Шмелев и другие сторонники гитлеровской Германии.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2018/03/22/600)
Перед тем, как вести речь о прогитлеровских симпатиях И.С. Шмелева, надо бы рассказать об оккупационных и эмигрантских структурах, действовавших во Франции и Германии, с которыми он сотрудничал и общался в годы Великой Отечественной войны.
Еще в 1937 году германские власти предприняли меры для того, чтобы «привести в порядок» русскую эмиграцию, проживающую в пределах III рейха.
Было создано единое Управление делами русской эмиграции (УДРЭ), которое в качестве «правительственного комиссара» возглавил генерал-майор Василий Викторович Бискупский, имевший хорошие контакты с нацистской «верхушкой».
В 1920 году, будучи эмигрантом, Бискупский участвовал в знаменитом «капповском путче» в Германии, стал одним из руководителей общества «Ауфбау», созданного по инициативе Э. Людендорфа с целью налаживания контактов русских правых с немецкими националистами.
В доме Бискупского после неудачного «пивного путча» в Мюнхене в 1923 году скрывался Адольф Гитлер. Бискупский обладал обширными связями в высших кругах рейха, помимо Гитлера, был лично знаком с Герингом, Розенбергом, поддерживал отношения с военным министерством, министерством пропаганды, гестапо, иностранным отделом НСДАП…
(Захаров В.В., Колунтаев С.А. Русская эмиграция в антисоветском, антисталинском движении Вып. 2 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. М.: Архив РОА. 1998. С. 728.)
Кстати говоря, великий князь Кирилл Владимирович Романов с начала 20-х годов и до конца жизни поддерживал отношения с Бискупским, через него искал контакты с немецкими «правыми». В середине 30-х, когда Бискупский был ненадолго арестован гестапо по ложному обвинению в участии в заговоре против Гитлера, в.к. Кирилл даже написал письмо фюреру, в котором защищал генерала.
Быстро освобождённый, после этого письма, Бискупский навсегда остался благодарен великому князю Кириллу Владимировичу.
Использование российских эмигрантов в войне с СССР поначалу и вовсе не входило в планы Гитлера. Как предусматривалось инструкцией 1940 года, «внутри каждой народности мы не заинтересованы в сохранении единства или во внедрении в них национального сознания и в развитии их национальной культуры…
В эмигрантах, как в чисто военной, а не политической силе, Гитлер в начальный период войны не нуждался…
(Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. Ставрополь: Кавказский край, 1992. С. 301.)
Надо сказать, что эмигрантских учреждений и комитетов, нередко конкурировавших, а то и враждовавших между собой, перед Второй мировой войной во Франции было великое множество.
Можно перечислить только некоторые, наиболее известные, из них:
Русский общевоинский союз (РОВС), Русский национальный союз участников войны (РНСУВ), Кружок ревнителей православного государства, Имперский союз, Национально-трудовой союз нового поколения (НТС), Союз легитимистов, Союз инженеров, Союз русских сестер милосердия имени Вревской, Русская зарубежная военная академия, Союз шоферов и целый ряд других.
В ряде стран белоэмигрантские организации занимали откровенно прогерманские позиции и стремились продемонстрировать гитлеровцам свою лояльность.
Например, в Варшаве, к моменту ее капитуляции перед вермахтом, существовали три эмигрантские организации: Русское благотворительное общество в Польше, Русский попечительный об эмигрантах в Польше комитет и Российский общественный комитет в Польше.
1 октября 1939 года к командующему немецкими войсками явилась делегация, организованная Российским общественным комитетом. Она приветствовала командующего от имени всего русского населения Варшавы. (!!!)
(Ну, и как эту демонстрацию покорности и поддержки оккупантов со стороны «верхушки» русской эмиграции воспринимало польское население Варшавы?!)
Российский общественный комитет, длительное время пытавшийся возглавить все эмигрантские организации в Польше, после этой демонстрации поддержки и лояльности к оккупационным властям, добился от немцев этого.
