«Клюгер» мчался по широкому асфальтовому шоссе. Был выходной день, и редкие встречные автомобили стремительно исчезали, отражаясь в зеркалах заднего вида. Живописные лесные массивы мелькали по обеим сторонам дороги. Утреннее солнце поднималось впереди, играя ослепительным блеском лучей. Свежий ветер врывался в открытые окна, остужая лицо плотными упругими прикосновениями. Вскоре на пути стали попадаться села и деревеньки, одиноко стоящие среди колосящихся полей. Трактора и прочая сельскохозяйственная техника пылили по обочине, направляясь к сенокосным местам.
Под Искитимом начинался пологий спуск, переходящий в длинный затяжной подъем. «Клюгер» рванулся, легко набирая обороты. Далеко на самом верху подъема показалась маленькая округлая точка. Она быстро приближалась, и вскоре можно было различить, что навстречу движется запряженная лошадью подвода с высоким стогом сена. Телега была явно перегружена, и возница шел рядом, одной рукой держась за рычаг тормоза, притормаживая на спуске и покрикивая на лениво перебирающую ногами кобылу.
Водитель «Клюгера» увидел, как телегу подбросило на ухабе. Ось подломилась, и воз завалился набок. Сено опрокинулось, рассыпавшись зеленой волной. Максим Петрович начал снижать скорость, расстояние до подводы было вполне достаточным, чтобы совершить маневр. Неожиданно взгляд остановился на разогнавшемся под горку тележном колесе, неумолимо быстро катящемся прямо на них. Скорость автомобиля была еще слишком большой, а колесо оказалось совсем близко. У водителя не осталось шансов увернуться, «Клюгер» заскрежетал заклиненными тормозами, его стало разворачивать на дороге. И тут колесо со всего маху врезалось в правый борт. Внедорожник вздыбился на асфальте, перевернулся несколько раз и вылетел за обочину. Два бездыханных тела так и остались на своих местах, пристегнутые ремнями безопасности.
О трагедии Наталье Леонидовне сообщила дочь Максима Петровича Анастасия, телефонный звонок раздался около полудня. Захлебывающимся от слез и горя голосом девушка сообщила, что отец трагически погиб, а Вадима в тяжелом состоянии доставили в больницу города Искитима. Ему повезло, что через несколько минут после аварии по трассе с вызова возвращалась «скорая помощь», и бригаде удалось своими силами вытащить их из покореженного автомобиля. Теперь отец находится в морге, а Вадим на операционном столе. У него перелом бедра и закрытая травма головы. Это все, о чем ей рассказали в приемном покое больницы.
Наталья Леонидовна едва смогла прошептать: «я сейчас приеду», как сотовый телефон выпал из ее обессилевших рук. Будто чем-то ударило в грудь, сердце разорвалось на куски, и острая пронзительная боль повалила ее на пол. Светлана бросилась к ней в страшном предчувствии. Положила на диван, брызгала в лицо водой, хлопала по щекам. Поняла, что произошла жуткая трагедия. Мама открыла глаза и ничего не понимая, смотрела вокруг. Затем очнулась, села, и зарыдала, запричитала тонко и обреченно. Вновь раздался телефонный звонок. Светлана торопливо схватила трубку, слушая сосредоточенно и внимательно.
Настя рассказала, что Вадиму сделали операцию, наложили гипс. С ногой будет все в порядке, но он находится в коме. Нужна специальная аппаратура для томографии и скорее всего операция на мозге, так как врачи не исключают внутреннего кровоизлияния. Сейчас состояние стабильно тяжелое, его готовят к переезду в Новосибирский институт травматологии и ортопедии. Обещают доставить к вечеру.
Она стояла оглушенная, не слыша, как в телефоне уже прервалась связь и раздаются короткие гудки. Мама плакала, закрыв лицо и раскачиваясь из стороны в сторону. Нужно было как-то успокоиться, чтобы не сойти с ума. Светлана сбегала на кухню, нашла там корвалол, накапала в стакан с водой, принесла. Та выпила, постукивая зубами о граненые стенки. Обняла невестку, и они вместе горестно зарыдали. В комнату вошла Даша, сразу догадалась о несчастье и с громким воплем кинулась к ним.
Максима Петровича отпевали и хоронили через трое суток после гибели. Дознаватели пришли к единодушному мнению: несчастный случай из разряда странных совпадений. Никто не виноват.
