Лидия. Письмо первое.
1984 год, апрель. Москва*
Утеряно.
Алексей. Письмо второе.
1984 год, 15 июня. Валдай, деревня Глазово
Моя чудесная, моя любимая!
Так неожиданно и так приятно было получить вдруг твое письмо. Спасибо. Я молчал, потому что надеялся – вот-вот увижу тебя. Все представлял себе неожиданную эту встречу. До последнего времени не было ясно, останемся ли мы здесь, или возвращаемся в Москву. Работа тяжелая, с прошлогодней не сравнить. Мы потребовали за нее большие деньги (по совхозным масштабам), по 1100 руб. в месяц*, к сожалению, на двоих. Или платите, или мы уезжаем. Дайте две недели подумать и согласовать – попросили у нас. Хорошо, - ответили мы, - будем пасти до первого июня. В последние числа мая из дирекции сообщают – да – они согласны, но дайте еще дней десять подумать. И только вот сейчас окончательный ответ – согласны. Так что почти месяц – как морковка перед ишаком, маячила возможность возвращения. И хотя такой отъезд был не очень желателен, т.к. вернулся бы без денег, и надо было бы срочно куда-то устраиваться, а куда – неизвестно, т.е. полная неопределенность, но я все думал о том, какой у нас с тобой будет дивный месяц. Вспоминал тебя, дивную, вспоминал наши встречи и все мыслил, надеялся – хоть бы отказали, черт с ним, с заработком, проживу. Вот так – или любовь, или деньги. Но, обычное злодейство, деньги взяли верх. После согласия совхоза нам остается только работать и зарабатывать. И как только стало ясно, что в Москву я не возвращаюсь, что встрече нашей не суждено состояться, то, как в драме, – небо вдруг сразу нахмурилось, и с севера понеслась по нему какая-то серость, и такая наступила непогодь, такие дожди и ветры, что все попрятались по избам, и живой души не увидишь. Комары и слепни, и те не
то передохли, не то скрылись до поры. А нам все одно – каждый день надо выгонять скотину и пасти ее до вечера, а она при такой погоде все норовит в лес забиться, в самую гущу, оттуда ее и не выковырять, а там волчьих следов пропасть – ждут-поджидают глупых наших буренок. Тут еще вдобавок Саша – напарник мой, колол дрова и въехал себе топором в ногу. Кости целые, но рана глубокая, и в больницу не отвезти – бездорожье полное, все ручьи превратились в реки, и тракторы захлебываются. Телефона нет, связи никакой нет, а врача тут никогда и не видывали, так что лечись, как знаешь. Вот Саша и лежит, зализывает свою рану, а я пасу и матерюсь за двоих и кляну и погоду, и скотину, и деньги. Возвращаюсь в избу мокрый и злой, сушусь у печи, слушаю, как возятся крысы в подвале и думаю: что я, собственно, здесь делаю, чего мне в городе не сидится? По делу вору и мука – так, кажется. И все же – не так все и страшно. И хотя устаю, как пес, и писать, конечно, ничего не пишу, но чувствую себя очень неплохо. О снотворном, что прихватил с собой по городской привычке, и думать забыл, и Леви еще не открывал – нужды нет, а так почитываю с удовольствием англо-американскую дребедень и живу почти что растительной жизнью. Приходится еще заниматься готовкой да мотаться в соседнее село в магазин. Но в августе приедет Стелла и будет жить в деревне уже до конца нашего «срока», и тогда будет несколько легче. Примерно через неделю, как только заживет нога у Саши, перегоним мы стадо на дальние лесные пастбища, это уже совсем на отшибе. Как кочевники, на навьюченных лошадях перевезем свое шмотье, запасы еды и будем жить там в палатке, только бы с погодой все было нормально. Сегодня вот первый сносный день: и небо кое-где голубеет и не льется с него. В деревне появимся только в конце июля, пропасем здесь с месяц, а в последних числах августа опять на дальние пастбища, уже до октября. Так что короткая наша с тобой переписка на этом и обрывается, но месяц уже прошел, Бог даст и остальные пролетят незаметно. Не так давно получил письмо от Киры и в нем несколько очень теплых строк о тебе. Приятные чудеса. Так хочется, чтобы все к тебе хорошо относились, чтобы понимали, какая ты у меня чудесная. Я вспоминаю тебя часто, думаю о тебе, о нас с тобой, и мысли эти, скорее не мысли, а чувства, нежные, подкожные – их никакими письмами не передать. Одно хочется – скорее тебя увидеть, вот и тороплю время: скорее, скорее. А оно и на самом деле, в дурацких делах моих, теми, что сейчас занимаюсь, пролетает совсем незаметно. Как твоя болячка имени Надежды Константиновны*? Не манкируй, пожалуйста, посещением врача, будь к осени совсем здоровенькой. Скорее бы тебя обнять, дуреху длинную, нежную, такую замечательную. Так соскучился по тебе. Быстрее бы эти месяцы пролетели, хоть бы совсем вычеркнуть их из жизни, больно они тоскливые без тебя. Но не буду скулить, а то совсем тошно станет, буду ждать терпеливо нашей встречи.
Целую тебя, моя любимая.
Алеша
* Зарплата преподавателя вуза, инженера без научной степени составляла 110-120 руб. (прим. составителя)
* Лидия составила реестр отправленных и полученных писем
* Н.К. Крупская, жена В.И. Ленина, страдала базедовой болезнью. (прим. составителя)
Лидия. Из Дневника.