Член правления Комитета C.Л. Войцеховский был назначен начальником образованного в этой стране местного Управления делами русской эмиграции. Немецкие власти предложили всем русским организациям войти в подчинение германского Управления делами русской эмиграции (УДРЭ, возглавляемого Бискупским.
С приходом немцев русские военные эмигранты создали на территории Польши Варшавский воинский союз, который вошел на правах отдела в Объединение русских воинских союзов (ОРВС), находившееся в Германии и возглавляемое генерал-майором А.А. фон Лампе.
В Париже, вскоре после его занятия германскими войсками, в 1940 году, русские эмигранты приступили к созданию так называемого «Русского представительного комитета»…
Этот комитет явился воплощением желания части русской эмиграции иметь свое представительство и попечительство у новых оккупационных властей.
«Русский представительный комитет» получил поддержку от вышеперечисленных крупных правоцентристских военных, политических и общественных эмигрантских организаций. От имени Русской православной церкви за рубежом создание комитета поприветствовал митрополит Серафим.
Руководителем «Русского представительного комитета» германские оккупационные власти назначили члена нацистской партии Юрия Сергеевича Жеребкова, внука одного из генерал-адъютантов Николая II.
Именно этого Ю.С. Жеребкова эмигрант Роман Борисович Гуль, в своих мемуарах, именует «бывшим балетным фигурантом» и «гестапистом».
(Интересно, что дед Ю.С. Жеребкова, Александр Герасимович Жеребков, в 1914 году стал императорским генерал-адъютантом и старшим в царской армии полным генералом от кавалерии.
Однако, в начале марта 1917 года, в первые дни после Февральской революции, на митинге в Новочеркасске, столице Войска Донского, генерал Александр Герасимович Жеребков, которому тогда уже было 70 лет, сорвал с себя аксельбанты и погоны генерал-адъютанта, заявив о переходе на сторону революции!
Вот какие «монархисты» были даже среди престарелых адьютантов царя-батюшки!!!)
Раз уж зашла речь о Ю.С. Жеребкове, то надо бы поподробнее рассказать о жизни и поведении во Франции, в годы ее гитлеровской оккупации, «главного российского эмигранта», великого князя Владимира Кирилловича.
(Дело в том, что его судьба там оказалась тесно связана с членом гитлеровской нацистской партии Ю.С. Жеребковым и, во многом, от него зависела).
О тогдашней жизни в.к. Владимира Кирилловича мы знаем, благодаря воспоминаниям начальника канцелярии и личного секретаря его отца, великого князя Кирилла Владимировича, Георгия Карловича Графа.
(В годы ПМВ Граф был капитаном 2-го ранга, служил старшим офицером эсминца «Новик» и Флагманским минным офицером штаба начальника Минной обороны Балтфлота.
Там он сошелся с в.к. Кириллом Владимировичем, после Октября 1917 года Граф жил в Финляндии, в 1919 году принял участие в походе Юденича на Петроград, а после поражения Юденича, вслед за великокняжеской семьёй Кирилла Владимировича, Г. К. Граф перебрался в Германию.
В 1924 году Георгий Карлович Граф становится начальником канцелярии и личным секретарём Великого князя Кирилла Владимировича, (который тогда обнародовал манифест о принятии им императорского титула).
До начала Второй мировой войны Г.К. Граф «состоял при великом князе». В 1930 году Граф был им произведён в чин капитана 1-го ранга, а в 1939 — контр-адмирала).
После кончины великого князя Кирилла Владимировича в 1938 году, «наследником престола» и «главой Российского Императорского Дома» стал его сын в.к. Владимир Кириллович.
По воспоминаниям Г.К. Графа, первый раз на вилле «Кер Аргонид», где жил великий князь Владимир Кириллович, Жеребков появился еще 2 декабря 1940 года.
Жеребков помог Владимиру Кирилловичу наладить отношения с местными немецкими оккупационными властями, решал материальные проблемы Владимира и его маленького «двора». (Например, организовал снабжение бензином и углём).
Держался Жеребков подчеркнуто предупредительно, передавал приветы от своего покровителя, главы Управления делами русской эмиграции (УДРЭ), генерала В.В. Бискупского.
