Как немецкий генерал сделал Финляндию независимой от России.ч.77
(Продолжение серии статей о Гражданской войне.
Предыдущая часть:http://www.proza.ru/2016/12/22/638)
Вернемся к разговору о Гражданской войне в России и сопутствовавших ей военных конфликтах в лимитрофных странах, образовавшихся на оккупированной германскими войсками территории Российской империи.
В свое время, классики марксизма -ленинизма (и не только они, конечно), много спорили о «роли личности в истории».
В истории Финляндии и новоявленных стран Прибалтики, в 1918-1919 годах, исключительную «личную роль» сыграл германский генерал, граф Рюдигер фон дер Гольц.
Именно благодаря его «старопрусскому» воинскому воспитанию, железной воле, авторитету в войсках и готовности брать ответственность на себя германские войска и смогли обеспечить победу «белых» войск в Финляндии, Курляндии, Литве и Латвии.
Именно ему (и его Балтийской дивизии) удалось разгромить отряды финской красной гвардии, и русские «красные» отряды в Финляндии, и обеспечить победу «белых» финнов, войска которых возглавлял царский генерал Маннергейм.
В современной Финляндии не принято вспоминать, что победа Маннергейма в 1918 году целиком и полностью основывалась на германских штыках и полководческом мастерстве генерала Рюдигера фон дер Гольца, который сумел переломить ход Гражданской войны в Финляндии и буквально отвоевать эту страну для «белых» войск бывшего русского генерала…
Но, «что было – то было».
Недавно у нас наконец-то перевели мемуары графа Рюдигера фон дер Гольца «Моя миссия в Финляндии и в Прибалтике», которые он написал и опубликовал в Берлине, еще в 1923 году.
Надо сказать, что мемуары интереснейшие, содержащие массу малоизвестных фактов и документов.
(На мой взгляд, нашим офицерам, при обучении в училищах и академиях, было бы очень полезно познакомиться с воспоминаниями «железных прусских генералов» (и адмиралов) той поры: Эриха Людендорфа, Рюдигера фон дер Гольца, Эриха фон Фалькенгайна, Альфреда фон Тирпица и т.д.
Ей-богу, у этих полководцев есть чему поучиться в деле обучения и воспитания войск, поддержания у них дисциплины и боеспособности, развитию инициативы у подчиненных, и умению в самых тяжелых ситуациях брать ответственность на себя.
Они очень неплохо владели «наукой побеждать», нередко делая это « не числом, а умением».
Разумеется, при этом они были горячими патриотами Германии и убежденными врагами России, но, как известно, «врагов надо знать», хотя бы для того, чтобы не повторять ошибки своих дедов и прадедов…).
Перед тем, как перейти к рассказу о «миссии» Р. фон дер Гольца в Финляндии, надо бы, хотя бы кратко, рассказать о нем.
Граф Рюдигер фон дер Гольц родился 8 декабря 1865, в Цюллихау, провинция Бранденбург, находившейся в Пруссии.
О своей армейской юности он вспоминал так:
«…я вступил в полк короля Прусского, который носил имя фон дер Гольца до того, как великий король, еще будучи кронпринцем, встал во главе него в Рейнсберге.
Жесткая солдатская школа, особенно суровая в этом старом прусском полку, который стремился оставаться образцом для всей армии, была несколько стеснительной для слишком самостоятельных персон.
Однако она являлась лучшим местом для воспитания патриотизма и характера из тех, что когда-либо существовали на этой земле. Именно ее в первую очередь прусский и немецкий народ должен благодарить за свой политический и экономический взлет, потому что юный немец, лишь став солдатом, узнавал, что такое отдать все свои духовные и телесные силы службе общему делу…»
Надо подчеркнуть, что о своей службе и порядках, царивших в германской армии, Р. фон дер Гольц отзывается с исключительным уважением и пиететом:
«Моя карьера очень рано привела меня в Военную академию и в Генеральный штаб, к которому я и был приписан в течение 13 лет с двухлетними перерывами в качестве командира роты и батальона.
Я с благодарностью вспоминаю о многих выдающихся командирах и товарищах, на примере которых я смог продолжить свое развитие.
Каждый из генералов, у которых мне пришлось служить офицером Генштаба, был своеобразным человеком, и они являли собой доказательство того, что внешне столь нивелирующая военная служба не подавляет личности, а лишь оттачивает характер.
…для меня с самого начала поддержкой служило не воодушевление, а горячая любовь к Отечеству, вера в германскую армию и ее исторические задачи, верность долгу, стремление к свершениям и то нравственно-религиозное мировоззрение, которое непременно требуется и командиру в его отягощенной ответственностью роли, и солдату как в хорошие, так и дурные часы.
Тому, кто не располагал этим или каким-либо иным твердым нравственным началом, кто преследовал интересы личного честолюбия, кто был слишком зависим от благополучия, кто не соединил твердость и сердечность в интересах дела ради своих подчиненных, тот не мог выдержать тяжести войны, никогда не мог стать вождем, на которого полагаются подчиненные, о которого, как о скалу, разбивались бы штормовые волны…
Если не удастся воспитать характер и взрастить личности, то таким людям не поможет и вся мудрость небесная и земная».
Всей своей службой, в то грозное время, фон дер Гольц и продемонстрировал, что он смог «стать вождем, на которого полагаются подчиненные, о которого, как о скалу, разбивались бы штормовые волны».
