Странный век... Глава 5. Марцела

Ирина Шаманаева
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2018/05/19/1292

В 1879 году, тотчас после избрания президентом Жюля Греви, профессор Декарт опять подал на апелляцию и по совету своей старинной подруги Колетт Менье-Сюлли нанял надежного адвоката, специалиста по политическим процессам. На этот раз дело было принято к пересмотру, суд его полностью оправдал, и в посольстве Франции ему торжественно выдали французский паспорт. Первым побуждением было немедленно уехать на родину. Так бы он и сделал, если бы перед этим не получил заманчивейшее предложение от Королевского колледжа – одного из двух университетов шотландского города Абердина. Его приглашали штатным преподавателем и заранее были заинтересованы во всех курсах, которые он прочитает. Даже если вы когда-то были профессором Коллеж де Франс, такими предложениями не разбрасываются!

В Шотландии для него вернулось счастливое время. Здесь были горы, лес и холодное бурное море – то, что он любил. Когда в первое же воскресенье он пришел в университетскую церковь, новые коллеги, кальвинисты-пресвитерианцы, расцвели улыбками – они были заранее уверены, что профессор с французским именем не может быть никем иным, кроме как «папистом», и его вероисповедание оказалось для них приятным сюрпризом. С нового учебного года он чувствовал себя в ударе и читал лекции с давно забытым блеском и вдохновением. Послушать профессора Декарта студенты приезжали даже из Эдинбурга и Глазго. Фредерик уже подумывал остаться в Шотландии навсегда.

Там, в Абердине, он познакомился с баронессой фон Гарденберг.

Она была родом из города Бреслау, с восточной окраины Германской империи, дочь архитектора Клауса Эйнемана и польской дворянки из рода Потоцких, бездетная вдова барона фон Гарденберга, убитого на франко-прусской войне. Ее звали на польский манер Марцела (здесь это имя, конечно, произносили как «Марси»), и ей было тридцать пять лет. В Абердин она приехала не так давно по приглашению золовки, миссис Эмерсон, которая была замужем за профессором математики. На одном из званых вечеров у Эмерсонов профессор Декарт ее и встретил. Если вы ждете повторения истории с госпожой Фантоцци, то нет, это было совсем другое. Но было и общее в двух эпизодах его жизни: он снова запутался.


Марцела Эйнеман фон Гарденберг была настоящей красавицей: высокая, хрупкая, с античным профилем, копной каштановых волос и широко расставленными загадочными темно-зелеными глазами. Когда я познакомился с ней через тринадцать лет после их первой встречи, она и тогда была еще очень хороша собой. Неизвестно, по какой причине она вдовела целых восемь лет. Ей делали предложения такие мужчины, что она давным-давно могла получить и богатство, и новый титул. Но она почему-то всем отказывала. Только незадолго до встречи с профессором Декартом согласилась выйти замуж за обозревателя «Таймс» Джорджа Мюррея. Он сам был шотландцем из Абердина, но работал в Лондоне и с невестой виделся очень редко. Их свадьба была назначена на май 1880-го.

Если и вы, профессор, вслед за некоторыми биографами Фредерика Декарта представляете Марцелу фон Гарденберг красивой и безвольной куклой, то это не так. Она была очень умна. В то время бы сказали: умна не по-женски. Но сейчас я не рискну так выразиться при своей внучке Соланж – она, если вы понимаете, из тех девчонок, что носятся с книгой «Второй пол» Симоны де Бовуар  и считают, что среди женщин мало гениев, потому что мужчины веками держали их в детской и на кухне! Внучка так меня распропагандировала, что я с ней уже практически согласен. Ну, ладно. Я только хочу сказать, что Марцела фон Гарденберг очень много знала, была язвительна и точна в своих суждениях, а ее вкус сразу же стал эталоном у абердинских дам. Госпожа фон Гарденберг была талантливой переводчицей. Бьюсь об заклад, вы и не знали, что ей принадлежат до сих пор никем не превзойденные переводы на немецкий язык романов Шарлотты и Эмилии Бронте! Она работала над переводами помногу и всерьез, хотя средства, оставленные мужем и отцом, позволяли ей не думать о хлебе насущном. Проговорив с ней целый час в гостиной Эмерсонов, профессор Декарт был удивлен ее меткими и глубокими суждениями о литературе. Очевидно, она хорошо знала то, о чем говорила, а он таких людей уважал. Теперь на эмерсоновских четвергах они с порога высматривали друг друга в толпе и при первой же возможности уединялись где-нибудь в уголке, чтобы что-нибудь обсудить, обменяться новостями и всласть поспорить.