По мнению Г.К. Графа, высказанному в воспоминаниях о его жизни в годы Второй мировой войны, именно Жеребкову немцы поручили опекать Владимира, и именно он выступил инициатором ареста самого Георгия Карловича Графа.
Дело в том, что 23 июня 1941 года Г. К. Граф был арестован военным патрулем гестапо во Франции и на 14 месяцев помещён в концлагерь для военнопленных «Frontstalag-122» под городом Компьень. Было ли это следствием интриг Ю.С. Жеребкова (как думал сам Г.К. Граф), или он просто попал в списки «профилактических» арестов, которые германские оккупационные власти, после 22 июня 1941 года, произвели среди тех русских эмигрантов, которых они считали недостаточно лояльными, сказать трудно.
Думаю, что скорее – второе.
Немцы тогда «на всякий случай» произвели аресты и интернирование довольно значительного числа наших эмигрантов (видимо, опасаясь, что они «выкинут» что-то «оборонческо-патриотическое» из-за нападения на свою Родину).
Спустя некоторое время, когда немцы убедились, что ничего подобного в эмигрантской среде не планируется, большинство интернированных, (которых содержали в очень мягких условиях) было отпущено.
Ну, так вот.
Когда Граф вернулся в оккупированный Париж после 14 месяцев заключения, его вызвали во французскую полицию, и беседовавший с ним полицейский рассказал ему о недостойном поведении русского великого князя Владимира Кирилловича, регулярно наезжающего в Париж и кутящего в самых лучших ресторанах в компании немцев и самых одиозных русских эмигрантов. (!!!)
Полицейский доверительно сказал Графу, что, конечно, Владимир Кириллович — гость Франции, а Франция оккупирована Германией. Но оккупация не будет длиться вечно.
И просил как-то повлиять на великого князя. Видимо, даже французов — коллаборационистов коробило его поведение. Граф обещал поговорить с его дядей Андреем Владимировичем.
Рассказ Георгия Карловича Графа о парижских развлечениях Владимира Кирилловича в одном из послевоенных писем подтвердил и светлейший князь Владимир Андреевич Романовский-Красинский, сын великого князя Андрея Владимировича и балерины Матильды Кшесинской, двоюродный брат «императора Владимира III».
Он писал, что Владимир Кириллович «приезжал в Париж, выезжал, веселился, как будто время мирное и нормальное. Якшался он, увы, чёрт знает с кем».
В годы немецкой оккупации легендарный и очень дорогой парижский ресторан «Максим» был «режимным» объектом. Туда допускали только немецких офицеров, чиновников оккупационной администрации и высокопоставленных коллаборационистов. Увы, но Владимир Кириллович действительно в эти годы неоднократно бывал здесь. Впрочем, как и в других дорогих ресторанах Парижа.
Все эти свидетельства, о поистине скотском, поведении в.к. Владимира Кирилловича, было бы ОЧЕНЬ полезно прочитать новоявленным российским «монархистам», поющим ныне хвалебные оды «дому Романовых» и наследникам этого «императора», которого, за разгульный образ жизни и «дружбу» с гитлеровцами, презирали даже французские коллаборационисты!!!
(Характерно, что «на просторах интернета» мне не удалось отыскать ни одной фотографии времен разгульной жизни этого «главы Российского Императорского Дома» во время немецкой оккупации Франции.
И до и после этого периода имеется масса его фотографий.
А тут – как отрезало!
То ли он, отчего-то, боялся тогда фотографироваться, то ли фотографии оказались ТАКИМИ, что их до сих пор стесняются выкладывать?!)
Вернемся к рассказу о других поклонниках гитлеровской Германии из среды русских белоэмигрантов.
Одной из задач, которые Комитет Жеребкова ставил перед собой, было трудоустройство эмигрантов. С этой целью выходцам из России, проживающим в оккупированной части Франции, оказывалась помощь для переезда в Германию.