Именно его несгибаемая воля, уверенность в своих войсках, умение поддержать их моральный дух в трудную минуту, спокойствие и уверенность выделяли его даже из плеяды суровых старопрусских генералов и офицеров времен Первой мировой войны.
(К слову сказать, он очень гордился этим определением «старопруская»: дисциплина, воинская школа, верность долгу и т.д.).
Вот лишь один тактический ньюанс, который выделяет фон дер Гольц в своем подходе к тактике ведения боевых действий: «Мы уже тогда наносили основательно подготовленные, в том числе разведкой, артиллерией и минометными обстрелами удары, ведя позиционную войну наступательно, наводя ужас на противника и снижая потери.
Ведь ничто так не кровопролитно, как оборона, ничто так не способствует поражению, как превращение в наковальню…»
Обратите внимание на этот его вывод!
С подачи Резуна-«Суворова» у нас стало модным рассуждать о «преимуществах» обороны над наступлением в ходе войны. Он пытается доказывать это, рассуждая примерно в таких тонах:
Сидишь, мол, в окопе, за колючей проволокой и минными полями, да с комфортом обстреливаешь дурачка-неприятеля который пытается тебя атаковать! А когда устанешь – идешь в теплый блиндаж отдыхать!
О том, что при помощи только обороны еще ни одну войну еще не выиграли, стараются не вспоминать.
Воевавший в тяжелейших условиях «окопной войны» на Западном фронте, фон дер Гольц прекрасно знал о том, что стОящий противник быстро «нащупает» твои окопы и блиндажи, и обрушит на них мощный артиллерийский огонь, превратив их (и тебя заодно) в ту самую «наковальню»!
Поэтому он и стремился атаковать противника, постоянно «наносить ему удары», «наводя ужас на противника» и снижая свои потери.
Я не буду подробно описывать участие Р. фон дер Гольца в битвах Первой мировой войны (он, в основном, сражался на Западном, самом важном и тяжелом для Германии фронте).
Но для того чтобы мы понимали с КАКИМ мотивированным, патриотичным и беззаветно преданным Германии и кайзеру врагом нам тогда пришлось воевать, приведу некоторые отрывки из письма 19-ти летнего сына Рюдигера фон дер Гольца, Ганса, которое он написал своей матери 5 августа 1914 года с Западного вокзала Берлина, уезжая на фронт.
«Дорогая мама! Поездка сюда из Меца была настоящим триумфальным шествием. Особенно велико воодушевление в Рейнланде…
Ты знаешь, как счастлив я был иметь возможность отправиться на эту войну и, что еще более меня согревает, участвовать в ней в качестве командира.
Ты знаешь так же, как горд и счастлив я был, имея такую немецкую мать, которая охотно и радостно отдает всю себя ради решающей для нашего народа схватки.
Для меня тоже нет ничего прекраснее, как пожертвовать на алтарь Отечества и мое земное существование. Проститься с ним мне будет не тяжело.
Если мне на долю выпадет и эта последняя великая радость — геройски погибнуть,—то ты можешь быть уверена: твой сын Ганс прожил счастливую жизнь, ведь ценность жизни важна не в продолжительности, а в содержании».
Читаешь такое – кажется, что это писал житель другой планеты и другой эпохи.
Для него: «нет ничего прекраснее, как пожертвовать на алтарь Отечества и мое земное существование», и он радостно (!) готов «геройски погибнуть», в свои 19 лет, понимая, что «ценность жизни не в продолжительности, а в содержании»!!!
Вот так ТОГДА воспитывали в Германии любовь к своей стране!
К великому сожалению, огромное число представителей нынешнего поколения считает «ценностью и основным содержанием» своей жизни количество «нарубленного» ими «бабла» и «перетраханых телок», а то и просто объем употребленного ими спиртного, да сожранной закуски, выставляя свое шкурничество, наглость и эгоизм на всеобщее обозрение и безмозгло гордясь этим: «все так живут».
Как видим, далеко не все (и не всегда) считали идеалом своей жизни подобное скотское существование…
Вот что далее пишет Ганс фон дер Рюдигер матери:
«Порадуйся за меня, любимая мама! Боль расставания уже позади. Мы живем в великое время, величайшее из тех, что видела Германия.
Сыновья и внуки будут нам завидовать! Вся Германия взялась за оружие, она охвачена воодушевлением, защищая с нашей помощью все, что для нас свято: протестантское христианство, германско-немецкую культуру, немецкую монархическую государственную идею. Наша гибель означает потерю всех этих идеалов и уничтожение старой Европы в войне диадохов декаденствующих народов: Англии, Франции, России. Наша победа позволит с новой силой распространить в Европе германскую культуру, достичь невиданного расцвета. Победа будет для нас нелегкой. Однако если в истории есть хоть какая-нибудь справедливость и Божий промысел — а он есть, об этом говорит мой ясный взгляд, — тогда победа должна быть нашей, раньше или позже. И мы должны пожертвовать решительно всем в этом крестовом походе германского народа. С нами Бог! …. С благодарностью и любовью, твой сын Ганс».
Об этом же он пишет и в письме своему отцу 8 августа 1914 года:
«Я не оставил Вам прощального письма, дорогой отец… Позавчера я написал дорогой матушке. Я был бы не человек, если бы прощание с Вами не разрывало мне сердце. Однако радость от великих дел и великого времени теснит боль расставания.
