Лидия. Наброски романа.
1994 год, 20 октября. Seattle
***
«Проходи, садись в кресло. Я сейчас освобожусь». Бегает от меня к ученице в соседнюю комнату. Придет, присядет рядом и – в глаза. Улыбается, что-то говорит – что-то совершенно обыденное, не настораживающее. Вдруг – на руки поднял, к себе прижал. Удивленье, смятенье, нежность: зачем? Ведь не любит, не влюблен – просто быть не может.
Весь день на тахте: губы, руки, окутана лаской, как облаком. Последние запреты в мозгу: вырваться, уйти? Нет, невозможно. Но только нет, чего-то нет, не хватает. Чего? А-а… слова. Не те слова, не о том. «Ты мне приятна, губы твои, а ведь другой может целовать и не ощутить этого». Что-то говорит, завораживает, но нет, не то, не те слова, когда так близко, и ты – не ты, а только оболочка, и в ней переливается такая нежность, и желание – еще не понимающее, не узнающее само себя.
«А ты на мне женишься?» Глупо, смешно, стыдно до слез. Рассмеялся. Уснул – обнимает во сне. Рука так нежно внизу и страх: только бы не убрал! Потом все ночи с этой переплетутся: тусклый рассвет на Горького, шорох редких машин, а в голове громко, гулко от бессонницы и во всем теле: «Господи, уже утро, ну зачем уже утро, ну пусть еще побудет со мной!»
Первая ночь с любимым, когда ничего не случилось – и все произошло. Тело то же – душа другая. Нет, и тело не то. Оно вдруг узнало себя – и того, ближе которого уже никто не сможет стать. А в голове все равно стучит: «Нет, не любит, а тогда и ничего не надо, ничего не хочу!» Ошибка? Для меня, той – единственно возможное.
***
Уехал, не вспомнил, не простился. Так, ничего не значащая минута. А мне ни забыть, ни рассказать – носи в себе. Обида не на то, что случилось, а того, что не случилось, жаль.
***
Посмотрел в глаза – будто солнце в душу. Жарко, душно. Сердце заколотило. Схватил на руки, тащит почти волоком через всю квартиру на кухню – целовать. Пьян? Да, пьян и весел. И печален. Упираюсь, не хочу, стыжусь – умом, стыдом. А душой и телом – к нему. Люблю? Еще не знаю. Влюблена еще не в человека, в свою фантазию– все как не со мной. Вырываюсь от рук, от ласк – таких смелых тогда. Вспомнила: «Хочешь, продам тебе Лешку за 20 килограмм рокфора?» Что за страсть к сыру такая? Вот и Киру Оська так же за 20 кг. рокфора продал… «Покупай – потом пожалеешь, что отказалась.» …Пожалела!
***
Слова, слова, слова… Любит, скучал. Умом не верю, а плоти – все равно, что правда, что ложь. К нему, к нему! Рядом с ним, нет, не рядом, слившись, как два тумана – нет своей воли, нет мыслей, нет желаний, отдельных от его желаний. Только откуда-то издалека: «Не верь, не верь, берегись, не верь!»
Снег – сильный, хлопьями, и я дурочкой рядом: зачем иду, куда ведет? Все – как не со мной. Только потом – и всю жизнь – отчего, когда с ним, то как в облаке, и больше нет ничего.
Лидия. Наброски статьи.
1994 год, 12 декабря. Seattle.
Как ни странно, в любом обществе именно система образования является самой стабильной и наименее подверженной изменениям. Можно даже сказать, что это – одна из наиболее реакционных систем. И это правильно, т.к. система образования должна сохранять традиции и постоянство до тех пор, пока общество не убедится в правильности измененного курса своего развития. Массивные неоправданные изменения ведут за собой огромную потерю потенциала развития народа. Тем не менее, наступают моменты, когда изменения в системе образования необходимы, причем промедление может отрицательно сказаться на развитии общества. Перед этой проблемой встало Российское образование в период перестройки. «Открытые двери» России поставили ее перед необходимостью соответствовать положению «великой державы» в таких повседневных и неотъемлемых правах человека, как право на высококвалифицированное медицинское обслуживание, право на получение достоверной информации, право на достойный образ жизни и, наконец, право на жизнь в приятной, дружелюбной и комфортной атмосфере. Но эти права останутся только пожеланием, если общество не сможет экономически обеспечить их возможность. Решить этот вопрос – задача системы образования страны.
NB! Образование = обучение + воспитание! – нужно пояснить.
Лидия. Из Дневника.
1995 год. 1 января. Seattle.
Сегодня говорила с Кирой. Вспомнили Новый год в Москве. Какая разница! Здесь главное – Рождество. Но у нас все перепутано по датам: сначала Новый год, потом – Рождество. А интересно, как бы мы жили, если бы наш календарь остался, как был, на две недели позже всего западного мира? Но Новый год и Рождество бы не путались. Хотя, с другой стороны, тоже хорошо: два Новых года, два Рождества…
Рождество в Сиэтле – это что-то совершенно особенное, особенный праздник, от которого теплеет на сердце. Мне здесь, считается, повезло: я вижу уже третье Рождество в снегу. White Christmas. Все как на рождественской открытке: домики в огнях, на некоторых – силуэты оленей и саней – сразу становишься ребенком, и сердце замирает как-то сладко и тревожно. Когда я увидела Рождество в первый раз, это было как воспоминание о чем-то, что уже было в моей жизни, но я забыла об этом. В Сиэтле темнеет рано, и уже после семи вечера эти огоньки становятся такими яркими, как звезды на Крымском небе августовской ночью.
Позвонила Кира, поздравила. Говорили об Алеше. Кира почти не видит его, но знает, что все хорошо: работает, дом замечательный, счастлив. Я делаю вид, что мне все равно, не расспрашиваю.
Часть 2.6. http://www.proza.ru/2018/06/06/1627