В своем выступлении в Париже 22 ноября 1941 года Ю.С. Жеребков привел следующие цифры:
«С 1 сентября по 10 ноября комитет принял 3264 посетителя. Из 962 прошений 721 удалось привести к положительным результатам. К 10 ноября 1941 года комитет устроил на работу в Германии 205 человек и 251 человека во Франции, главным образом в германские учреждения. С 1 августа по 10 ноября комитет истратил на благотворительные нужды 143,5 тысячи франков. Основную часть суммы предоставили германские власти». (ГА РФ. Ф. 6461. Оп. 2. Д. 18. Л. 297298.).
Много это, или мало теперь нам судить сложно, но то, что германские оккупационные власти благосклонно относились к жеребковскому Комитету финансировали его деятельность, и оплачивали расходы на издание его газеты «Парижский вестник», всем тогда было отлично известно, да и сам Жеребков это отнюдь не скрывал.
Подчеркиваю это в связи с унылыми попытками И.С. Шмелева «навести тень на плетень» и, в своем письме «Необходимый ответ» (1947 года), оправдываться, что он-де не знал о том, что эта газета, с которой он сотрудничал, издавалась на немецкие деньги.
«Когда нарождалась газета «Пар. Вест.», ее редактор просил меня о сотрудничестве. Я спросил, на чьи деньги. – «На русские, начинаем с нашими 3 т. фр.», - уверял своих послевоенных читателей и почитателей И.С. Шмелев.
Как говорится, «свежо предание…»
Отметим, что И.С. Шмелев отнюдь не был доверчивым простачком, которого можно было бы обмануть такой «туфтой» про «наши, русские, 3 тыс. франков», якобы обеспечивших издание этой прогитлеровской газеты.
Он был мужиком «оборотистым», прекрасно ориентировался в бытовых вопросах, «знал толк» и в деньгах и, даже в то суровое военное время, умел «жить на широкую ногу».
24 октября 1941года Шмелев пишет Ольге Бредиус-Субботиной в Голландию:
«…Повторяю: ни за себя, ни за своих не бойся. Все мое -- твое. Будущее твое совершенно обеспечено. Для текущего средства у меня есть; для будущего -- открываются. В ближайшие дни я подпишу договор, вполне ограждающий интересы _н_а_ш_и. Авторские мои права я никому не уступлю. Эти права будут -- твоими. За покой твой (материальные удобства) -- я отвечаю, можешь мне поверить».
Как видим, коммерческая хватка у Шмелева «мертвая». И «средства» у него есть, и будущее – «совершенно обеспечено».
Можно поверить, что такой «знающий жизнь» человек поверит явным сказкам о каких-то мифических «русских деньгах»?!
В вот, что, к примеру, И.С. Шмелев рассказывает Ольге Бредиус-Субботиной о своем питании в то военное время:
« 4. II. 1942 года.
Ну, вот, поужинал. Сварил всмятку яичко, съел три столбика "пти-сюис", будто сгущенная свежая сметана -- "крэм"! -- с сахаром и кусочком сливочного масла, с хлебом, апельсин, папироса. Мог бы гречневых блинов, вчера заказал на улице, баба французская пекла, похожи на деревенские наши, 20 шт. -- 20 фр. -- получил, возвращаясь с пером, и не ждал, не выношу "хвостов"! -- вчера и сегодня ел, разогрев в паровой ванне, с маслом и горячим молоком, -- за сметану: сытно, вкусно, очень!
Но лень делать им "баню".
Есть и мед, и сухие бананы, сегодня друзья купили для меня, "по случаю", -- витаминно и сытно!
Есть бисквиты, "дрикотин", которые мне вернули! -- но у меня кроме твоих -- есть. Тебя должны дождаться "бретонские крэпы"! Есть сардины, но они должны тебя дождаться, но у меня и помимо твоих -- есть, -- раритэ!
Есть масло, грецкие орехи и миндаль, должны тебя дождаться! -- вместе будем, изюм есть -- один я буду! -- тебе не дам. Мог бы манную сварить, есть и молоко, но лень возиться.