В данный момент эта война — величайшее счастье для моего народа, и за нее я благодарю Господа своего. Она также величайшая удача в моей жизни, на которую я только мог надеяться. Ты, разумеется, во главе своего гордого полка ощущаешь то же самое…
В чем ценность жизни? В том, что человек совершил в ходе нее. И что может быть выше для человека, нежели бороться и умереть за все, что для него свято, за его идеалы и убеждения!
Счастье даже слишком велико. Я желал бы себе смерти, чтобы не быть разочарованным последующим временем мира. Однако я думаю и надеюсь, что великая пора для меня не закончится вместе с войной, ведь на почве победы последует фантастический взлет германского народа. Так что я вручаю жизнь свою Господу Богу…
И еще, любимый отец, ты должен знать о своем сыне:
“Потерявшим достоинство ты его не увидишь! Или мы победим, или же никогда более не увидимся!”
Будь здоров, дорогой папа! До радостной встречи после победы!
С неизменной любовью и благодарностью, твой верный сын Ганс».
(Надо сказать, что оба сына графа Р. фон дер Гольца воевали и пролили кровь за свое Отечество. Ганс был убит на Западном фронте, а второй сын был тяжело ранен, и у него из-за гангрены ампутировали ногу).
Думаю, предсмертные письма Ганса хорошо демонстрируют морально-волевые качества германских солдат и офицеров.
Дезертиров, «уклонистов», пацифистов, трусов и шкурников среди них было очень немного…
«Военный, но также и политический вождь имел возможность работать с прекрасным материалом», - вспоминает генерал Рюдигер фон дер Гольц.
«Речь идет о величии германского духа. С ним можно добиться бесконечно многого, если сыграть на правильной струне. К тому же многим немецким мужчинам свойственны врожденная дисциплина и почтение к властям, которые выражались в хранимом почти до самого конца монархическом чувстве, а также в огромной любви к Родине, легко превращавшейся в любовь к Отечеству в целом.
Люди германского племени, кроме того, по большей части прирожденные солдаты. Солдатская выучка, надо сказать, глубоко въелась в их плоть и кровь.
С этими блестящими качествами войск военные вожди смогли поддерживать армию в верности и боеспособности на протяжении 4 лет при тяжелейших военных, политических и моральных обстоятельствах…»
Привожу эти цитаты для того, чтобы было понятно, какого качества войска противостояли Антанте (и царским войскам, естественно) в годы Первой мировой войны.
После Февральской революции в России, волна революционного разложения, поразившая русскую армию, ПОСТЕПЕННО захватывала и некоторые австро-германские части Восточного фронта.
«Братания», революционная агитация, моральная усталость от жертв и лишений 3-х лет войны, исподволь действовали даже на железную дисциплину некоторых немецких частей Восточного фронта, и это стали с беспокойством замечать в германской Ставке.
(Разумеется, это ни шло, ни в какое сравнение с разложением «самой революционной армии мира», которой тогда командовал адвокат Керенский).
После Октябрьской революции в России эти процессы многократно усилились.
Однако, если остатки русской армии, к концу 1917 года полностью утратили дисциплину и боеспособность, начав массовое оставление позиций и бегство по домам, то германские войска, где сохранялось уважение и влияние офицеров и унтер-офицеров, продолжали оставаться грозной и боеспособной силой как на Западном, так и на Восточном фронтах.
Весной 1918 года германское командование приняло решение атаковать войска Антанты на Западном фронте.
Вот что пишет об этом фон дер Гольц, командовавший там 37-й пехотной дивизией:
«Стало известно, что ОХЛ после того, как разделалось с Восточным фронтом, планирует на весну 1918 года крупное наступление на Западе — вполне очевидное решение. Ведь сражения у Камбре и в выступе у Лаффо пусть и коротко, но показали всю слабость и зависимость обороны.
Каждый мушкетер знал, что, обороняясь, войну не выиграть. Только с помощью наступления можно было заставить врага если не встать на колени, то вместе с успехами подводной войны заставить его отказаться от необоснованных требований и тем самым подвигнуть к миру.
Итак, лозунг «Атаковать!» ободряюще подействовал на измученных бойцов Западного фронта и воодушевил их на блестящие подвиги весны 1918 года…
Несмотря на огромные потери, особенно среди командиров, бодрый дух выдержал даже поражения 19 июля и 8 августа и спас бы Германию от капитуляции, если бы пополнение не было распропагандировано еще по пути из тыла…»
(Примечание: аббревиатура ОХЛ – от немецкого Oberste Heeresleitung (Верховное Главнокомандование).
Разумеется, и генерал фон дер Гольц со своей дивизией тоже готовился к этому решающему наступлению, но внезапно его вызвали в Ставку для нового назначения:
«Я узнал о моем переводе, а именно командующим 12-й ландверной дивизией, что поначалу расценил как опалу. Однако почти тут же я услышал, что должен буду доложиться в Данциге, и один из посвященных смог намекнуть, что для меня готовится нечто особенное…
В Крейцнахе в Ставке я узнал, что вместе с вновь формируемой Балтийской дивизией я должен буду отправиться из Данцига в Финляндию…
Командование за морем отдельной дивизией, вне корпусного или армейского соединения, ведение с ней самостоятельной кампании — это была задача, которую пока еще не доверяли ни одному генералу…
Я все же надеялся, что после выполнения моей финской миссии вернусь во Францию и там приму участие в завоевании окончательной победы, в коей я не сомневался, хотя в столь глубокие прорывы вглубь вражеского фронта, которые были осуществлены впоследствии, не верил. Но я сильно заблуждался.
