На следующее утро я проснулся в хорошем настроении, бодро вышел на палубу насладиться свежим, морским воздухом, перемежая его с никотином, в силу привычки исполняя утренний ритуал.
По своему обыкновению я посмотрел на дымовую трубу, которая ужасно чадила черным дымом и извергала искры, падающие на палубу, со временем превращаясь в маленькие черные комочки шлака, безобразно ее загрязняя.
«Видать судовой механик не особо внимательно относится к двигателям парохода, раз допустил утечку масла в цилиндры, - размышлял я, - или по конструкции двигателей так положено, а то может быть, банально не хватает запасных частей, - я толком этого не понял».
Также привычно посмотрел на флаг, реющий на корме в клубах черного дыма, застившего солнце и своей копотью убивающую всякую романтику, затем перевел взгляд на само светило, которое уже к утру успело набрать всю свою могучую силу. Тут же машинально определил скорость и направление ветра, благодаря флагу, дымовой трубе и солнцу.
Как ни в чем не бывало, интуитивно посмотрел на небосвод, обращая особое внимание на отдельно располагающиеся облачка, предлагающие мне дополнить картину гидрометеорологической обстановки, внимательно осмотрел поверхность моря и сделал ожидающийся прогноз погоды на весь наступивший день и ближайшие полтора-два дня наперед.
Одно из облачков было забавного вида и напоминало по форме, ну скажем какого-нибудь неуклюжего бегемота из сказки, другое струями пара преобразовалось в вислоухую собаку с открытой пастью и высунутым языком, третье же облачко то ли кулак, то ли сверток и, глядя на это облачко-кулек, я начал что-то смутно припоминать.
Все ж таки вспомнив наставительные слова моего нового папы, а по совместительству вождя клана Ватрушек, я огляделся по сторонам. Кроме моря вокруг парохода была лишь линия горизонта, тишь да мелкие волны, золотом переливающиеся на солнце. Вспомнив вдруг удаляющийся остров, меня осенило: нам же вождь подарил какой-то сверточек и я пообещал, что раскрою его и осмотрю содержимое только тогда, когда остров и любимый край семейства Ватрушечек полностью скроется из вида.
Недолго размышляя, я поспешил в каюту, долго стучался в дверь, поскольку она была заперта изнутри, умолял Ватрушку впустить меня внутрь. Жена спросонья не верила мне, видимо от переживаний ей приснился неприятный сон и она, проснувшись закрыла входную дверь, чтобы обезопасить себя от надуманных и вымышленных злодеев, видать тот дурной сон сильно ее впечатлил.
У каюты я шумел да бушевал около получаса и наконец-таки добился своего, полностью разбудив сонную Ватрушку. С раздражением оттолкнув ее, я устремился к свертку и с любопытством помноженным на интерес, принялся разворачивать его, ожидая увидеть какую-нибудь диковинную штуковину из коллекции что творит и пополняет изобретательный Ефимыч. Нечто похожее на загадку, которую я должен буду отгадать или головоломку над которой я все же сломаю себе и без того весьма непрочную и слабую голову. Развернув пергаментную бумагу я открыл в изумлении рот, поскольку не ожидал столь на первый взгляд банальных, простых вещей, но однако не сразу понял, что передо мною находится, поскольку это было одновременно неожиданно, нелепо и отнюдь не смешно. Я не ожидал от вождя такого поступка и всегда думал, что он мудрее, интеллигентнее, хотя понимал, что этот сверточек может означать вовсе не подарок мне или Ватрушке, а скажем приказ к действиям или какую-нибудь задачу.
Передо мною находился свернутый в трубочку зеленый лист какого-то неизвестного растения, то ли дерева, которые видать обзавелись очень большими, с диковинными узорами листьями, то ли неизведанной мною породы кустарника, вздумавшего вместо интеллигентных аккуратных листиков растить на себе лопухи в величину чуть менее наволочки.