Есть хорошее вино, но... лень открывать бутылку Сент-Эмийон, -- хорошее бордо. Есть мюска, коньяк... -- не посчитай за алкоголика! -- но... мне не пьется. Чай есть, крепкий, но я хочу покойной ночи, есть и какао, но я... не хочу возиться, мешать, ошпаривать... -- я его умею _д_а_т_ь_ -- как шоколад!
Ты видишь, милая детуля, ско-лько у меня этого -- _е_с_т_ь! -- чтобы есть.
Я хорошо кормлюсь.
А когда приходит "няня", кормит или блинцами, или оладушками, -- вот, в пятницу поставит на дрожжах и -- с медом, или сахаром посыплю. Сварит суп из квэкера, густой. Или -- рагу, дня на два. Нашел "черничный сок", вот и кисель! ну, рис к нему.
Я, Оля, хорошо кормлюсь, много лучше многих, и -- разумно, -- режим! диета!
Люблю омары, лангусту -- и иногда и разрешу, но доктор не рекомендует.
Устрицы люблю! и... рыбу!
Но... надо сейчас же, тогда вкусно, а без Арины Родионовны -- нет, не люблю возиться, чистить... не выношу! Лучше картофель, под бешамель. Или -- "фри", но... не дает диета…»
Так Шмелев кушал в феврале 1942 года, в оккупированном немцами Париже, где для других уже имелись «хвосты» (т.е. очереди, которых он «не выносит»).
Шмелев тогда снимал прекрасную квартиру в Париже, содержал прислугу (он ее именует «няня», или «Арина Родионовна»), это была 65-ти летняя женщина, родом из Новгородской области. (Правда, потом, придравшись к чему-то, Шмелев ее уволил и долго искал ей замену, ибо «капризный барин» - то был…)
Особенно любил Шмелев кушать устрицы.
6 декабря 1941года он советует Ольге:
«Прошу: ешь больше устриц! Дают кровь. Я ем по 2 дюжины и фосфор».
Думаю, понятно, что он не бедствовал, как многие сотни тысяч других эмигрантов в то время, и не «от большой нужды» стал сотрудничать с «гестапистами».
Среди прочих мотивов данного сотрудничества с жеребковским комитетом, было и то немаловажное обстоятельство, русские эмигранты, что сотрудничавшие с этим комитетом, были избавлены от необходимости, после 22 июня 1941 года, регулярно являться в полицию для регистрации, (что было обязательным для остальных представителей русской эмиграции).
Иначе говоря, это сотрудничество с комитетом Жеребкова было ярко выраженной показной лояльностью к германским оккупационным властям, на что немецкая администрация, естественно, благосклонно реагировала, и давала таким коллаборационистам различные льготы и привилегии.
21 апреля 1942 года, по инициативе германских оккупационных властей, Русский представительный комитет был преобразован в Управление делами русской эмиграции (УДРЭ) во Франции.
Разумеется, это УДРЭ было германским учреждением, в котором эмигранты работали в качестве служащих. В управление была включена редакция газеты «Парижский вестник» (в которой и печатался Шмелев), свои отделы составили культурно-просветительные и профессиональные организации.
Чтобы закончить рассказ об этом «гестапистском» Управлении делами русской эмиграции и сотрудничестве с ним И.С. Шмелева, приведем еще один характерный пример.
В мае 1947 года, в парижской газете «Русская мысль» (№7, 31 мая), пытаясь «отмазаться» от сотрудничества с этим Управлением, Шмелев публикует статью «Необходимый ответ», в которой утверждает следующее:
«Не раз предлагали мне в Эмигр. Управлении дать «что-нибудь поактуальнее». Я отвечал, что не пишу для пропаганды, «актуальности» в душе нет…
Мне предлагали возглавить «литерат. отдел» при Управлении и – я отклонил. Предложили – «почетным председателем», – ответил, что не ценю почета.
А когда мне пришлось просить о визе за границу, для устройства литературных дел, ответили: «когда же вы дадите что-нибудь актуальное?» Я снова заявил – не-спо-со-бен.
Тогда мне было сказано: «дайте прошение о визе… мы направим». Ответа не было.
Я шел на жертву, работая в такой газетке».