Успехи в атаках германских войск превзошли все ожидания, и прежде всего они ликвидировали все то, что было достигнуто англичанами и французами за годы повторяющихся раз за разом, тщательно подготовленных попыток прорыва.
Германская армия выиграла величайшее сражение на прорыв, показав себя наиболее достойной победы. И все же несколько месяцев спустя чудовищным образом она проиграла войну — несомненно, самая трагическая судьба из тех, могут постигнуть привыкшую к победам, никем не превзойденную армию…»
Но – все это было впереди, а пока генералу Р. фон дер Гольцу, действительно предстояло решить «задачу, которую еще не доверяли ни одному генералу».
Он неплохо представлял отношение финской интеллигенции и «элиты» к России:
«Руководящие круги финского освободительного движения не позволили себе быть ослепленными революцией в России. Прочь от России! — это было их целью и на тот случай, если в ней к власти придет самая передовая демократия и покажется, что обещанное освобождение от прежнего угнетения уже близко…
Ведь финский народ насквозь демократичен. С 1906 года он обладал всеобщим, равным, прямым и тайным избирательным правом для мужчин и женщин с 24-летнего возраста. Школы, университеты и все прочие государственные учреждения демократичны по сути».
Честно говоря, трудно не удивиться слепоте Николая Второго.
«Угнетенный» финский народ имел такие привилегии и преференции, (всеобщее избирательное право, свою валюту, освобождение от службы в армии, даже в военное время, и т.п.) которые и не снились «угнетающему» его русскому народу!!!
При этом градус русофобии в среде финских «образованцев» и «элитариев» очень высоким и он ни от кого из царских чиновников не скрывался. Модным поветрием среди них было демонстрировать свои прогерманские симпатии.
15 апреля 1918 года, в Гельсингфорсе, Эмиль Сеталь, вице-президент нового правительства Финляндии, установленного с помощью немецких войск, в своей праздничной речи, так говорил об этом:
«Во всех сферах человеческого бытия, прежде всего в области организации общественной жизни, финны восприняли у германцев очень многое. Во времена единения с шведской державой, продолжавшегося шесть с половиной столетий, финский народ привык к германскому праву, которое и сегодня образует основу нашего государственного устройства, к германскому стремлению к свободе и к культуре западных стран, по крайней мере в северогерманской ее форме…
В наших университетах черпали знания из германских работ, а большинство наших ученых учились в германских университетах. Ведь у нас, финнов, особые глубинные основы души, если можно так выразиться, однако германское мировоззрение уже стало частью нашей натуры…
В течение всего последнего столетия мы вынуждены были бороться за наше право быть западными европейцами — безоружная борьба, где нашим единственным средством, которым мы могли защищаться, были наше право и наша культура…
На протяжении всего столетия мы никогда не могли в достаточной мере спокойно работать над решением наших национальных и общечеловеческих задач: даже солнечные дни омрачались грозовыми облаками, и долгое время не видно было ни лучика от солнца свободы, которое так необходимо для развития всякой культурной миссии…
почти все реформаторские законы, которые были приняты полностью обновленным народным представительством, были отвергнуты русским правительством, и тем самым была создана благодатная почва для распространения восточной заразной бактерии в ее чистом виде.(!!!)
Да здравствует великий немецкий народ, прославленный как на полях сражений, так и столь же великий и прославленный в качестве представителя и защитника культурных ценностей всего человечества! Ура!»
Как видим, вице-президент «независимой» Финляндии радостно рассыпается в комплиментах к германскому праву, образованию, культуре, и говорит о том, что «в течение всего последнего столетия мы вынуждены были бороться за наше право быть западными европейцами» (!!!)
(Вам, кстати, это ничего из современных речей наших недавних собратьев, быстренько ставших «небратьями» не напоминает?!)
А вот Россия и русская культура представляется этим финским вице-президентом в виде «восточной заразной бактерии в ее чистом виде»!!!
Вот граф Рюдигер фон дер Гольц и стал учитывать эти настроения обеспеченных слоев финского общества, и опираться на них, при выполнении своей миссии.
Учитывал он и отсутствие дисциплины и боеспособности у русских войск, размещенных в Финляндии:
«Находившиеся в Финляндии русские войска — при царе привыкшие к беспрекословному подчинению начальству, необразованные и несамостоятельные, — когда власть пала, утратили чувство всякой меры в куда большей степени, нежели впоследствии революционизированные германские части».
Генерал Р. фон дер Гольц прекрасно понимал, что такие деморализованные и недисциплинированные войска не могут быть серьезным противником для его, спаянной железной дисциплиной, Балтийской дивизии.
Между тем, обстановка в Финляндии для немецких войск была достаточно сложной: «Революция одним махом присвоила бразды правления почти во всей Финляндии. Члены правительства рассеялись, а все образованные или состоятельные мужи, которые играли прежде хоть какую-то роль, скрывались или же вынуждены были бежать. На юге Финляндии этому оказали поддержку, контрреволюция была совершенно исключена. Попытка мятежа была быстро подавлена, ее участники частью спаслись, переправившись по льду Финского залива в Ревель, и затем сопровождали нас из Данцига…
На северо-западе Финляндии в Остерботнии с ее особенно трудолюбивым и надежным населением уже спустя несколько дней после революции 27 января последовал контрудар. Именно в эту местность был перенесен центр финского освободительного движения, и там его организация продвинулась далее всего. Немногочисленное оружие было тайно доставлено из Германии. …вся Остерботния оказалась в руках лишь слабо организованных, рассеянных по стране белогвардейцев.
