Глва 7
Следующий вариант предложила мне настырная Судьба опять же в облике Регины.
– А Леон? Женя намекнула мне, что ее брат влюбился в вас!
– Нет, нет! Он такой нудный!
– Да какая разница? Нам что главное: вызвать ревность, а дальше – посмотрим!
На момент этого разговора мы уже с Региной виделись редко, потому что наша семья вернулась домой, прожив в общаге около года. С Леоном и его сестрой нас познакомила Регина. Я училась на третьем курсе, когда Регина разыскала меня в университете и прямо в коридоре с миной заговорщицы заявила:
– Люся, нужно срочно спасти одну бедную девушку от одиночества! Помогите! Ей просто требуется хорошая подруга!
– А как она узнала, что я ей гожусь в подруги? – удивилась я.
– Слушайте! Из Франции приехала одна семья… И теперь эта семья страдает!
История семейства Лихиных была удивительной для нашего времени. Что в СССР учатся студенты из демократических стран, мы к этому привыкли, но чтобы кто-то из капиталистической «вражеской» державы решил перебраться к нам навсегда…
А было так. Жила в предместье Парижа одна вполне благополучная семейка. В собственном доме. Папа держал часовую мастерскую и неплохо зарабатывал, если мог прокормить жену-домохозяйку и троих детей.
Глава семьи начитался газеты L'Humanite; – рупора Коммунистической партии Франции, где расписывалось, как здорово живется в самой справедливой стране мира – СССР. Пропаганда так промыла мозги бедняге папе, что тот, русский по национальности, размечтался умереть на родине, то бишь в славном городе Екатеринославе, из которого его еще младенцем родители увезли подальше от большевиков.
– Но здесь родились все наши дети! – заплакала жена-полька. – Это наша родина!
– Тогда я уеду сам, – сказал свихнувшийся папа.
И семья потянулась за своим кормильцем.
Отцу семейства удалось устроиться на Шинный завод, и тот милостиво предоставил эмигрантам квартирку из трех крошечных комнат. Правда, у черта на куличках, куда даже трамваи не ходили в те славные времена.
Семья сначала загрустила от такой перспективы прожить в убогом районе неизвестно сколько лет, потом затосковала. Настроение задавали старшие дети: Леон, двадцати восьми лет, которому папа приходился отчимом, и Женя, моя ровесница. Младший, Дэни (Даня) быстро приспособился к новой среде, и по-русски заговорил уже через два месяца. Леон нашего языка не одолел, так что переводчицей выступала Женя. Правда, сама она все слова произносила на французский манер – с ударением на последний слог. Это звучало смешно, но мило.
Ссоры в семье были из-за Леона. Тот упрямо не хотел принимать советское гражданство – мечтал вернуться во Францию.
Как Регина познакомилась с ними, я не знаю. Но она прониклась горем «французов» и тут же кинулась искать им друзей.
И я прониклась, а как же! Это было в моем стиле – жалеть всех, кто пал жертвой несправедливости. Это же надо: из-за капризов одного человека вся семья оказалась в чужом государстве и почти что в нищете! В убогой пятиэтажке посреди унылого заводского пейзажа…
В общем, свела нас Регина, и Женя с Леоном стали приезжать чуть ли не каждое воскресенье. Мы бродили по городу, гуляли в парке имени Шевченко. То втроем, то с моими друзьями.
Я уже писала о том, как познакомила Женю с болгарином – Пламеном. Это на какое-то время украсило ее жизнь, но, увы, на очень короткое… На француженку Женя не походила: внешне типичная такая славяночка: круглолицая, с узкими зеленоватыми глазами, с перманентом на русых волосах, курносенькая и с веснушками на светлом личике. В общем, Пламен сбил оскомину, разговаривая по-французски с Женей на двух встречах, а потом исчез, оставив девочку вместе с ее надеждой выйти замуж.
Не помогли и Женины потрясающие наряды – проходящие мимо девушки таращили глаза на нашу «иностранку», словно выскочившую с обложки импортного журнала мод.
Я с удовольствием пасла своих «французов», мечтая скрасить их однообразную жизнь. Звала на праздники в свою компанию, где уже появился Витя, и однажды познакомила Женю со своим бывшим поклонником, похожим на Ива Монтана, словно они были близнецами. Звали этого липового француза Володей, он и утешил Женю – к моей радости.
