(На снимке: в Центральном посту после погружения. Я еще не снял канадку и шапку, у всех усталый вид после многочасового приготовления к бою и походу и выхода из базы поздней ночью по тревоге. Теперь, после короткого оповещения экипажа о начале боевого похода и после заступления на вахту боевой смены, остальным, кроме командира и вахты, можно будет отдохнуть).
Предыдущее см.http://www.proza.ru/2017/12/06/492).
Пока мы еще шли в надводном положении я постарался поближе познакомиться с командиром Дмитрием Новиковым. А после погружения с приходом на приличные глубины в Беринговом море решил обойти отсеки, Боевые посты, познакомиться поближе с экипажем. Неожиданно в одном из отсеков встретил хорошо знакомого особиста Владимира Каткова, который ходил с нами в море раньше. Его, оказывается, заранее отправили самолетом на СФ, с тем, чтобы он на «К-223» принял участие в переходе на ТОФ. И вот что он сказал мне:
- Альберт Иванович, мы давно Вас ждем. Вся надежда на Вас.
В ответ на мой недоуменный вопрос, что бы это значило, Катков рассказал мне вот что. Почти весь переход Матушкин не выходил из Центрального поста. Практически сам управлял подводной лодкой с помощью своих офицеров штаба, не доверяя ни командиру, ни экипажу. На переходе возникали разные неисправности техники, ошибки членов экипажа. Ругался страшно, почти не спал. Кое-что сдвинулось в лучшую сторону, но пока всё плохо. Конечно, командование, офицеры мичмана, матросы и старшины экипажа понимают это и стараются устранить недоделки и недостатки, (а многие из них уже достойно и грамотно исполняют свои обязанности на своих боевых постах), но многое пока еще не на должном уровне. И что вместе со мной им может быть удастся довести всё до ума.
Вот это последнее мне очень не понравилось. За сравнительно небольшое время перехода в базу при всем желании много не сделаешь. Да, признаться, после всех предыдущих нагрузок без отдыха большого желания еще работать за кого-то, у меня не было. Приведу, думал, корабль в базу, а там пусть командование дивизии им занимается.
И каково же было моё потрясение, когда мы с Новиковым, как было предписано, после погружения вскрыли секретный пакет с Боевым распоряжением на дальнейшие действия. Кораблю предстояла Боевая служба, в Тихом океане без захода в базу! На срок, около трёх месяцев! Для меня это было: две Боевые службы подряд, месяц на ледоколе и теперь еще одна Боевая служба! (Позже Катков как-то сказал: «Альберт Иванович, Вы меня просто удивляете. Мало кто так смог бы. Вас, ведь, просто используют на износ!»).
В одном из журналов как-то прочитал, что в некоторых странах, например в Англии, если моряк провел в море около трех месяцев, то его могут лишить даже права голоса на выборах. А если был там полгода, то, по данным науки, у него могут произойти такие изменения в психике, что на берегу какое-то время его можно считать не совсем нормальным, не несущим ответственность за свои порой необъяснимые поступки, действия.
Так то там, у них. У нас же, по-видимому, наверху о том даже не знают или не хотят знать… Как бы там ни было, деваться было некуда, (здесь весьма подходит известное выражение: «Куда ты денешься с подводной лодки?»), быть пассажиром на подводной локе не принято, да и неприлично. Пришлось начинать работать.
Прежде всего, надо было подготовить и принять соответствующее "Решение командира" на выполнение поставленной задачи. То-есть оценить обстановку, противодействующие силы и средства «вероятного противника», характеристику районов Боевого патрулирования, где, когда и как в зависимости от того командир предполагает действовать. Надо было завести "Журнал боевых действий", куда заносятся уже фактические события и действия в той или иной обстановке, проверить состояние ракетного и торпедного комплексов, соблюдение правил их содержания и обслуживания, готовности к действию техники и их боевых расчетов и так далее.
Да что там, на корабле не было даже мало-мальски толково отработанного распорядка дня на период плавания под водой, не проводилось развода и инструктажа боевых смен перед заступлением на вахту, как это было принято на подводных крейсерах 25 дивизии. А когда были проведены учения Корабельного боевого расчета по выходу в торпедную, а потом и ракетную атаку, там тоже обнаружились серьёзные недостатки. Приходилось только удивляться - как готовили корабль штабы дивизии, флотилии к выполнению боевых задач, и, в частности, такому ответственному мероприятию, как переход подо льдами на ТОФ и дальнейшее несение Боевой службы?