Ваза (Николайстад) стала резиденцией правительства, многие члены бежали туда, а сенатор Свинхувуд возглавил его.
В лице русского генерала барона Маннергейма, по происхождению финляндца из шведской фамилии, бывшего на русской службе, они получили энергичного, деятельного, одаренного военного руководителя и организатора».
Очень интересно рассказывает Р. фон дер Гольц о роли Швеции в тех событиях и настроениях в ней в годы ПМВ:
«Швеция упустила великую историческую возможность. Ведь не могло быть сомнений в том, что освобожденная со шведской помощью Финляндия искала бы политической унии со Швецией и обрела бы ее. Однако этого не случилось, и по этой причине финны обратились к Германии, которая стала тем самым отцом новой полностью самостоятельной Финляндии…
К чести Швеции, надо сказать: правые и национальные партии были разочарованы своим малодушным правительством, особенно выдающийся офицерский корпус, который уже долгое время жалел, что не может принять участие в отчаянной борьбе германцев против славян, латинян, английского и американского империализма.
Шведская бригада, численностью едва в 1000 человек, однако хорошо вооруженных, пусть и, к сожалению, без опыта ведения современных боевых действий, под проклятия шведских красных выступила и своей кровью помогла защитить Финляндию, а вместе с тем и Скандинавию от красного потопа.
Шведские офицеры Генерального штаба вступили в штаб Маннергейма и вместе с бывшими финскими и русскими офицерами финской национальности в целом способствовали обеспечению командования…»
Ну и как вам роль «нейтральной» Швеции во всем этом?!
Эта 1000 шведских профессиональных военных в то время была огромной силой на поле боя финской Гражданской войны.
Я уж не говорю об офицерах шведского Генерального штаба, составивших костяк штаба Маннергейма.
Кроме этого Германия направила в Финляндию финский добровольческий батальон, воевавший на Восточном фронте.
Фон дер Гольц так вспоминает об этом:
«Взоры обратились к Германии, которая сначала отправила испытанный в боях, блестяще обученный 27-й егерский батальон под командованием германского капитана Аусфельда. В феврале на ледоколах он пересек замерзший северный Ботнический залив и прибыл как долгожданный освободитель назад на родину в Вазу…»
Тысяча этих финских егерей-добровольцев, в условиях вялотекущей гражданской войны, оказались огромной мотивирующей и организующей «белых» финнов силой.
Их использовали в качестве инструкторов, командного состава в щюцкоровских частях и они сыграли огромную роль в повышении их дисциплины и боеспособности.
Все-таки суровая школа германского рейхсвера и двухлетний опыт войны, под немецким командованием, в действующей армии, полученный егерями, значили очень много…
Однако и этих шведских и финских войск, вкупе с белофинскими формированиями Маннергейму тогда едва хватало для обороны от красных отрядов.
Маннергейм в середине марта1918 года, когда финны Германию о помощи уже давно запросили, оценивал перспективы развития событий как крайне тяжелые в том случае, если в скором времени не высадятся немцы.
Интересно, что Маннергейм, впоследствии, в своих мемуарах излагал несколько иную точку зрения, хвастливо заявляя, что выиграл бы войну и без высадки дивизии фон дер Гольца.
Разумеется, это полная ерунда.
Офицером связи от Маннергейма при штабе Балтийской дивизии фон дер Гольца был назначен полковник Теслефф. Посылая (обходным путем через Стокгольм) свои телеграфные сообщения в Германию, Маннергейм именно с его помощью и поддерживал связь с германской Ставкой и командованием Балтийской дивизии.
Поначалу планировалось высадить германские войска в Ботническом заливе в маленькой финской гавани Раумо. Считалось, что Маннергейм там нуждается в непосредственной немецкой помощи.
«В связи с этим в начале марта в качестве трамплина для высадки в Раумо адмиралом Мойрером с несколькими судами и 14-м егерским батальоном были заняты Аландские острова .
Однако уже в Берлине старый опытный лоцман предупреждал, что там в это время года паковый лед слишком высок и прочен даже для мощнейших ледоколов. Адмирал Мойрер 11 марта подтвердил это в Данциге, а также заверил, что с Аландских островов крупные транспортные суда не смогут пройти ни к Або, ни к Ханко…», вспоминает фон дер Гольц.
Из-за тяжелой ледовой обстановки десантирование германских войск откладывалось.
Маннергейм в это время нервничал и посылал в Берлин отчаянные телеграммы:
«Генерал Маннергейм 20 марта телеграфировал через Стокгольм в Германию: «Пожалуйста, сообщите Теслеффу, что я полагаю своим настоятельным долгом ускорить прибытие германской экспедиции.
Промедление губительно»…
Верховное главнокомандование, Адмиралштаб и Балтийская дивизия — все чувствовали себя одинаково несчастными из-за этой задержки, однако что поделать, нам придется потерпеть еще 10 дней», - сообщает фон дер Гольц.
Как видим, Маннергейм еще 20 марта 1918 года требовал ускорения высадки германского десанта, считая что «промедление губительно»!
