А вот и никаких вам сетований на злодейку судьбу, никаких претензий к кому-либо, пусть даже и заслуженных, никаких ламентаций по упущенным возможностям удержания счастья в самой его обнажённой форме, безо всяких там обусловленных ограничений безбрежности. А всего лишь просто как лёгкий взмах крыла...
...[Вот лёгкий взмах крыла…
Ну, что? А, просто это – Счастье.
Случайно пролетело в поисках гнезда,
Меня задев и тотчас же, в испуге,
Умчалось в даль. Лишь одинокая звезда
Спокойно озирает безмятежную округу] * (1)
http://www.proza.ru/2015/10/28/1406
Видимо эта звезда, взяв под своё покровительство меня когда-то, сегодня же и лишила остатков покоя, да и принудила к чудачеству. Вот и пусть на этот раз будет создана некая хрестоматия по истории отношений, взятого случаем конкретного человека, с некоей призрачной субстанцией на букву же С. Такой, что если она и существует вообще на свете, да только уж в единственном числе, умудряясь быть для каждого только одного его и никого другого, даже если с этим другим ты, что называется, душа в душу. Да и то верно – ведь Счастий не только не бывает, но и выразиться так - язык не поворачивается, хотя о несчастьях говори сколько угодно. Но не об этом наш разговор.
.
Прежде всего я сообщу читателю, что сегодня я не одинок в деле творения. Удачно мне удалось принудить к сотрудничеству на этой стезе и некую особу, жестоко похищенную мною у общества в давние уж времена, и всё это время удерживаемую в клетке моих эгоистичных притязаний на безусловную свою на неё собственность.
Иногда я бываю ласков со своей пленницей; а иногда, сознаюсь, и не очень; а порю слишком уж не очень. Но мало-помалу да приручил-таки. И вот теперь она снисходит даже до соучастия в моих сумасбродствах. То, что я задумал сейчас, без её участия состояться не может.
Вот поэтому и прошу ласково:
- Расскажи-ка, моя подружка,- обращаюсь я к своей, действительно реальной женщине - расскажи мне ещё раз историю о том, как дошла ты до жизни такой, что видеть меня (по сложившемуся случайностью сценарию наших дней) хотя бы и малое время - составляет для тебя существенную необходимость. Расскажи так, как ты это можешь говорить об этом, словно бы улетая от меня в дальние свои края птицей перелётной, и только глаза твои, с навернувшейся слезинкой трогательных воспоминаний, остаются обращёнными во глубину моей души, прожигая всё скверное во мне до самых моих потаённых глубин. Расскажи мне, а уж я-то прославлю тебя в круге моих читателей, да и почитателей тоже - и без них не обходится теперь моя цифровая реальность.
- С чего же начать, мой повелитель?
- Да хотя бы с того, как ты просыпалась...
- Нет!
А кто бы и сомневался! Хоть я и простодушен, всякий раз попадая в ловушки наших с тобой отношений, когда всякое «Да» начинается с «Нет». «Нет» - это на самом-то деле «Да» - каких бы сторон нашей жизни это ни касалось. Уж пора бы это усвоить, чурбан!
Да я и усвоил. Но, всякий раз, легковерно ведусь на эту твою особенность, порой уж начиная свирепеть.
Но я добр сейчас и легко соглашаюсь: - Да, но нет, с чего же ты всё-таки хочешь начать свои откровения? И она уносит меня от дня сегодняшнего в далёкие пятидесятые годы прошлого уже века.
Маленький курортный город Сочи. Склоны горы Бытха в районе санаториев «Чайка», «Орджоникидзе». Там, выше зоны санаторных строений, - но ещё далеко до вершины - среди сосен, дубов, грабов, в зарослях иглицы понтийской приютились времянки строителей черноморской здравницы: всякие насыпнушки, обитые от ветра и дождя кусками фанеры, рубероида, а тои вовсе картона. Но люди не просто укрываются в них от непогоды, они там живут обычной жизнью активного возраста. Каждый по-своему. Но основательно. Перед каждым окном – территория жильца, условно принимаемая соседями как собственность. На ней хозяин разбивает свой цветник да огородик кто во что горазд – помидорки, лучок, морковка, даже несколько кустов картошки, и обязательная зелень круглый год. Климат позволяет, только вот воду для полива надо добывать из какого-нибудь крохотного источника, струящегося в излюбленной им лощине. И добываем, и носим, поливая огород. и уж обязательные лозы винограда. Изабелла. Розовый виноград. Виноград белый с янтарно-зелёноватыми ягодами божьей благодати райского наслаждения.