Я развернул этот лист и увидел вложенную во фрагмент флоры маленькую курительную трубочку, вырезанную искусным мастером и инкрустированную со вкусом, да и вообще по всему видать чувствовалась рука Ефимыча, поскольку не было ему равных в исполнении столь ювелирных деталей, выполненных в мельчайших подробностях, поэтому я залюбовался трубочкой и долго ее рассматривал, пытаясь угадать что этот намек означает, периодически переводя взгляд на непонятный зеленый листок, на котором был вычерчен углем огромный знак вопроса.
Я не понимал, что этим хотел сказать вождь клана Ватрушек, а по совместительству великий интриган, хитрец и дюже загадочный аферист. Даже не ведал о том как к сему необычному подарку относиться. Но это обязательно означало какой-то намек, на что-то, что я должен буду-таки выполнить, то ли буду работать с этим в перспективе, толи еще что-либо. Вот такие крутились в моей голове неясные мысли.
«А может быть он думал или надеялся на то, что этот лист я высушу и набью им трубочку, - размышлял я, - не понимаю тогда зачем все это, да и в конце концов что это за лист и нелогично зачем тогда на нем обозначен огромных размеров знак вопроса».
Подобными мыслями я увлекался почти до обеденной трапезы, всячески качественно ломая себе голову, находя множество вариантов ответов и отвергая их один за другим, поскольку они отбракованные не укладывались в логическую цепочку. Под конец я чуть ли не тронулся умом, потому что предположил, что из этих листьев изготавливают курительные аксессуары, например табак, наскрозь пропитанный коньяком или предположим дюже крепкую и зловонную контрабандную сигару, которую потихоньку вывозят с южной части Дальнего острова и торгуют ею из-под полы.
«Но это же все нелепо, - размышлял я и опять долго рассматривал узоры на курительной трубочке, стараясь выпытать у нее ответ на столь необычную загадку».
- Привет коллега, - весело прозвучал в дверях голос моего недавнего знакомого. - Как дела, дети, внуки, правнуки, - веселился боцман, - или еще не родил их.
Я обернулся и обнаружил довольную физиономию боцмана, на голове которого красовалась самодельная, судя по выступающим наружу швам меховая шапка, а еще в руке он держал далеко не кустарной работы кинжал, из тех видов кои являются холодным оружием и не рекомендуются к повседневному ношению.
- Что уставился? - еще больше веселился он. - Ночью я им задраивал иллюминаторы. - Да кому им? - он видел мое ничего не понимающее лицо и шельмец продолжил интриговать. - Да им это пассажирам, потому что отец родный. Это кто? Правильно капитан принял штормовое предупреждение.
«Ага, - подумал я, вспоминая свое корабельное прошлое. - Капитан здесь ответственный мужчина, это очень хорошо, а то наш-то сам иногда любил повеселиться и повеселить экипаж периодически подзатапливая каюты, когда они отдыхали от вахты, затем устав ерничать над подчиненными, он играл общесудовую тревогу и заставлял полусонных моряков откачивать воду».
Со стороны и точки зрения обывателя все это выглядело чудовищно, но а на самом деле в этом была своя мудрость и предусмотрительность, поскольку командир таким образом держал свою команду в состоянии постоянной бдительности и готовил к различным аварийным ситуациям, показывая на практике как с ними справляться. Один раз даже умудрился скинуть меня с палубы в море и моментально сыграть шлюпочную тревогу. И все это на крейсерской скорости судна. Таким образом экипаж взрослел в профессиональном смысле, однако серчал на капитана и иногда ненавидел его за столь садистские методы. Все же несмотря на столь экспрессивное поведение, любили своего командира, понимая, что тот хочет лишь привить дисциплину, слаженность в работе, желает добра и безопасности своим людям, дрессируя их справляться самостоятельно с суровыми неожиданностями, которые могут произойти на море, например такие как затопление отсеков.