В этой ситуации, как вспоминал фон дер Гольц, «следовало принимать решение о новом месте высадки и новом маршруте для судов. Так как высадка в Гельсингфорсе из-за стоявших там русских боевых кораблей расценивалась как авантюра, следовало иметь в виду лишь Ханко — редко замерзающую небольшую гавань с большим рейдом. Но для этого надо было проверить новый маршрут судов на наличие мин…
Повторное применение тральщиков и их опасная работа, стоившая 14 человеческих жизней, продолжались столь долго, что войска погрузились лишь в конце марта, и, к большому сожалению всех участников похода, только 1 апреля корабли смогли выйти в море. Это время было весьма продуктивно использовано для учений и тренировок по десантированию не знакомых с ним войск и командиров».
Какие же силы были выделены для этой операции?!
«Немецкая Балтийская дивизия состояла из: 3 конных стрелковых полков, 3 егерских батальонов, 5 самокатных рот, 2 горных пулеметных команд, 1 баварского горноартиллерийского дивизиона, 2 тяжелых батарей, 1 эскадрона, 1 саперной роты, телефонистов, радистов, санитарных и автомобильных частей, — всего почти 12 тысяч человек.
Руководил этими войсками только что освободившийся штаб 12-й ландверной дивизии, новым командиром которой стал я, а первым офицером Генерального штаба — капитан Карманн.
Эта слабая дивизия получила желанное подкрепление в виде десантного отряда Бранденштейна, тоже из войск с Востока, который, поначалу действуя самостоятельно из Ревеля, позже поступил под мое командование. Он насчитывал 3 пехотных батальона, 1 батальон самокатчиков, 1 эскадрон и 2 батареи».
Прямо скажем, это - не слишком-то много войск.
Но учитывая их высокую дисциплину, боеспособность и моральный дух (а Германия в это время была «на пике» своих военных успехов в Первой мировой войне), а также низкую боеспособность красных финских отрядов и полное разложение русских революционных частей в Финляндии, этого оказалось достаточно.
Если бы наш Балтийский флот, имевший в своем составе в составе 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 миноносцев, 12 подводных лодок, к этому времени смог сохранить хоть какие-то остатки боеспособности, вся немецкая десантная операция могла бы оказаться грандиозной авантюрой с трагическим финалом.
Но «революционные моряки» к этому времени окончательно утратили желание воевать с флотом кайзера и предпочли соблюдать тихий нейтралитет…
«Замысел высадиться в Ханко был дерзким: вдали от войск Маннергейма, только лишь со слабой, единственной дивизией посреди охваченной восстанием территории, без тыловых частей, которые бы обеспечивали коммуникации между войсками и судами…
Войска красных, в тылу которых мы собирались высадиться, располагались против белых в общем на рубеже Бьёрнеборг—Таммерфорс — Хейнола — Выборг, однако до сих пор до решительного исхода дело не дошло. Позади красного фронта, по сообщениям немецкого отдела «вражеских армий», находилось множество русских дивизий в районе Рийхимяки…
Как же следовало использовать плюсы рискованной высадки в тылу врага? Многое говорило за прямое выступление на столицу, где уже долго ждали немцев и в которой красные с каждым днем хозяйничали все бесцеремоннее. Однако марш туда вел почти вплотную вдоль побережья, и тогда под угрозой оказывался левый фланг напротив сильного фронта крепости Гельсингфорса.
При этом никуда не делся еще и немецкий стратегический принцип действовать не против географических пунктов, а против вражеской армии в поле, потому что географические-то пункты победителю достанутся в любом случае.
В данной ситуации это было тем более заманчиво, что продвижение вдоль железной дороги Карие— Хювинкаа выводило к Рийхимяки, самому крупному железнодорожному узлу южной Финляндии, то есть в случае успеха был бы сломан хребет в центре войск противника и столица была бы отрезана от ее коммуникаций со страной и от армии красных», - рассказывает фон дер Гольц.
(Ах, какой же верный стратегический принцип исповедовала немецкая армия: «действовать не против географических пунктов, а против вражеской армии в поле»!!!
Почему же этот принцип (также как и необходимость НЕПРЕРЫВНОГО преследования отступавшего неприятеля) в годы Первой мировой войны нередко забывали наши полководцы…)
Интересно (и малоизвестно, кстати), что кроме 27 финского егерского батальона, во время ПМВ воевавшего в Прибалтике против русских войск, и переброшенного немцами на помощь Маннергейму, в оккупированном Ревеле собралось еще 400 финских добровольцев, которые также последовали за Балтийской дивизией фон дер Гольца:
«За нами следовал первый транспорт с 400 финнами, которые за день до этого прибыли в Данциг из Ревеля, собираясь принять участие в освобождении своего Отечества под германским руководством.
Они были должным образом вооружены, обмундированы по-зимнему и были в Ханко сведены в батальон, которому было дано имя «Теслефф».
…3 апреля мы наблюдали, как уверенно через лед рейда Ханко маленькие катера приближаются к гавани и укрепленному форту перед ней.
Вскоре пришло известие, что гарнизон сопротивления не оказывает, и поэтому мои егеря из 3-го резервного, множество юношей из Берлина под руководством их 60-летнего отца-командира графа Шуленбурга-Либерозе, жаждущие нового, деятельные и хохочущие, взбирались на десантные баржи, чтобы взять Ханко.
Ханко после незначительных боев был взят без потерь, и войска на дрезинах по железной дороге, а также по обледенелым проселкам на Экенес. Локомотивы, к сожалению, за хвачены не были, один поезд, полный вооруженных русских, как раз отошел. Самокатные роты были вынуждены из-за глубокого снега оставить свои велосипеды...