1984 год, 20 июня. Москва.
Мифология и религия служат переводу архетипов из коллективного бессознательного в подсознание и сознание человека. Они суть инструменты для обеспечения условий выживания человека в процессе его эволюции, идущей по пути все большего обособления человека сначала как вида от других видов, а затем и обособления одного человека от другого внутри человеческого сообщества. Поскольку основной тип мышления человека – образный (во сне происходит сличение образов подсознания с архетипами коллективного бессознательного), то и религия оперирует образами, аллегориями, прототипы которых уже заложены в коллективное бессознательное. А отсюда основной метод религии – молитва, медитация и ее посредством постоянное вложение в подсознание образов, которые будут затем сличены с архетипами коллективного бессознательного и сформируют модель поведения человека. Причем, условием наибольшей восприимчивости сознания к усвоению предлагаемых образов является вера, поэтому вера – ключевой и важнейший аспект любой религии.
Из Зодиакального гороскопа Лидии, составленного брахманом Маюрой, учеником Махариши Махеш Йоги.
Время составления неизвестно.
Меркурий + Плутон дают мышление и интуицию.
Венера + Плутон дают склонность к искусству и к рутинной каждодневной работе. Браки от Бога.
Марс + Плутон дают непобедимость. Зло отскакивает. Те, кто нападает – обречены.
Восстанавливаемость сил и здоровья и себе, и ближним.
Плутон + Солнце + Марс. Человек, находящийся под влиянием этих знаков, - дирижер по жизни, организатор.
Луна в Рыбах – водная планета в водном знаке. Дает непостоянство в друзьях.
Луна + Уран дают оригинальность мышления и восприятия. Восприимчивость ко всему новому и новейшему.
Юпитер – под влиянием этого знака человек старается не попадать под серьезные влияния.
Лидия. Из Дневника.
1984 год, 21 сентября. Москва.
Я стою и с остервенением крошу морковь. Я осознаю эту злобную волну и, как могу, пытаюсь бороться с ней. Мой эндокринолог говорит, что это естественное состояние, которое я могу время от времени испытывать при негативной стимуляции. Оно связано с гиперактивностью щитовидной железы. В такие моменты мне кажется, что во мне живет кто-то злобный, неподвластный мне. Я чувствую, как «настоящая я» - спокойная, милая, сдержанная, воспитанная и во всех отношениях эмоционально зажатая - выхожу из-под контроля и с какой-то неистовой, неуправляемой злобной радостью даю себе насладиться этой недозволенной в приличном обществе свободой кричать, бить посуду, с бунтарским восторгом швыряя ее в стену, заходиться в истеричном плаче. Знаю - или кажется, что знаю? - что могу остановиться, взять себя в руки, но эта темная часть моей души, вырвавшаяся вдруг на свободу, слишком сладка, чтобы так сразу отказаться испить ее до дна. Потом будет чувство усталости, изможденности, стыда, сожаления, но в этот момент стихия во мне сильнее воли.
Лидия. Сохраненное письмо первое.
1984 год, 17 декабря. Москва.
Любимый мой!
Мы еще не простились, еще будет завтра, но мне сейчас так тяжело, очень хочется удержать тебя, но знаю, что делать этого нельзя. Завтра, когда мы увидимся, я постараюсь быть веселой и беззаботной, чтобы тебе было не так тяжело расставаться со мной. Хочется верить, что не так тяжела разлука, как ее ожидание, иначе как это вынести? Но это не страшно, нет, не страшно. Я счастлива. Счастлива думать о тебе, знать, что ты со мной, как бы далеко ты ни был. Алешенька мой, ты любишь меня? Я до бесконечности могу спрашивать тебя об этом, но, наверное, никогда не привыкну к твоему неизменному теперь ответу. Ты любишь меня. Как это произошло, почему сейчас, не прежде? Но какое это имеет значение? Не надо мучить себя прошлым, ведь без него не было бы настоящего. Любимый, все хорошо, и у нас так много времени впереди. Мы обязательно будем вместе. И я так хочу родить тебе ребенка.
Когда ты уедешь, я буду терпеливо ждать, без тоски и слез, буду хорошо, весело думать о тебе и этим стараться помочь. Буду читать, умнеть, работать – а за этим всегда мысль о тебе. А несколько минут до сна – это время наедине с тобой, когда я вспомню все, от чего уравновешенная моя голова (Весы, все-таки) идет кругом, и вспомню тебя в моменты безумия, и опять меня охватит блаженство, триумф (прости меня за это!) и нежность, нежность, нежность. Люблю тебя. Хочу дать тебе счастье, хочу быть тебе чдругом, хочу, чтобы ты всегда стремился ко мне. Я так долго ждала. Ждала тебя таким, каким ты сейчас пришел ко мне.
За окном снег, тишина, и мы сейчас так близко друг от друга, в одном городе. Как бы мне хотелось вытащить тебя на улицу, побродить по морозу до усталости и вернуться к тебе, и пить чай, и говорить, говорить, и любить тебя до утра, и знать, что здесь мой дом, и больше нигде и никто меня не ждет. Мне всегда так мало времени с тобой. Будь спокоен, я больше не стану возводить между нами стены и буду с тобой столько, сколько ты захочешь. Я не могу без тебя жить.
За окном ночь, она ведет за собой утро. Уже сегодня я увижу тебя. Так же скоро пройдет и наша новая разлука, которая наступит послезавтра. Люблю тебя. Навсегда твоя.
Л.
Часть 1.4.