Вот тогда я понял, почему ругался Матушкин. Но как он мог сам такое допустить? Ведь корабль входил в состав его флотилии, был в его подчинении. Он обязан был вместе со своим штабом всесторонне проверить готовность корабля и экипажа к выходу в море, и ни в коем случае не выпускать в плавание недостаточно подготовленные к тому корабль и экипаж. Тем более к переходу подо льдами Арктики! Не говоря уж о предстоящей Боевой службе, о чем он не мог не знать.
Поневоле вспомнилось, какие условия сложились в то время для боевой подготовки экипажей подводных лодок и даже ракетоносцев на СФ. Похоже, в той обстановке иначе и быть не могло. Еще и еще раз повторю: в том была не вина, а беда наших подводников. Но старших начальников, не принимавших необходимых мер для улучшения ситуации вина, безусловно, была и немалая. Нельзя было допускать выпуск непомерно дорогих подводных лодок большими сериями, не заботясь, по-настоящему, комплектованием и подготовкой их экипажей, а также обеспечением всей их боевой деятельности.
Пришлось приложить немало труда, усилий, нервов, чтобы привести всё в более-менее достойный вид. Прежде всего, конечно, труда командира, старпома, и других членов экипажа. Ну и при моём, в какой-то мере, участии. Впрочем, так было тогда, практически у всех командиров. Практически, все мы устраняли недостатки в подготовке моряков и техники уже в ходе Боевых служб.
Ко всему прочему, для Новикова я не был начальником. Назначен старшим на борту, понятно, но, всё-таки, я такой же, как и он, командир, да ещё, к тому же, второго экипажа этого самого корабля. Новиков по характеру крайне самолюбив и самоуверен (может потому и были ссоры со старпомом и не только), а я никогда не стремился изображать из себя начальника, когда фактически таким не являлся. Как приходилось работать в такой обстановке, ликвидировать пробелы в службе, дисциплине, взаимоотношениях, ведении документации и т.д. – разговор особый. Я, конечно, старался не вмешиваться без особой нужды в работу командования и офицеров экипажа, но и находиться сторонним наблюдателем на борту подводной лодки не мог. В том числе и в отношении самого командира "К-223". Кое-что подсказывал и ему лично, но он не очень-то охотно прислушивался. Это понятно. Несколько больше помог такой случай.
Упомянутый выше представитель Особого отдела Владимир Катков пригласил нас с Новиковым в штурманскую рубку. Удивились такому необычному приглашению, но пошли. Катков попросил штурмана выйти из рубки, командир дал добро. И у нас состоятся разговор на троих. К моему крайнему удивлению, Катков довольно резко и решительно высказал Новикову всё, что он считает неправильным в его личных взаимоотношениях с офицерами экипажа. Привел конкретные примеры и доказательства. Несмотря на то, что он явно перешел грань своих служебных обязанностей, мне пришлось его поддержать. Тем более, что и сам о том Дмитрию говорил. Решил на этот раз интересы выполнения боевой задачи поставить выше командирской солидарности и этики. Сказал: «К сожалению, Дмитрий, Катков прав».
Надо отдать должное Новикову, он смог переступить через своё самолюбие, большинство замечаний признал, и в дальнейшем старался их устранить. А Владимир много позже, уже на берегу, сказал мне, что в тот момент, когда я его поддержал, он мысленно вздохнул с громадным облегчением. «Если бы Вы стали тогда на сторону Новикова, - сказал он, - вы вместе могли бы просто меня сожрать». Это его слова без купюр.
В конечном итоге, к приходу в базу по окончании Боевого патрулирования организация службы, документация, готовность к выполнению боевых задач и к борьбе за живучесть корабля оказались на уровне, соответствующем требованиям нашей 25-й дивизии. Такой вывод был сделан после проверки корабля штабом и командованием дивизии, и это была высокая оценка экипажу, обычно обнаруживалось много недостатков. Повторяю, именно на Боевой службе мы имели возможность большинство из них устранить. И еще раз подчеркну: в том заслуга всего личного состава экипажа. Но вот заместитель Матушкина по ЭМЧ Николай Гавриленко, (он в сам многое сделал в организации службы БЧ-5) сходя с корабля, почему-то искренне поблагодарил меня за все, что было сделано.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/06/514