За полгода до того, как мне должно было исполниться тринадцать лет (по еврейским религиозным законам совершеннолетие - бармицво), родители пригласили учителя из местной еврейской гимназии, который должен был научить меня в день совершеннолетия произнести речь в синагоге (дроше) на иврите.
Учитель, очень милый, интеллигентный и набожный человек, бывая у нас дома, часто упрекал меня в том, что по субботам я часто катался зимой на лыжах, а в остальное время года - на велосипеде, что по еврейским религиозным канонам категорически запрещено.
"Ни один порядочный еврей так поступать не должен!" - говорил учитель. Однажды, когда в субботу учитель был у нас в гостях, увидев в окно, как папа вывел из ворот на улицу велосипед и, повесив на раму портфель, собрался уезжать, я тут же спросил учителя:"Скажите, ребе, мой папа порядочный человек?" - и, получив, конечно, утвредительный ответ, показал в окно на отъезжающего на велосипеде папу.
Учитель сразу нашёлся и сказал:"Куда едет твой папа? Не гулять, а помогать больному человеку. Это Богом разрешено, это - святое дело!".
Речь к совершеннолетию я выучил и в положенный день произнёс, но иврит затем забыл напрочь. А жаль!
Я был, наверное, заурядным ребёнком и, как все дети (а может быть, немного чаще), шалил, поэтому мама, сравнивая меня с младшим боатом Юликом, который был более послушным, считала, что меня надо воспитывать каким-то особым методом. И вот такая возможность появилась. Мама иногда ездила к бабушке в Ригу, а там существовало добровольное общество, состоявшее из дам, которым, как я тогда полагал, нечего было делать (возможно, так было и на самом деле!?).
Поэтому они занимались проблемами трудновоспитуемых детей. Общество называлось "Семья и школа".
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/07/19/1498