В данной версии Шмелева все выглядит прекрасно: его гордый ОТКАЗ от «возглавления» литературного отдела при жеребковском управлении, и не менее гордое отклонение им должности «почетного председателя» этого литературного отдела, ввиду «нелюбви» И.С. Шмелева к почету!
Да еще и его «жертвенный подвиг» в виде участия в работе этой «газетки»!
Обратите внимание, что Шмелев тут обходит «презрительным молчанием» фамилию и должность того сотрудника этой «газетки», кто посмел предложить ему столь неприятные назначения.
А вот в реальности, как нередко случается, все выглядело далеко не так красиво.
21 мая 1942 года И. С. Шмелев пишет об этом деле Ольге Бредиус-Субботиной:
«Завтра пойду к одному полковнику, заместителю председателя Эмигрантского комитета. Он на Пасхе ездил в Италию. Он даст совет и поможет в хлопотах.
Он -- на отличном счету, "преображенец", из отряда ген. Самсонова, в 14 г. был в плену в Германии тогда, потом его отпустили в Голландию, где и женился.
Потом развелся, -- двое детей -- и вновь здесь женился на разведенной жене фабриканта Мамонтова -- сургучный-то! -- спившегося.
Был полковник председателем "Союза русских разведчиков", я для союза не раз читал в, и полковник единомыслен со мной.
Мой чи-та-тель, очень.
И сам я числюсь "почетным председателем литературного отдела Комитета".
Но, лентяй, только _ч_и_с_л_ю_с_ь».
Упомянутый тут Шмелевым «один полковник», с которым он был «единомыслен», фигура очень интересная.
Это был полковник Генштаба, участник I мировой войны, Павел Николаевич Богданович (1883--1973), создатель и глава организации "Союз русских разведчиков".
В 1942 году он был не только заместителем председателя жеребковского Комитета, но и главным редактором «газетки» «Парижский вестник», в которой так «жертвенно» и работал И.С. Шмелев!!!
(Напомню, что в годы оккупации в Париже немцами был разрешен единственный орган русской печати - еженедельная газета "Парижский вестник", выходившая с 14 июня 1942г. по 12 августа 1944года.
Газета издавалась «жеребковским» Управлением делами русской эмиграции во Франции и открыто поддерживала немецкий оккупационный режим).
В этой газете и были опубликованы главы романа "Лето Господне" ("Именины", "Торжество"), рассказы и статьи И. С. Шмелева ("Голос совести", "Чертов балаган", "Певец ледяной пустыни", "Почему так случилось", "Рождество в Москве").
Шмелев был в очень тесных отношениях с главным редактором этой «газетки» П.Н. Богдановичем, перед войной неоднократно выступал в его Союзе разведчиков и написал несколько хвалебных статей нем: "Русский лагерь в Капбретоне" (Возрождение. 1934. 28 июля), "Куда послать детей".
Подчеркнем, что в 1942 году Шмелев пишет любимой женщине о своем участии в работе литературного отдела жеребковской «конторы»:
«… я числюсь "почетным председателем литературного отдела Комитета», отмечая, что именно как «лентяй», он там только числится.
Как видим ни о каких «отказах» от «возглавления» литературного отдела ввиду его «нелюбви к почету» в 1942 году и речи не было.
Эта «красивая» версия понадобилась Шмелеву только в 1947 году.
Очень интересно проанализировать и то, как И.С. Шмелев НА ДЕЛЕ относился к Гитлеру и нападению Германии на Советский Союз.
Надо сказать, что нападение гитлеровской Германии на СССР вызвало бурю восторга и воодушевления у очень многих «вождей» белой эмиграции, которые увидели в этой войне возможность своего реванша и прихода к власти.
Особенно старался известный гитлеровский поклонник и почитатель атаман П.Н. Краснов,
«Я прошу… передать всем казакам, — писал он — что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью.
Да поможет Господь немецкому оружию и Хитлеру!»