На кладбище было много народу, в основном ученые, коллеги, студенты вуза, где долгое время преподавал покойный. Наталья Леонидовна в черном траурном одеянии с трудом шла за гробом, поддерживаемая под руки Светланой и Настей. В сорок семь лет выглядела полной старухой, с глубоким надрывом переживая смерть любимого человека, крушение личных надежд и неизвестное будущее своего сына.
Вадиму сделали трудную операцию. Выполнили профессионально и грамотно, используя современные технологии. Но учитывая тяжесть полученной травмы шансов на выздоровление практически не было. Он так и не смог выйти из комы. Лишь сильное сердце и молодое здоровое тело поддерживали в нем чуть теплящийся огонек жизни. Мама со Светланой день и ночь дежурили у палаты, ждали момент, когда очнется Вадим. Или…
– Я знаю, когда он умрет, – сказала Светлана матери. Все слезы были выплаканы, эмоции выплеснуты, тянущая беспрерывная боль притупилась. Осталось тоскливое состояние, саднящая сердечная рана и печаль в душе.
– Знаю, – повторила она. – Это случится в ночь Купала с шестого на седьмое июля. Через три дня.
– Света! – горько воскликнула Наталья Леонидовна. – Как же так? Неужели ничего нельзя сделать?
– Можно, – она твердо сжала губы в бледную тонкую полоску. – Можно сделать, – в лице проявилась решительность и злость. – Нужно найти и сорвать цветок, вот что!
Мама с застывшими слезами в глазах удивленно взглянула на невестку. Она никак не ожидала такого смелого и отважного заявления. Все ее мысли были сосредоточены на спасении единственного сына. Долгими бессонными ночами только и думала, искала какой-нибудь выход, ни на что уже не надеясь. Была в церкви, там заказала сорокоуст за здравие Вадима, молила Богородицу и Николая Угодника, возопила к Создателю о даровании жизни. На исповеди была, обо всем батюшке рассказала, ничто не утаила. Доброго совета и благословения просила. Священник сокрушался вместе с ней, все близко к сердцу принял. Верить и молиться велел, к чудотворной иконе Иверской Божьей Матери, что в храме на станции Мочище съездить приложиться. Наталья Леонидовна с утра на коленях пред святым образом стояла. Каких только мольб не возносила к Царице Небесной! Вскоре и встать сама не сумела. Прихожане помогли, отвели на скамеечку, успокоить пытались. Она плакала без остановки, благодарила людей за искреннее сочувствие. Затем с трудом поднявшись, ехала в больницу к дежурившей Светлане. Лишь на ночь они возвращались домой, чтобы с утра вновь быть у реанимационной палаты.
Внучка Дашенька покой потеряла, радость детская с лица сошла, лишь горе горькое в уголках губ затаилось. Сидит перед телевизором, куклу Флору к себе прижимает да мультфильмы с серьезным выражением смотрит. Не улыбнулась ни разу с тех пор, как с отцом трагедия случилась. О дедушке Максиме узнала, только слезы пролились. Ни о чем никого не спросила, замкнулась, замолчала надолго. Видно как боль в себе держит ребенок. Подойдет к бабушке, обнимет крепко, гладит по голове, утешает. И такая жалость к ребенку, к невестке, несчастному обреченному сыну, что и сил терпеть все это не находится. Чувство подавленности и неизбежной фатальности гложет сердце, не оставляя никакой надежды.
– Что ты задумала, Света? Разве дастся он тебе, цветок этот окаянный?
– Мама, я другого выхода не вижу. Что мы еще можем сделать для Вадима? А будущий мальчик, ведь и он обречен будет. Их обоих спасать надо, времени совсем не остается.
– А как ты к цветку дорогу найдешь?
– Мы с Дашей сегодня же, немедленно уезжаем к бабушке Полине. Она в Красноярском крае, в селе Еловом живет, там наша родня по отцовской линии. Что я в тайге папоротника не найду?
– Так ведь знать надо, как пройти к нему. Далеко не каждый папоротник цветет. Ох, Света, дело это колдовское, нехорошее…
– Деньги у меня есть. Думаю, и проводник найдется. Главное цветок сорвать, а уж там я свои условия выдвигать стану. Только так с силою бесовской совладать можно.
– Да грех это великий! Нельзя с ними ни в какие контакты вступать. Пропадешь!
– Наталья Леонидовна, ну что делать остается, как Вадима спасти? За меня не беспокойтесь, я всего добьюсь.
– Хоть Дашу-то не бери с собой. Как она там будет? Пусть здесь останется.
– Нет, она со мной поедет, а вы тут, с Вадимом. Вам одной придется с ним быть.