…выгрузка потребовала нескольких дней, и поэтому я с моим штабом еще 3 дня оставался в красивом Ханко. Здесь перед нами предстало вызывающее гордость незабываемое зрелище флотского парада из более чем 50 германских кораблей, двигавшихся во льду, меж скалистых шхер между рейдом и внутренней гаванью…
С высланными в Ханко представителями вмерзшего в лед в Гельсингфорсе русского флота было заключено соглашение, что они при атаке с моря столицы останутся нейтральными, однако затем должны будут отбыть в Кронштадт.
Тем самым адмирал Мойрер смог оказать поддержку наступлению на суше и ворваться в Гельсингфорс одновременно с Балтийской дивизией. Осуществление взаимодействия сухопутных войск и флота удалось блестяще…»
Как видим, рассказ графа Рюдигера фон дер Гольца несколько омрачает общепринятую у нас версию о том, что Балтийский флот, «благодаря героическим усилиям его командующего Алексея Михайловича Щастного» совершил Ледовый переход и «был спасен от захвата и уничтожения немцами».
Как выясняется, захватывать его немцы вовсе не собирались, а одним из условий заключенного с ними перемирия и было отбытие кораблей Балтфлота из Гельсингфорса в Кронштадт.
Если бы у немцев тогда действительно было желание захватить или утопить корабли Балтфлота, то даже тех сил, что были ими отправлены для прикрытия высадки десанта Балтийской дивизии к Ханко (дредноутов «Рейнланд» и «Вестфален», легкого крейсера «Кольберг», тральщиков и многочисленных торпедных катеров) для этого вполне бы хватило.
А при необходимости они могли запросто подтянуть к Гельсингфорсу и другие свои боевые корабли – господство германского флота на Балтике в 1918 году было безоговорочным.
После захвата немцами Ханко, в нем состоялась знаменательная церемония:
«Вечером освобождение было должным образом отпраздновано местными жителями благодарственным молебном, в ходе которого священник произнес проповедь сначала по-немецки, потом по-шведски и, наконец, по фински. У входа в кирху я был встречен отцами города речью признательности, а затем меня сердечно приветствовал певческий ферейн.
Немецких спасителей, несмотря на тут же подготовленные воззвания, здесь еще не особенно знали, и поэтому в приветственных обращениях прозвучало тихое напоминание о надежде финляндцев на то, что им не придется обменять русский кнут на более мягкое господство немцев».
Тут особенно впечатляют, конечно, два момента:
- надежда «отцов города» на то, что «им не придется обменять русский кнут (!!!) на более мягкое господство немцев». (Должно быть, так и хлестали их русские злодеи все 100 лет этим самым «кнутом»);
- в связи с этим возникает и второй вопрос: мог ли почтенный пастор, всю жизнь прозябавший под «русским кнутом», и приветствовавший немцев «сначала по-немецки, потом по-шведски и, наконец, по-фински», сказать эту же самую проповедь по-русски? Или он вовсе гордо не учил «язык оккупантов»?!
В качестве «вишенки на торте» можно привести и еще один характерный пример.
В середине XVIII века на прибрежных островах у Гельсингфорса шведы построили мощную крепость Свеаборг (швед. Sveaborg — «Шведская крепость»).
В 1808 году, во время русско-шведской войны, Свеаборг был осажден русскими войсками и 26 апреля 1808 года был сдан, после непродолжительной осады. Победителям досталось 7,5 тысяч пленных, более 2 тысяч орудий, огромные запасы всякого рода и 110 военных судов.
Более 100 лет Свеаборг находился в составе Российской империи (под русской «оккупацией», как сейчас стало модно говорить у либеральных публицистов).
В крепости были построены: станция русского военного флота, сухие доки, арсеналы, матросская школа, казармы, цейхгаузы, пороховые погреба, резервуары пресной воды, а также православная церковь, которую в 1854 году там воздвиг знаменитый архитектор Константин Андреевич Тон (он же построил Храм Христа Спасителя и Большой Кремлевский дворец в Москве).
Кстати, эта церковь в Свеаборге была очень похожа на знаменитый Храм Христа Спасителя в Москве
Там же находилась главная база русского Балтийского флота и содержался довольно многочисленный гарнизон русских войск.
За все 100 с лишним лет русского «владычества» им и в голову не пришло переименовывать на русский лад название Свеаборга (хотя бы в «Русскую крепость»), или менять историческое шведское наименование Гельсингфорса. (Видимо пресловутый «русский кнут» тут недорабатывал).
А вот финляндская «элита» не слишком-то «чикалась» с историческими шведскими наименованиями, и в декабре 1918 года, переименовала Свеаборг в … Suomenlinna («Финская крепость»). Шведы узнав про это долго возмущались, но сделать ничего не смогли.
О том, как жилось русскому населению Финляндии, после прихода к власти Маннергейма, можно прочитать в этой главе: http://www.proza.ru/2016/10/05/700.
Очень интересна и судьба православного пятиглавого собора архитектора К.Н. Тона в Свеаборге.
Финляндское руководство, освободившись от «русского кнута», попросту снесло все его купола, а на оставшемся месте установили надстройку напоминающую толстый карандаш, превратив заодно эту православную церковь в лютеранскую кирху.
И – ничего. Никто эти особенно не возмущается ни у нас, ни в Финляндии, тем более.