В сентябре 1941 года Общеказачье объединение в Германской империи сформулировало «Тезисы к меморандуму Германскому правительству и Германскому Военному Командованию» с просьбой, чтобы:
«…представители Германского Правительства и Германского Военного Командования, при организации власти в освобожденных казачьих территориях Дона, Кубани и Терека, обратили бы внимание на то обстоятельство, что в изгнании проживают представители легитимной власти над этими территориями, наши Вожди — Войсковые Атаманы и что в интересах и нас, казаков, и Германии было бы весьма желательно, а для нас, казаков, это было бы Божьим благословением, если бы организация власти и порядка в наших Землях была передана нашим Войсковым Атаманам в тех пределах, в коих это найдут возможным представители Германии» (ГА РФ. Ф. 5761. Оп. 1. Д. 4. Л. 186.)
Пожалуй, более униженных и лакейских формулировок для просьб о своем возвращении «ко власти» и подобрать сложно…
Видимо атаману Краснову, имевшему налаженные связи в гитлеровской «верхушке», немцы довольно быстро довели свое нежелание сотрудничать с белоэмигрантами и принимать от них ЛЮБЫЕ формы военной помощи.
11 июля 1941 года Краснов написал атаману Е. И. Балабину:
«В данное время немецкому командованию нежелательна никакая лишняя болтовня. Войну с Советами ведут немцы, — и в целях пропаганды среди Советских войск и населения — они тщательно избегают какого бы то ни было участия эмиграции. Все, кто угодно — финны, словаки, шведы, датчане, испанцы, венгры, румыны, — но не Русские эмигранты…» (Письмо генерала П.Н. Краснова генералу Е.И. Балабину от 11 июля 1941 года // ГА РФ. Ф. 5761. Оп. 1. Д. 5. Л. 212.)
Основными задачами своих вооруженных формирований, в дальнейшей перспективе, атаман Краснов считал не столько в оказании военной помощь вермахту на поле боя (в этом немцы тогда не нуждались) сколько в осуществлении «акций отмщения большевикам».
Другой задачей было «заслужить в глазах немцев, и прежде всего Гитлера, право на благополучное обустройство после окончания войны». (!!!)
Наибольшую активность в поддержке гитлеровского нападения на СССР проявило так называемое Казачье национально-освободительное движение (КНОД), возглавляемое В.Г. Глазковым, «продвигавшее» сепаратистские идеи и надеявшееся, с гитлеровской помощью, создать на Юге России свое «независимое» государство «Казакию».
(Центральное правление КНОД находилось в Праге, там же издавался и его печатный орган — журнал «Казачий вестник»).
После нападения Германии на СССР Центральное правление КНОД направило приветственную телеграмму на имя Гитлера, Геринга, фон Риббентроппа и фон Нейрата.
28 июня 1941 года в Праге состоялось «манифестационное собрание», на котором была принята резолюция, приветствовавшая германское вторжение. 29 июня эта резолюция была принята собранием, организованным активистами КНОД в Берлине. На собрании присутствовал и поддержал резолюцию представитель «гетьмана» П.П. Скоропадского полковник Мурашко.
Руководство КНОД, в верноподданическом экстазе, писало тогда откровенно холуйские панегирики Гитлеру:
«От него бегут, как черт от Бога, или зарываются вглубь, как крот от света, и наши „бывшие“. По свойственной им природе они не пристали к нему, как не пристает пыль и ржа к золоту.
Но подобно тому, как все живое, ярко-зеленое и пышно цветущее, клонится к Солнцу, так и казачьи националисты пошли с Адольфом Гитлером» («Казачий вестник». 1941. 15 ноября. № 4. С. 2.)
Но, пожалуй, всех «переплюнул» в почитании Гитлера в то время - И.С. Шмелев.
В начале Великой Отечественной войны И.С. Шмелев был «несказанно рад» известию о нападении Германии на СССР, и не скрывал этого:
30 июня 1941года он восторженно пишет Ольге Бредиус-Субботиной:
«Я так озарен событием 22.VI, великим подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола. Верю крепко, что крепкие узы братства отныне свяжут оба великих народа. Великие страдания очищают и возносят.