– Светочка, береги Дашеньку и себя, – мама заплакала. – Я так боюсь вас всех потерять. Зачем и жить тогда? – она обняла невестку.
– Все будет хорошо. Вы должны верить, Наталья Леонидовна, вам же батюшка сказал.
– Да, верить. Это все, что осталось мне.
Поздним вечером она провожала внучку с невесткой на перроне вокзала. Скорым поездом до станции Крутояр, потом на рейсовом автобусе до села Еловое еще семьдесят километров. Как все выйдет, сложится, никому не известно. Но другого способа успеть изменить судьбу Вадима и будущего ребенка никто из них не видел.
Расцеловались на прощанье, обнялись горячо. Даша не выдержала, заплакала, уезжать не хотела, будто предчувствовала что-то. Наконец поднялись в вагон и вместе махали бабушке из открытого окна, пока перрон не скрылся за поворотом.
Ранним утром, немного вздремнув в купе под монотонный стук колес, вышли на нужной станции. В полдень прибыл автобус до Елового и два часа неторопливо пробирался через леса по пыльной проселочной дороге.
Село встретило свежим, настоянным на таежных травах воздухом. От густонаселенной когда-то деревни осталась всего сотня домов. Молодежь рвалась в большие города и уезжала сразу после окончания местной школы. В итоге в селе остались одни пожилые люди, да дряхлые старухи. Родные с детьми и внуками приезжали ненадолго в отпуска проведать родителей или помочь по хозяйству. Между тем в каждом дворе имелась какая-нибудь живность. Козы, коровы, домашняя птица, село не было бедным, заброшенным. Небольшой магазин да сломанная водонапорная башня, вот и все, что сохранилось от довольно крупного в прошлые времена пушного центра.
Стояла, весело сверкая луковками на солнце, невысокая церквушка, памятник древнего зодчества. Каменная, изящная, с тремя выкрашенными куполами, стрельчатыми окнами-бойницами и золоченым крестом, увенчанным витой металлической фигуркой голубя, сотканной, будто из воздуха и символизирующей Духа Святого, она удивляла стройной гармоничной красотой. Построенный в XVIII веке князьями Барятинскими во оставлении каких-то своих тяжких грехов, храм оставался нерушимым и посещаемым даже в годы советской власти. Как памятник архитектуры содержался государством, и лишь в конце восьмидесятых был окончательно передан Православной Церкви.
И тогда вновь там начались службы и молебны, был назначен настоятелем деятельный энергичный протоиерей Паисий. В те годы получилось ему собрать многолюдную паству, благодетелей и меценатов. Общими усилиями засверкал храм, заискрился молитвами верующих. Со всей округи собирались люди на богослужения, стояли всенощные литургии. Но время шло, строились в городах приходы, народ уезжал из деревень. Постарел Паисий, не просто стало по церковному хозяйству управляться. Помогали священнику прихожане и монахи, что из монастыря в Красных Сопках. Приезжали отроки, послушание исполняли, храм в порядке содержали. Когда и жителям помочь огород вскопать или крышу подлатать получалось. Благодарили работников молоком, яйцами, сметаной да овощами, а то, и птицей битой, таежной охотники делились. Так и жил Свято-Богоявленский храм села Еловое.
Родные встретили Светлану с особенной теплотой. Дядя Витя с женой давно взяли бабушку к себе и теперь жили вместе в крепком бревенчатом пятистенке. Дети выросли, разъехались кто куда. На все лето привозили малолетних внуков погостить. Даша сразу подружилась с троюродными братьями-погодками, чуть старше ее. Как вошли в избу, расположились, она, расцеловав прабабушку, тут же умчалась с мальчишками во двор.
Восьмидесятилетняя баба Поля была полна энергии и хорошего настроения. Целыми днями управлялась с коровами и огородом, смотрела за недавно родившимися телятами. Поздно вечером она, утомленная, едва успев умыться и поужинать, мгновенно засыпала, чтобы на рассвете вновь начинать день сначала. Невестка Лариса ухаживала за птицей и вела домашнее хозяйство. Дядя Витя работал на лесопилке с утра до позднего вечера и, придя домой, никак не мог оторваться от телевизора, который теперь принимал аж семнадцать каналов.
Такой жизненный уклад сохранялся десятилетиями, насколько помнила Светлана, в детстве и юности постоянно гостившая с младшим братом в деревне. Они крепко подружились с теткой Ларисой, тогда молодой красивой женщиной. Вместе играли, ходили в кино, на танцы, смеялись и обсуждали холостых сельских парней. С ней всегда было весело и интересно.