- Что же ты, подружка молчишь, почему вынуждаешь меня изнурять читателя причудливыми оборотами своего несколько изощрённого велеречивостью языка? Давай! Яви себя во всей красе - народу нашему на радость, а мне на удовольствие.
- Ну да что тут такого - подневольно начинает она.
[Лето. Вечер. Поздний (около 10 часов). После беготни сошлись вокруг столика под молодым грабом (взрослые, после преферанса, уже разошлись по домам). Рядом шумит огромный дуб. О чем разговор? Обо всем и ни о чем. Какие-то истории. О кино. Завтра на море. Кто за кем зайдет? А, может, в лес за черешней, или за орехами (это когда к лето к концу)?
За орехами (или добычей будут груши) надо идти за перевал, с осторожностью. Быть начеку! Скорее всего, деревья были посажены еще до революции, по крайней мере - не являлись собственность колхоза. Но, практичные армяне из села их стерегли от наших набегов.
Где-нибудь в стороне пастух пас своих коров. Бывало, выпускали и собак. Тогда мы залегали и, улучив момент, набивали орехами (фундук) полные пазухи. И со всех ног - вверх, к лесу и через лес вниз, домой.
Но уже поздно. Потихоньку расходимся: - Таня, Надя, … и мне пора.
А дома уже готов ужин.
(- И что, всё сведётся к тому, как ты поужинала?
- А что ты хочешь от меня?
- Я хочу, чтобы ты открылась
- Это для кого?
- Да хотя бы для меня.
- Да ты сам всё давно знаешь!
- Может быть и так, но только хочется мне сегодня ещё раз увидеть мир нашей юности твоими глазами.)
Нарочито скучающим голосом начинает невольница свой рассказ, постепенно воодушевляется, словно бы освобождаясь от гнёта обязательств передо мной – и похитителем, и насильником, и обожателем одновременно.
Дом? С начала это был «жилдом» - трехэтажныйй особняк из мраморизованного известняка с довольно широкой лестницей и дубовыми перилами, по которым можно было с удовольствием скатиться с самого верху до низу. Он был построен для персонала санатория «Чайка» и, правда, там жил заместитель начальника санатория да ещё кое-кто из начальства – но в начале строительства «Чайки туда же селили и рядовых строителей; в одной комнате могло проживать до четырёх таких человек.
А когда же стройка была закончена всех строителей с шумом, с гамом выселили в бывший клуб. Нам достались в нём две малюсенькие комнаты да кухонька на две семьи в коммуналке «Курортный проспект девяносто восемь дробь двадцать четыре квартира тринадцать»
(но по этому адресу никого не надо звать в гости, потому что этого дома сейчас нет как нет и того города он обратился в трущобы перед лицом нескончаемо оголтелого скотинизма теперь их праздник на новых улицах среди гибнущего леса а уцелевшие жители стали его досадными древностями да теперь уж почти не выходят из дома)
Но тогда комнаты наши располагались как бы особняком от прочих, на бывшей сцене и гримёрках. Окна здесь выходили в лес и располагались так низко, что если надо было спешить, допустим, с подружками на море, то дверь закрывалась на ключик, который прятался под половиком у двери. Тогда, вспомнив про что-то забытое - полотенце или ещё что - можно легко проникнуть домой чрез всегда распахнутое окно; и через него же убежать на целый день к морю.
Море? Наша компания на море собиралась случайно. Конечно, с девчонками-подружками договаривались заранее; но к ним были привязаны малыши: свои и соседские (родители же на работе). По дороге к нашей компании присоединялись подружки из соседних домов, да на берегу кто-то уже был, ну и потом подходили купальщики припозднившиеся.