Господи, как бьется сердце мое, радостью несказанной…
Знаю -- теперь я могу писать, хо-чу писать.
Ваш Ив. Шмелев».
Итак, Шмелев «озарен»(!!!) нападением Германии на свою бывшую Родину, считает это «великим подвигом» (!) и откровенно восхищается совершившим его «Рыцарем» (т.е. Гитлером).
(Пожалуй, никто из наших эмигрантов тогда не додумался именовать Гитлера «Рыцарем» (с Большой буквы!) и так восторгаться его нападением на свою страну…)
Мысль о том, что во время этой войны погибнут миллионы его соотечественников, простых русских людей, в любви к которым он так любил клясться в своих сочинениях, ему в голову не приходит.
Напротив, Шмелев, отчего-то, «крепко верит», что «крепкие узы братства отныне свяжут» германский и русский народы, а предстоящие «великие страдания» будут их «очищать и возносить»!!!
Не больше, и не меньше…
(Интересно, что в 1945 году, когда надежды Шмелева на победу «Рыцаря», в этой страшной войне, развеялись, как дым, он, в своей переписке, быстренько переименовал своего недавнего «рыцаря Гитлера» в …«маляра» и начал возмущаться его политикой и зверствами.
Согласитесь, что этот факт очень хорошо характеризует моральный облик человека.
Уж лучше бы он, как норвежский нобелевский лауреат Кнут Гамсун, написавший на смерть Гитлера некролог, в котором назвал фюрера «борцом за права народов», сохранил верность своему кумиру.
У престарелого Гамсуна была хотя бы честь и верность своим нацистским идеалам оказалась выше страха ответственности за них…)
Но, может быть, слова Шмелева о «Рыцаре» Гитлере были просто «эмоциональным всплеском» «страдающего писателя»?!
Посмотрите, что он ликующе сообщает О. А. Бредиус-Субботиной в письме от 9 октября 1941года:
«Ведь вчера был день… преп. Сергия Радонежского России покровителя. Я ждал…
Я не обманулся сердцем, Преподобный отозвался...
Я услыхал фанфары, барабан -- в 2 ч. 30 мин., -- специальное коммюнике: прорван фронт дьявола, под Вязьмой, перед Москвой, армии окружены... идет разделка, Преподобный в вотчину свою вступает.
Божье творится не нашими путями, а Его, -- невнятными для нас.
Сроки близки. Оля!»
В эти дни гитлеровскими войсками был прорван фронт РККА под Вязьмой и взят Брянск. Несколько наших армий попало в окружение…
(Мой дядя, муж старшей сестры матери, лейтенант Александр Горин в 1941 году был участником тех боев.
Даже спустя десятки лет, в конце 70-х годов, рассказывая мне о них, он с дрожью в голосе и слезами на глазах вспоминал о бомбежках немцами Брянска: «Ты не представляешь, ЧТО они там творили…)
Число жертв там шло на десятки тысяч наших бойцов и командиров, а восторгу Шмелева нет границ!
Для него эта трагедия (о которой радостно трубило геббельсовское радио) – всего лишь «разделка» (!!!) и ничего более.
А вот во главе гитлеровских войск, по мнению Шмелева, чуть ли не сам Преподобный Сергий шел (!!!), «вступая в свою вотчину», на радость «православному писателю», и сердце его ликует…
В этих вопросах И.С. Шмелев полностью солидарен с позицией члена нацистской партии Жеребкова, который, примерно в это же время, в Париже произнес такой панегирик в честь фюрера:
«Адольф Хитлер — спаситель Европы и её культуры от жидовско-марксистских завоевателей, спаситель русского народа, он войдёт в историю России как один из величайших ее героев».
Как Гитлер на самом деле «вошел в историю России» общеизвестно…
В следующей главе продолжим рассказ об отношении И.С. Шмелева к гитлеровской Германии и ее политике в годы Второй Мировой войны.
На фото первый визит в.к. Владимира Кирилловича в Россию. Осень 1991 года. Встречает его Собчак.
Продолжение:http://www.proza.ru/2018/04/05/483