Спасибо нашему капитану за то, что имел мудрость не устраивать пожарную тревогу в натуре все нам показав как горит пароход, иначе исход сего мероприятия был бы неожиданный и наверное весьма печальный. Тем самым наш командир воспитывал сильных и крепких моряков, способных самостоятельно справиться с любой жизненной ситуацией на море.
- Кому задраивал? - так и не понимал я, поскольку отрешившись от объяснения коллеги своими мыслями, попросту дальше не услышал его.
- Да пассажирам с нижнего яруса, они сначала испугались, когда я вежливо вломился в их каюту. Всего-то было два часа ночи. Ну а потом подумали, что я спасаю им жизни и вот только что, отблагодарили меня за спасение, подарили соболиную шапку да великолепную саблю, - гордо произнес он, в то время пока я завидовал ему и сокрушался по тому поводу, что не работал на пассажирском пароходе. - Они попросили меня оберегать их покой от всяческих морских напастей, - важничал алчный боцман и не обращая внимания на мою реакцию продолжал:
- Дураки, - еще больше веселился он, - я же теперь каждую ночь к ним буду заходить и придумывать всяческие небылицы, грозящие им опасностями и под конец рейса они будут меня боготворить, - боцмана распирало от осознания своей значимости.
- Кстати, - принял вдруг озабоченный вид он,- там же в этой каюте они повесили на стенку какую-то балалайку, которая мне понравилась, да и портсигар из слоновой кости мне тоже бы не помешал, - окончательно задумался боцман. А в это время я представлял сие чудные и красивые предметы.
После боцман мечтательно добавил, окончательно деморализовав меня:
- Вот выйду я на палубу, встану перед мостиком, да так, чтобы рулевой завидовал мне, на голове соболиная шапка эксклюзивной выделки, в руке балалайка красивая, за поясом сабля наточенная, вот достаю портсигар, кручу им перед носом штурмана, закуриваю сигаретку, выпуская дым им на мостик, да сбацаю что-нибудь виртуозное на инструменте, чтобы поднять им настроение, - боцман мечтательно улыбнулся своим мыслям и вдруг задумался. -Вот только боюсь Папа не одобрит моего великолепного поступка, - и с этими словами он помрачнел лицом окончательно.
- Да уж действительно подобный цирк не одобрил бы,- произнес я пока мы, увлеченные беседой, теперь уже прогуливались на свежем воздухе.
Вспомнив о непонятном листике и трубочке, я попросил веселого боцмана подождать меня на палубе, а сам помчался в свою каюту за лепестком. Опять долго стоял у двери в ожидании чуда, это когда жена изволит открыть, проник внутрь, забрал лист и вышел на палубу искать боцмана.
-Тропезант, - важно вымолвил боцман, как только увидел меня.
- Сам ты тропезант, - обиделся я.
- Да не про тебя, дурилка разговор, я про лист, который ты держишь в руке.
- А что это такое? - удивился я.
- Ну не знаю, поймешь ты или нет, но в южной части, кстати не самой худшей Дальнего острова, растет некий чудо-куст. Еще он хоть и редко, но встречается и на первом острове, но не в этом суть, - боцман сделал умное лицо и приготовился к повествовательной форме. - Давным-давно, - с видом сельского учителя разглагольствовал он, - когда местное племя этого острова, который теперь называется Дальним, а раньше Великолепным, еще было счастливо. Люди берегли эти чудо кусты, поливали их ключевой водой, удобряли и в конце концов в июле месяце или в августе собирали с них листья и развешивали на веревки в своих полутемных сараях. Через два месяца, когда листья становились коричневыми, аборигены снимали приготовленное изделие природы с веревок и совершали с ними определенный ритуал, затем садились в кружок, раскуривали трубочку и передавали ее один другому по кругу.
- Наркотик, - ужаснулся я, не до конца поняв, к чему клонит веселый боцман.
- Дурак ты, - ткнув меня пальцем в пупок, брезгливо ответил он. - Табак это, дурачина, табак, причем самый лучший и ароматный. Вот если бы к нему добавить еще и юбилейный табачок, - размечтался боцман, - да вишневой наливочки, да настоять пару недель, вот это да, жить можно.