Она сразу заметила ее подавленное настроение, но не подала вида, с радостью встречая гостей. Быстро накрыла стол простой деревенской едой, налила домашнего кваса. Бабушка немного посидела с ними, выслушала нарочито бодрый рассказ внучки о городской жизни, приняла приветствия от сына и близких. Затем, улыбаясь и вздыхая, ушла до вечера в огород.
– Ну, что случилось, подруга? – тетка с тревогой смотрела в лицо. – Ты сама на себя не похожа.
– Ой, Лариса! – глаза Светланы наполнились слезами. – Такое страшное у нас…
– Ты поплачь, поплачь, не держи в себе. Сейчас легче станет, тогда и расскажешь, – она участливо обняла племянницу. Гладила волосы, вздрагивающие плечи, утешая расстроенную девушку.
Немного успокоившись, Светлана со всеми подробностями изложила историю древнего проклятья, и о том, что произошло с Вадимом и Максимом Петровичем. Лариса слушала с застывшим ужасом в глазах, беспрерывно охая, принимая близко к сердцу эту жуткую трагедию. В конце не выдержала, расплакалась, смутив и растрогав Светлану до глубины души.
– Наверно это правильное решение, – самой найти и сорвать цветок. Ведь ничего больше не остается. Какой у тебя месяц беременности?
– Третий начинается, – она с нежностью поглаживала слегка округлившийся живот. – Я уже и имя мальчику придумала – Евгений.
– Женя, Женечка… Евгений Вадимович. Красиво.
– Помоги мне, Лариса. Нужен проводник, сама я цветок не смогу найти. Деньги у меня есть.
– О, наши бабки любят деньги. Даже не знаю, Света… – она глубоко задумалась. – Есть у нас ведунья Власьевна, на дальнем конце деревни, на отшибе живет. Старая она, старше бабушки нашей, ей, говорят, сто лет давно стукнуло. Да ты помнить должна, сколько раз мимо ее избушки за ягодой в лес ходили. Я с детства ее знаю, она нисколько не изменилась за все эти годы. Живет то ли с внуком, то ли с правнуком. А может, вообще какой прохожий человек к ней прибился. Малахольный он, немой с рождения, к тому же хромой и скособоченный. Никто не знает чьего он рода, ни паспорта у него, ни документа. Василием зовут, на это имя откликается. Мычит что-то невразумительное, улыбается. Пастухом у нас в деревне всю жизнь работает. Слушаются его животные, он и отел принимает, болезни всякие у скота лечит. Но видом страшен конечно. И меня родители, и я своих детей им пугала, когда слушаться не хотели. Вообще-то он безобидный, ни от кого не слышала, чтобы кому-нибудь зло причинил.
Вот разве что к Власьевне обратиться? Больше и не к кому. Но она бабка вредная, своенравная, многим отказывает, помогать не хочет. Я, говорит, вам не Иисус Христос, я не всемогущая. Что по силе моей, то сделаю. А нет, так не обессудьте. И никакими уговорами и посулами ее не умолить. Но если возьмется порчу или дурной сглаз снять, навсегда избавляет человека от напасти.
Обыватель у нас разный, много завистливых, недобрых, только о своей выгоде мечтающих. Да в любой деревне так. Народ темный, простой, живут небогато, работают много. А тут по телевизору такого насмотришься! И кажется, будто обделенный ты, ущербный какой-то. Что мы тут кроме земли да навоза видим? А там, в городах огни горят, музыка играет, лица счастливые, радостные. И все красивые, полные сил. Понимаем же, что картинка, что проблемы там свои, еще более трудные и неразрешимые. Но вот гнетет это сельского жителя. Оттого нет радости сердечной. Варимся в собственном соку, сплетничаем, косимся друг на друга, ревнуем: у кого дети лучше живут?
– Лара, когда к Власьевне пойдем? – Светлана воспрянула духом, прониклась доверием к незнакомой ведунье. Вновь забрезжил лучик надежды, вновь появилось желание двигаться навстречу хоть какому-то исходу. Было невыносимо сознавать, как быстро уходит время, как сокращаются минуты жизни любимого мужа, как обреченно рождение сына. Она понимала, что иной возможности повлиять на судьбу у нее не будет. Не останется ни времени, ни сил.
– Да вечером и пойдем. Только возьмется ли она, вдруг не сможет помочь? Ты деньги с собой возьми. Хотя, если что не так, никакие деньги не помогут.
Продолжение Глава 8 http://www.proza.ru/2017/07/18/1236