Фредерик считал ее просто светской знакомой, хотя она, как выразилась бы нынешняя молодежь, его «зацепила». Она не могла претендовать на место в его сердце, которое было раз и навсегда отдано Клеми. В ней не было ни ее безмятежности, ни ее мягкости. Марцела казалась чуть слишком экзальтированной, нервной, даже немного высокомерной – то, что немцы называют словом hochn;sich. В ее присутствии Фредерик испытывал волнение, но это было волнение не только и не столько естественного физического свойства, вызванное ее красотой. Он увлекся баронессой фон Гарденберг, потому что его восхитил ее ум, и еще, не в последнюю очередь, из-за ее громкого имени.

Как бы это вам объяснить… Он почти не разбирался в живописи, сам охотно это признавал, однако любил смотреть на нарядные полотна семнадцатого века в тяжелых раззолоченных рамах. К аристократии в целом никакого почтения он не испытывал, в социальных конфликтах всегда брал сторону тех, кто живет своим трудом, а не за счет ренты с собственности, и придерживался довольно левых взглядов на общественное устройство, что для его круга было нетипично. Но при этом питал благоговейную слабость к женщинам со светскими манерами, умеющим носить меха и бриллианты, способным поддержать остроумную беседу на любую тему. Маскируя шуткой свою робость, которую он обычно испытывал в обществе таких женщин, Фредерик называл Марцелу «леди Совершенство».


Они встретились на следующем эмерсоновском четверге, потом еще на одном, потом еще на одном. Потом в Абердин приехала венская драматическая труппа, и Фредерик пригласил госпожу фон Гарденберг в театр. Как-никак немецкий язык был родным для них обоих. После спектакля он проводил ее до дома. Прощаясь, она сказала: «Не знаю, как вы, мсье Декарт, а я, наверное, вовсе не усну: у меня перед глазами стоит это страшное, вдохновенное лицо Марии Стюарт». Она негромко повторила начало ее последнего монолога. Фредерик продолжил цитату – и оборвал на полуслове. Недоговоренная немецкая фраза, странный шум в ушах после спектакля, лунный свет, который равнодушно заливал красные крыши Абердина, печаль и одиночество, особенно невыносимые в этот октябрьский вечер… Он вдруг понял, что напрасно воображал, будто стал неуязвим.

Фредерик был внешне спокоен, но внутри бушевала паника. Марцела фон Гарденберг ему очень нравилась, однако совершенно не трогала его сердце. Ему шел сорок восьмой год, он не избавился от своей навязчивой идеи о смерти, которая якобы ждет его по достижении отцовского возраста. О новых отношениях думать не мог без страха. Но если не сделать шага, которого она ждала, если не решиться начать все сначала, как же теперь свести к нулю то, что появилось между ними и развивается по своей собственной логике? Разве что, не дожидаясь конца учебного года, расторгнуть контракт и уехать из Абердина во Францию. К этому он тоже не был готов...

И тут оказалось, что Марцела, зрелая, искушенная женщина, полюбила Фредерика со всей искренностью, силой чувств и бескорыстием, достойным юной девушки. Она была благородна. Не желая ставить своего жениха в унизительное положение «запасного», она попросила его расторгнуть помолвку. Тот приехал в Абердин в ярости. Имени профессора Декарта Марцела не назвала, да ему этого и не требовалось, у него были свои источники. Он знал, что между Марцелой и Фредериком не было ничего предосудительного, но дела это совершенно не меняло. Его невеста увлеклась недостойным человеком, и он готов все доказать. История с высылкой за шпионаж хоть и закончилась оправданием, но там было немало мутных и подозрительных обстоятельств, так что кто знает, кто знает… Зато постыдный роман во Фрайбурге с женой попечителя университета он уж точно не посмеет отрицать. Если недопустимая дружба между ним и Марцелой не прекратится, он, конечно, расторгнет помолвку, но предаст гласности в Абердине все, что узнал об этом так называемом профессоре!
Марцела похолодела при мысли, что профессор Декарт, которого знал и уважал весь Абердин, из-за нее может стать объектом грязных пересудов. Поддаваться на шантаж она, конечно, не собиралась. «Я больше не буду с ним видеться, обещаю, – сказала она. – Но и с вами тоже. Прощайте, мистер Мюррей. Не могу поверить, что такого страшного человека я чуть не взяла в мужья!»

Мюррей уехал в Лондон. Марцела, боясь скандала, отклонила несколько приглашений одно за другим только потому, что там бывал и Фредерик. Встретив его на улице, перед самым его носом резко свернула в переулок. Он сообразил, что она его избегает. Однако вместо облегчения почувствовал досаду и укор совести.
Он написал ей записку – она не ответила. Как бы между делом справился о ней у Эмерсона – рассеянный профессор математики сказал, что с ней, кажется, все в порядке. На четвергах у Эмерсонов она больше не появлялась. В начале марта он услышал, как Ульрика Эмерсон, в девичестве фон Гарденберг, что-то рассказывает о ней двум своим подругам, и волей-неволей остановился. «После того, как она расторгла помолвку с этим Мюрреем, – между нами, не понимаю, зачем она вообще была с ним помолвлена, – с ней творятся непонятные вещи, – донесся до него громкий шепот. – Молчит, худеет и бледнеет, становится все больше похожа на свою мать, которая в тридцать лет умерла от чахотки. Вчера я настояла, чтобы она показалась врачу…»