Боцман теперь уже с умилительной ностальгией поглядывал то на меня, то на листик.
- Ах да совсем забыл, сегодня опять зайду к тебе на огонек, - и с этими словами, посмотрев на часы, он направился в кормовую часть палубы. - Обедать пора, - пробурчал он себе под нос, оставив меня наедине со своими мыслями. - Скоро профилактика молодого матроса, будь он неладен, да и вахта у меня.
Я еще долго стоял на палубе и не понимал причуды капитана, вздумавшего ввести вахтенное время для боцмана, видать тот сильно в свое время напортачил перед ним, вот теперь и отдувается за это, будучи наказанным за свой проступок.
Обогатившись информацией, я принялся анализировать дальше, не понимая зачем этот загадочный лист вождь подарил мне, да еще нарисовал на нем знак вопроса, но теперь я твердо знал, благодаря коллеге, что это табачный лист.
Я попытался размышлять логически: «В него вложена была курительная трубочка, наверное, это намек на то, что я сам должен буду догадаться о табаке, но почему знак вопроса? А, понял, я должен отгадать сорт табака. Но зачем это?- ломал я голову от заданных самому себе всевозможных, противоречивых вопросов. - Наверное великий вождь желает того, чтобы я перевез эти интересные листики к нам на остров? Да нет, тоже не то, он же сам дал мне понять, что не хочет меня видеть на своем острове, пока я не овладею какой-либо профессией и не научусь работать на берегу».
Я долго все продумывал и вот таким вот образом, суммировав все полученные мною знания, рождающие размышления и противоречия, пришел к выводу, что, по всей видимости, вождь хочет, чтобы я стал профессиональным табаководом, привил табак на острове и выращивал его на радость островитян. Была одна неувязка. Но зачем же тогда он велел мне раскрыть сверток только тогда, когда его остров скроется из вида? На этом у меня мысли заканчивались.
Впереди по курсу на линии горизонта показался сизоватый дымок, до боли мне знакомый, я подпрыгнул на месте словно ошпаренный кипятком, споткнулся, упал грудью на планширь, сердце сильно заколотилось, а по спине пробежали мурашки. Я даже не замечал сильно ушибленную ногу и боли в груди, потому что теперь все мысли были о другом, более интересном.
«Вот он мой родимый,- крутилась у меня в голове лишь единственная мысль,- мой дом родной, колыбель, место где я родился».
Корабли шли навстречу друг другу, поэтому не угасала надежда, что приблизительно через полчаса они поравняются и я буду иметь возможность разглядеть в бинокль, выклянченный мною у боцмана лица родных мне людей. Лицезреть своего пожилого капитана, помахать экипажу рукой, а возможно, если разрешат даже забежать в радиорубку и попросить у радиста телеграф, чтобы передать привет своему капитану, хоть и бывшему, но с моего рождения знающего меня. Затем тетке Коке передать прощальный поцелуй и сообщить ей, чтобы она меня не искала, поскольку женат, да и остальным членам судовой команды передать привет, кроме паразита Митьки, матросишки. Дело в том что он плевал на то, что я его начальник и поэтому никогда меня не слушался и этот паршивец все делал наперекор мне. Я даже его привязывал к мачте, в надежде, что бесноватый образумится, бил его упругой плетью, мечтая выгнать из его тщедушного тельца злых духов. Назначал негодяю самые грязные работы, но этот шельмец был непокорен, благодаря своему веселому нраву, негодяй не сдавался, а даже радовался происходящими с ним событиями да приключениями, будто самый настоящий мазохист, вздумавший по крупному играть с судьбой и вовсе не признающий мелкую раздачу. Но тем не менее я завидовал его свободе и ненавидел одновременно.
Внезапно из дымовой трубы моего родного парохода, которой обычно чадил серовато-коричневым дымом, вырвалось черное облачко. В этот момент я очень сильно расстроился.