И вот часов с десяти начиналась наша морская кутерьма. Каждый показывал, как он может. А кто не может – тот с ходу учится, а кто-то показывает высший класс. После полудня наступали жар и жор. А с собой брали из дома кто что: обычно это были хлеб, помидорки, огурцы, очень редко кусочек колбаски или котлетка, а чаще плавленый сырок - он весь растает на солнце. Собиралась полуголая, загорелая, трясущаяся в ознобе голытьба гурьбой и вместе делили всё поровну. Обычно доставался кусочек чуть больше спичечного коробка. Но вкусно-о-о!
Поели – и снова в море. Пора бы уж и уходить - дома надо быть, опередив приход родителей - да тут новенькие подоспели. Давай вместе.
Но к шести часам безусловно надо быть дома, успеть вылить в унитаз прокисший суп (холодильников- то не было) да вымыть кастрюлю.
-Ну как, дети - весь суп-то съели?
-Да! – дружно с братом отвечаем на голубом глазу. Хоть и не думаешь соврать, а куда деваться?
Вечер наступил. Жара спадает. Мамаши заняты готовкой, а папаши за столиком под молодым грабом играют в преферанс. Но вот и они расходятся по домам. Теперь наше время. Время девичьих посиделок, мечтаний, разговоров. Но уже поздно. Пора расходиться: - Таня… - Надя… - и мне пора.
Я иду, тяну время. Свет только от окон. Тепло. Шелестит листва огромных, выше дома, дубов. Сквозь крону - яркое звездное небо.
А при хорошей погоде моя кровать - под виноградом, в палисаднике. Совсем близко проходит тропинка снизу к огородам, лесу. Изредка случаются запоздалые прохожие. Но это не беспокоит. Все свои.
Засыпаю я не скоро. Ласковый вечер неспешно обращается в южную ночь. Благоухает матиола, Надрываются лягушки. Сверчки. Воздух словно пронзают светлячки.
( … словно какофония живой музыки, или музыка жизни в темпе адажио:
…О, мир во мраке ночи
Мои туманит очи.
Но мне не хочется спать,
И сердце рвётся летать
Туда, где чудится жизнь
Моих несбывшихся снов, моих девических грёз.
Мечты... * (2))
- Да, хорошо сказано тобою, товарищ автор, но мне не дано дослушать эту тему до конца.
Я засыпаю.
(и пока спит наша глубоко легкомысленная мечтательница вокруг неё происходит вот что горы остывают в ночи а море огромное беспредельное дышит и дыхание его устремляется от лениво ласкающих друг друга волн и берегов в горы заполняя каждую малость леса субтропиков неописуемыми ароматами свежести уже наступающего утра)
А я сплю и слышу мамин голос:
-Леночка!
-Ну, я ещё маленько, ещё пол столько, ещё чуточку, ещё чуть-чуть!
- Леночка!! Голос мамы и ласков и требователен…
… Осень близится. Уже как-то хочется в школу, увидеть друзей.
-Школа! Пора вставать. Но тянешь до последнего. Потом подскакиваешь. Бегом умываешься. А дома, в комнате, уже сервирован на хрусткой скатерти завтрак. На диване, сработанном папой из сподручных досок – кипельно-белый накрахмаленный чехол. Чехлы и на стульях.
Мама культурно пытается усадить тебя за стол. Но у тебя – уже всё на ходу. В ускоренном движении вперёд. Подхватываешь папку и бегом. Мама всовывает мне в руку огромную кисть изабеллы (отказываться бесполезно!). Бежишь по деревянным трапам. Перед домом уже асфальт - довольно крутой спуск до ворот, отделяющих поселок рабочих и обслуживающего персонала от корпусов санатория. Трущоб от дворцов.
А что? Эти трущобы зачастую были довольно уютны. Правда, представляли собой деревянные сараи: двойные стенки, засыпанные шлаком, перекошенные, залатанные, но задрапированные ситцевыми занавесочками, ковриками, снабжены кроватями с комплектом сменного белья. Они сдавались в сезон отдыхающим, такса - 1 рубль в сутки и все были довольны.
На бегу обрываешь кисть. Беглые виноградины катятся впереди тебя по асфальту дороги в траву. Но всё-таки есть чему попасть и в рот. Вкусно-о-о! Выбегаешь за ворота. Сворачиваешь к тылам центрального корпуса, и начинаются твои изящные пируэты: бегом огибаешь корпус по парковой зоне и выбегаешь к первому фонтану, окруженному дворцами из белого мраморизованного известняка, украшенными лепниной.
