просиживает в интернете. Я посмотрел страницы, куда она заходит. Магазины какие-то. Пряжа, льняные нити. Зачем ей это, если она может одним движением руки.
 
И расстояние между нами выдерживает. Не позволяет мне ни приблизиться, ни удалиться. Держит как на поводке. Иногда вернётся поздно вечером, я телевизор смотрю, она сядет на диване. Молчит, о чем-то своем думает, улыбка на лице, а глаза серьёзные. Я сердитый такой, и не спросишь, где была, прав не имеешь. А всё - таки. Ну, думаю, и бог с тобой, живи, как знаешь. Мне то что. А она всё тонко чувствует. Подойдёт, ко мне, присядет на колени. Легко и непринуждённо. Словно пушинка, словно и веса в ней нет никакого. Обнимет. А меня сразу жаром обдаст, словно в горячую печку засунули. Волосы мне взъерошит, и нет  злости больше. Как и не было. Я вниманием женским не избалован. Я быстро отхожу.

Обидно только. Она читает меня как раскрытую детскую книгу. На раз, два, три. Как букварь.  Мама мыла раму. Но букварь хорош для тех, кто учится читать. А для тех, кто читать умеет, букварь зачем? Чего-то я не понимаю своим скудным умом в этой жизни.

Продолжение следует. (http://www.proza.ru/2018/09/10/270)