Дело заключалось в том, что капитан обучил своих штурманов некой премудрости, заключающейся в следующем: перед началом изменения курса нужно ставить двигатель на полный вперед, тем самым уменьшая время проделанного маневра и повышая эффективность управления пароходом. А машина-двигатель имела на моем бывшем корабле свойство: при увеличении оборотов, выпускать облако черного цвета, а это значит, что пароход уходит от нас и тем самым я так и распрощаюсь с мечтой увидеть своих родных друзей, капитана, нового боцмана, назначенного на мое место, которого я с любопытством желал увидеть и конечно же тетку Коку, которой строил бы язвительные рожицы, одновременно указывая на палец с кольцом и гирькой.
Через некоторое время дымок скрылся из вида, а на душе я ощутил непреодолимую грусть, сладковатую ностальгию и то непонятое чувство утраты, не до конца осмысленное, моральное неудовлетворение, недовольство собой и прочувствовал неуверенность в дальнейшей жизни, тем самым окончательно испортив себе настроение, предавшись унынию.
«Интересно, куда он изменил свой курс? - размышлял я. - Может быть к четвертому острову, куда мы часто заглядывали по мануфактурным делишкам. Или к Дальнему, на котором я был всего лишь один раз в жизни, да и то во младенчестве, поэтому и не помню ничего, кроме папиной тельняшки, да широкого ремня с ярко блестящей на солнце бляхой, начищенной настолько, что я видел в ее отражении свое испуганное пухлое личико с пушком на голове».
«Да и бог с ним, со старым моим пароходом. Впереди новая, совсем другая жизнь, - и на этой придумке для себя, что бы не переживать, опять переключил свои мысли на недавнюю загадку».
«Но зачем вождь наказал мне раскрыть сверток, как только его остров окажется скрытым от взора? - мысли перейдя на иной лад прочно укоренились в сознании и я тут же догадался. - Великий вождь хочет, чтобы я научился выращивать табак, обучившись сему ремеслу на Острове №3, поскольку на нем находятся ремесленные училища. Далее пройти практику на Острове №4 и защитить тем самым диплом агронома. Получив вожделенный документ на Дальнем Острове, который питал нездоровую тягу к разным формальностям и документам, навязывая их всему миру, вывез бы из него контрабандно культуру табака и выращивал бы его на отведенной мне плантации на радость островитян. Вот тогда меня смогли бы принять в клан Ватрушек. Благодарные курильщики носили бы меня на руках, а я пользовался почетом среди прочих островитян, таким образом кормил семью, ублажал жену, сыновей да внуков продуктами цивилизации ни в чем себе и им не отказывая».
«Великолепная личность и хороший хозяин, - восхищался я вождем. - Могучий человек и настоящий отец семейства, а по совместительству изрядно хитрый дипломат, аферист, да и просто очень хороший человек, искренне и нежно любящий свой народ, семью и с недавних пор прибившегося к нему морячка, то есть меня».
Итак, разгадав загадку вождя клана Ватрушек из семейства Ватрушкиных, я наконец понял как начать строить свои планы на будущее и успокоился. Затем развеселившись, отправился к жене в каюту, где поведал ей о своих мыслях по поводу табаководства и планах на будущее мероприятие.
Кайя выслушала начало моих планов очень внимательно, затем не дослушав вскрикнула, словно чему-то обрадовавшись и вытолкала меня в коридор, плотно закрыв дверь, но однако через некоторое время впустила обратно.
В каюте Ватрушка накрыла стол, я важно уселся во главе стола, налил нам обоим в бокалы вино и начал разглагольствовать о радужных перспективах, ожидающих нас впереди, она в ответ одобрительно кивала головой, полностью во всем со мной соглашаясь и подкладывала разные угощения мне на тарелку.
Теперь на душе было спокойно за наше дальнейшее существование, я про себя тихо радовался такому ближайшему и перспективному будущему, с нетерпением ожидая, когда стану специалистом и почетным членом клана Ватрушек.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/01/03/1064