Алексей. Письмо первое.
1971 год, 10 января. Аул Бешта. Дагестан.
Лидия, милая!
Я не знаю, как написать тебе то, что, чувствую, должен сказать. Неделя, проведенная с тобой в Москве, дивная неделя, кажется мне сном. Когда прощались с тобой в аэровокзале, думал: заберу с собой, в чем есть увезу, умыкну тебя, а там – будь, что будет. Только в последний момент остановило что-то меня. Посмотрел на тебя, с глазами твоими огромными, ореховыми, да на сапожки твои московские… А приехав к себе, окунувшись в неустроенную жизнь свою, понял: слава Богу, что не поддался минутной слабости - а ведь иначе, как слабость, не назовешь мое влечение к тебе. Ну а разговор наш телефонный и тебе показал, я думаю, что нечего нам сказать друг другу. Так и жизнь наша с тобой, если бы, не дай Бог, соединили мы судьбы наши, была бы такой же тягомотной и ненужной, как и разговор тот. Тебе, я думаю, легко будет забыть мимолетную нашу встречу. Может быть, не сейчас, потом, ты поймешь и простишь меня.
Алеша
Лидия. Из Дневника.
1981 год, 14 июня. Москва.
Воспаление надкостницы. Была у зубного. Два дня подряд давали наркоз – «веселящий газ». Вчера помнила, что в состоянии наркоза ощущала что-то необычное, но никаких деталей. А сегодня сконцентрировалась. Рядом врач-анестезиолог. Он накладывает мне на лицо маску с закисью азота. Странные ощущения. Куда-то уплываю. Сначала приятное онемение. Потом где-то внизу на счет четыре ощущаю всем телом резкий, пронзительный гул, похожий на сирену, оповещающую о воздушной тревоге : у;-у;-у-;-у-; Три «у» вверх, и одно «у» вниз. И купол над головой – звездный. Кажется, что именно сейчас происходит нечто самое главное в жизни: понимаешь ее смысл, входишь в сверхсознание. Голоса доносятся издали, и голос одного человека, того, который ввел тебя в это состояние, - самый главный в жизни. Голос ласковый, теплый, знающий свою силу, спокойную силу. И я знаю: что этот человек скажет, то и сделаю, не сомневаясь и не размышляя. Все же пытаюсь понять: из чего складывается эта сила? Может быть гул, стоящий вокруг, и царящий во мне самой (у;-у;-у-;-у-;) – то, что снимает барьер воли? Может быть, и этот звук, и этот звездный купол, что несется на меня? Не знаю. Понимаю только, что ничего нет, кроме этого голоса, знающего, что я должна делать. И нет предела и радости моей, и защищенности оттого, что есть голос, который знает, что я – пустота, и все зависит от этого всесильного голоса: что он даст мне, то и будет в этой пустоте. И вот я уже лечу к свету по темному туннелю. А куда лечу? Улетаю и не знаю, вернусь ли в свою знакомую жизнь – и чувствую, что нет, не это важно: то, к чему я лечу, завораживает радостным ожиданием.
И тут же мысль: А как же Денисика оставить, такого маленького? Потом понимаю, что нет, не берут меня в этот новый радостный мир, еще не время, и обещаю себе: хорошо, пока вернусь, но все запомню, все до деталей. И тут же в конце туннеля слышу смех: ничего не запомнишь, все позабудешь! И что-то меня вверх подкидывает – я всплываю и просыпаюсь. Врачи смеются: «Действительно, веселящий газ. Вы так хохотали!» И еще странная деталь: в тот момент, когда за меня принималось решение, остаться или вернуться, дергается правая рука и нога – и спадает одна туфля. Сразу пришло на ум: когда видишь человека, попавшего под машину, всегда знаешь, жив ли он, по этой примете: если обувь с ног упала, значит уже там. Возможно, я туда летела, только вернулась с полдороги? Теперь я больше не боюсь смерти. Нужно только сначала немножко потерпеть – да это и хорошо: есть время на подготовку. Страшно внезапно уйти.
Часть 1.3. http://www.proza.ru/2018/04/28/35