Ибо всем хорошо известно, что сносили церкви только злодеи-большевики, а получившие независимость поляки в Варшаве (снесшие там православный собор Александра Невского) или финны в Свеаборге – лишь восстанавливали, таким способом, свою, «попранную русскими», национальную гордость.
Ну и еще один важный момент надо подчеркнуть, в завершении этой главы.
Как вы думаете, какую же конечную цель имела эта десантная операция (кроме установления в Финляндии марионеточного прогерманского правительства)?!
Вот, что пишет об этом генерал Р.фон дер Гольц:
"Чего же хотела Германия ? Почему была проведена эта операция?
Однажды в 1919 году в речи за столом у финского посланника Ельта генерал Людендорф сказал:
«Все мои решения я принимал рассудком, решение же помочь Финляндии я принял и головой, и сердцем».
«Сердцем», потому что Германия как передовой боец за германскую культуру не может спокойно смотреть на то, как народ, хорошо и по-германски образованный, любящий нас и поддержавший добровольцами, подпал под власть коммунистического варварства…
Речь шла о том, чтобы сдерживать Советскую Россию, стоявшую за финским восстанием, запретив ей любое распространение своей власти, тем самым предотвратив образование нового Восточного фронта.
Отбрось мы большевиков назад к Петербургу — и их власть, превратившаяся в своем стремлении к мировой революции в империалистическую, получила бы новый чувствительный удар.
А затем вместе с союзной Финляндией с рубежа Нарва — Выборг можно было бы держать в клещах русскую столицу.
К тому же следовало не допускать английского влияния на Россию.
Англичане взяли под контроль незамерзающее мурманское побережье и Мурманскую железную дорогу.
Оттуда они могли бы оказывать давление на Петербург, свергнув там власть большевиков и получив в свое распоряжение русский флот в Кронштадте все еще находившийся под контролем старорежимных царских офицеров и занимавший достаточно самостоятельную позицию по отношению к петербургским властителям, — и по возможности и с суши, и с моря создавая для нас нового опасного противника на Востоке.
К тому же господство красных в России еще не было обеспечено настолько, чтобы не быть сброшенным изнутри бесчисленными приверженцами Англии.
Германские войска и суда в Финляндии образовывали краеугольный камень германского владычества на Балтике, они угрожали Петербургу и фланкировали Мурманскую магистраль — дорогу английского вторжения в Россию.
Цель была настолько значительной, что вполне оправдывала отправку туда не слишком больших сил и их размещение там впоследствии».
Думаю – понятно, что главной целью немцев тогда было, в конечном счете, свергнуть большевистское правительство в Петрограде и установить там прогерманское монархическое правительство (по образу и подобию финляндского), чтобы с его помощью попытаться изменить баланс сил и ситуацию на фронтах мировой войны.
Это германский Генеральный штаб и планировал сделать осенью 1918 года. (о чем мы еще поговорим в следующей главе).
Как ни странно, но немцы тогда вообще считали большевистское правительство чуть ли не «проанглийским» и, во всяком случае, не дружественным для себя.
Фон дер Гольц в этой связи отмечает:
«Показательно также, что красные газеты освещали мировую войну лишь с позиции Антанты. Было ли это следствием Брестского мира или же тогда в лагере красных полагали, что Англия никогда не предпримет ничего серьезного против красной угрозы нашей цивилизации?»
Командир русской 106-й пехотной дивизии, которая была развернута в западной Финляндии (г. Таммерфорс), полковник Михаил Степанович Свечников в Октябре 1917 года добровольно перешел на сторону Советской власти и был одним из руководителей «красных» войск в Финляндии.
В своих воспоминаниях «Революция и гражданская война в Финляндии», он так вспоминал о начале германской интервенции:
«Моральное впечатление, произведенное немецкой интервенцией было огромно.
Она буквально парализовала действия правительства, не говоря уже о массах, у которых, после небольшого подъема небывалого еще в истории рабочего движения, наступила пора нервозности, неуверенности в своих силах, и навлекла панику.
В то время Германия достигла апогея своей славы, своего могущества и в результате своих успехов к этому моменту всемирной войны могла диктовать свои требования Советскому Правительству…
Даже русские добровольцы стали постепенно оставлять финскую Красную армию, что еще больше расстраивало ее ряды и производило невыгодное моральное впечатление».
Если говорить прямо, то с момента высадки регулярных германских войск, результат Гражданской войны в Финляндии стал предопределен.
Никакого существенного сопротивления дисциплинированным и хорошо подготовленным германским частям разрозненные полуанархические отряды финской Красной гвардии и русских добровольцев оказать не смогли.
Началась быстрая деморализация, многие самовольно оставляли свои позиции, или просто разбегались по домам.
Как отмечал Свечников: «…Это сразу повлекло за собой отлив добровольцев, как командного, так и солдатского состава».
Воевать с регулярными частями германской армии весной 1918 года в «революционной» русской армии мало кто хотел. Слишком горьким был опыт сражений Первой мировой войны с немцами…
К началу марта русских добровольцев во всей Финляндии у Свечникова оказалось всего около ОДНОЙ тысячи человек. (Это - меньше, чем у Маннергейма было только финских и шведских добровольцев, подчеркнем!!!)
Развал остатков русской армии и Балтфлота, их массовая демобилизация и убытие в Россию, поставили финскую Красную Гвардию в очень тяжелое положение.
В следующей главе мы и поговорим о некоторых подробностях Гражданской войны в Финляндии.
Продолжение:http://www.proza.ru/2018/08/31/635