Летними вечерами вот здесь устраивались танцы. Насколько лет из Москвы приезжал небольшой оркестр. Будучи уже постарше, мы общались с парнями-музыкантами, чаще всего на пляже. У Светки даже был с одним из них типа роман. Но она девушка стойкая! Мы же практически не танцевали, стеснялись. А устраивались на балкончике западного корпуса, наслаждались музыкой, вечером, жизнью. И нас никто не прогонял.
Иногда сквозь толпу танцующих проходили домой, наверх, запоздалые мамаши, с сумками…
…А бег в школу продолжается. Пересекаешь дорогу с шикарными розариями и попадаешь на широкую пологую круговую лестницу (на бегу почти касаясь руками ступенек), выбегаешь к нижнему фонтану, с огромной, мощной тётей, на коленях у которой обожали фотографироваться представители мужского рода. Мы же (как будто не хватало моря) иногда купались в этом фонтане (но чаще, уже в старших классах, купались в орджоникидзовском фонтане, он был нам как бассейн)….
…Последний рывок по центральным лестницам и подбегаешь к остановке, к которой, так и есть - уже подошел автобус №3Д или №2 (если повезёт).
10-15 минут - и остановка «Школа»…
…Большая перемена. Выходим с Захарой (так кратко зову я мою подругу) на дорогу перед школьным стадионом, неспешно прогуливаемся (все же 15-20 мин), съедаем бутерброды (из дома) или же взятые в буфете (15 коп или на талоны) полбулочки с сосиской (или 2-мя сосисками?). Вкусно, аж жуть!
Вот подъехал автобус маршрута 3Д. А там ребята из 9 класса, переведенные из 11 школы. Белокурый красавец (типа Мистер Икс в чешском исполнении) Коля Т., Ленчик, Сашка С. Хорошие ребята, хоть и из 11 школы, которая считалась не очень благополучной. А наша (им. Н. Островского), считалась одной из лучших. И наш классный руководитель Вадим Евстигнеевич Моисеенко руководил и классом, в котором учился будущий космонавт Феоктистов.
Но нам до этих звёзд ещё далеко
Звёзды вот они – над головой. Я возвращаюсь вечером домой. Дует тёплый ветер, всё пронзительно красиво. И я иду! А из меня прямо вот это: - Я люблю этот город, я люблю эти деревья, под которыми надо проходить, я люблю эту дорогу; и такая у меня тоска по этому городу, что я думаю: - Боже мой, ведь я когда-нибудь уеду из него. Но этот город навсегда останется в моей душе.
И стало так.
( много лет спустя эта впечатлительная особа высоких достоинств создаст свою песню о родном городе и будет радовать ею слушателей в краях далёких, где тоже живут люди, способные любить, страдать, и сострадать. )
«Маленький курортный город Сочи
Где цветут магнолии цветы,
Я люблю твою прохладу ночи
Запах моря и восход зари
Только лучик солнца озаряет
Город мой любимый, мой родной,
Все вокруг внезапно оживает,
Царственной сияет красотой.
Маленькую девочку, шалунью,
Бережно баюкала волна,
Нежно обнимала, лелеяла, ласкала,
О любви шептала ей она.
Лес дарил на Бытхе ей фиалки,
Горы, море, солнце – все сверкало!
Старенькая башня, по прозванью – ресторан,
Замком ей была и там мечтала.
Только время не стоит на месте,
Девочка слезу с щеки смахнула.
В дальнюю дорогу, от школьного порога
В жизнь большую девочка шагнула.
Звали в даль таежные рассветы,
Солнце юга, севера сиянье –
Только между девочкой и городом родным
Всё не сокращалось расстоянье.
Кажется, недавно это было,
Но немало лет уж пролетело.
Порой, на берегу город мой грустит
О девочке, что звонко песни пела.
Милый город мой, неповторимый,
Мне не суждено с тобою быть,
Но покуда бьётся мое сердце,
Буду вечно я тебя любить!» *(3)]
Продолжение следует на http://www.proza.ru/2017/10/24/777