Фредерик вышел из дома незамеченным и отправился прямо к ней. Открыла испуганная горничная. Следом, нетвердо ступая, вышла Марцела фон Гарденберг в теплом халате и наброшенном сверху платке, бледная, с алыми пятнами на щеках. «Уходите! – зашептала она. – Вам нельзя здесь находиться». – «Что сказал доктор?» – он с изумлением услышал в своем голосе умоляющие ноты. «Это не чахотка, – медленно проговорила она. – Я сильно простудилась. Наверное, поправлюсь. Вот только не знаю, для чего мне жить…» И тут она разрыдалась. Она плакала, прислонившись к дверному косяку, ее худые плечи тряслись. Уж на что мало опыта имел Фредерик в любовных делах, но даже он понял, что рыдает она не из-за расторжения помолвки с Джорджем Мюрреем.

Он видел, что самое разумное – позвать горничную, а самому уйти. И не смог. Глядя на нее, чувствовал, что его сердце разрывается от жалости. Фредерик прошел в переднюю, невзирая на ее бессвязный лепет («Не приближайтесь! Вам не поздоровится, если мой бывший жених узнает, что вы были у меня. В соседнем доме у него глаза и уши! Он вас уничтожит!»), обнял ее, усадил на кушетку, погладил по голове. «Но почему я должен его бояться?» – спросил он. «Не разочаровывайте меня, профессор…» – вздохнула Марцела.

Фредерик сам не понял, как это получилось, но того, чего не могла от него добиться победительная и гордая Марцела, легко добилась Марцела больная, бледная, некрасивая, без стеснения плачущая перед ним. Его захлестнули жалость и нежность. «Выходите за меня замуж, баронесса, – сказал он, вкладывая в голос всю свою иронию, чтобы это не прозвучало слишком выспренне. – Хоть я не барон и даже не сын полковника, как мистер Мюррей, но защитить нас с вами от клеветы, думаю, смогу».


На этот брак он решился под влиянием момента, но потом трезво взвесил все его преимущества. Хотя он мог теперь вернуться во Францию, Абердин ему нравился, и перспектива прожить в Шотландии оставшиеся годы не пугала. Во Франции снова ждала неизвестность, а здесь его положение было прочным как никогда. Осложнять отношения с церковью, однако, не следовало: как единоверца, его приняли здесь радушно, но холостяки его возраста доверия обывателям обычно не внушают, и об его дружбе с Марцелой фон Гарденберг толки понемногу шли даже без «разоблачений» Мюррея. Баронесса фон Гарденберг была красива, умна и знатна. Фредерик знал, что она его любит, испытывал искреннюю благодарность, а теперь, когда увидел ее такой уязвимой, чувствовал и другое – почти отеческую нежность, потребность защищать эту хрупкую, отважную девочку-рыцаря. Он легко убедил себя в том, что семья у них получится не хуже, чем у других.

О помолвке они объявили в конце марта. Свадьбу назначили на июнь. Все сплетни сразу утихли. Между Марцелой и Фредериком ничего не изменилось, их отношения после помолвки не потеплели. Виделись они нечасто, и даже разговаривать им теперь словно бы стало не о чем. Непринужденно болтать, как раньше, о книжных новинках и спектаклях теперь мешал их новый статус, необходимость строить и обсуждать хоть какие-то планы на их будущую совместную жизнь. И у обоих это получалось очень плохо. У Фредерика – потому что его эти разговоры утомляли и вызывали внутреннее сопротивление, у Марцелы – потому что она догадывалась, что чувствует Фредерик. Обсудить удалось только minimum minimorum – то, что они обвенчаются в часовне университета, пригласят немногочисленных гостей на скромный обед в ресторане на привокзальной площади, сразу уедут в свадебное путешествие в Париж, а потом вернутся, подыщут себе новую квартиру и заживут семейной жизнью.

К этому все понемногу и шло, но в Париж профессору Декарту пришлось съездить одному, и гораздо раньше, чем он планировал. В начале мая он неожиданно получил письмо от нового ректора Коллеж де Франс. Ректор очень любезно, но настойчиво приглашал его приехать для какого-то конфиденциального и важного разговора. Из намеков следовало, что ему хотят предложить место штатного профессора, собственную кафедру и один из основных курсов с нового учебного года. Все это надо было точно узнать и всесторонне обсудить. Фредерик взял двухнедельный отпуск в университете, простился с невестой и уехал ближайшим поездом.

Следующая глава: http://www.proza.ru/2018/05/19/1319