Леон продолжал ходить ко мне в гости. Мы обменивались пластинками классической музыки, которую тот прилично знал и очень любил. Но больше ничего нас не связывало.
Не похож был Леон на француза, каким был по отцу, ни внешне, ни характером, ни темпераментом. Какой-то унылый парень, даже мрачный, без чувства юмора. Общаться с ним было нелегко без Жени, и обычно он только односложно отвечал на вопросы, но приходил к нам регулярно. Значит, не было в его жизни ничего более интересного, чем мы. Или чем я? Разве я не понимала, что нравлюсь Леону?
Когда Витя уехал на практику в Славянск, Женя призналась мне:
– Люся, мой брат очень страдает. Он же любит тебя, а ты не замечаешь.
Я растерялась. Мне так не хотелось никого обижать!
– Но я же с Витей встречаюсь! Мне никто другой не нужен. Разве твой брат не догадывается, что мы с Витей …целуемся?
– Теперь он точно уедет домой, – вздохнула Женя.– Брат же по паспорту гражданин Франции…
Ну вот! Оказывается, меня кто-то любит, а Витька так легко меня забыл и даже писем больше не пишет… И что делать теперь?
– Ну что вы, Люся, сомневаетесь? – подзуживает коварная Регина. –
вы говорили, что с детства обожаете Францию! У вас появился шанс стать парижанкой! Леон – парень серьезный…
– Да не нужен он мне! – сопротивляюсь я соблазну стать парижанкой.
– Хорошо, а как же месть за измену? Неужели вы простите своего беглеца?
У Леона был отпуск, так что он зачастил ко мне, всегда с новыми пластинками. Давал послушать, но потом уносил домой.
– Мы сегодня будем прогуливать? – спрашивал мой француз.
– Прогуливают только уроки, – отвечала я со смехом. – А мы с тобой будем гулять.
Леон смущенно улыбался, явно не понимая, в чем же его ошибка.
Он вообще очень забавно распоряжался глаголами, перевирая времена и формы.
Мы ходили рядышком по аллеям парка или спускались к Днепру. Я рассматривала Леона в профиль, вздыхая про себя: « У всех французов нос с горбинкой, а у этого как большая картошка. И глаза светлые. Не красавец. Только ростом и вышел».
Наши отношения потеплели – Леону явно нравилось, что Вити нет рядом, что мы вдвоем. Он даже повеселел, а однажды так осмелел, что полез целоваться.
Я не сопротивлялась. Почему? Ведь ночами плакала от тоски по Вите. Рядом с Леоном мое сердце помалкивало. Но и отвращения парень не вызывал. Его скромный поцелуй меня не отпугнул.
« Сколько женщин выходит замуж без любви, а живут хорошо…» – вдруг подумалось в объятиях этого совсем не темпераментного парня.
Это были чужие мысли, которые кто-то давно превратил в лаконичную поговорку: «Стерпится - слюбится».
Через три дня после этого события Леон объяснился мне в любви – почему-то на французском языке. Все слова мне были знакомы, ведь я в школе и на филфаке изучала именно этот язык. Но как, боже?! Мы в основном долбили грамматику, читали все ту же газету «Юманите» со словарем, потом сдавали «знаки», но разговорного языка никто так и не одолел.
Так что ответила я на русском:
– Мне надо подумать.
– Подумать, подумать, – закивал Леон. – Два дня.
И снова на горизонте возникла коварная соблазнительница – Регина. Расспросив меня, на какой стадии находятся наши отношения, она постаралась развеять мои сомнения, но я отбивалась:
– Я же не люблю его! Я Францию люблю.
– Люся, если что-то пойдет не так, вы всегда можете уехать! Лишь бы ребеночка не завели, а то могут и не отпустить. Он ведь от рождения будет гражданином Франции. А еще лучше: вы можете развестись там и выйти замуж по любви. За француза.
В ранней юности я мечтала о Франции, начитавшись классики, Парижские улицы стояли перед моими глазами, словно я уже ходила по ним когда-то. Что значит воображение! Чужая страна становится чуть ли не родной, если ты прогулялся вместе с героями Стендаля, Золя или Гюго по Монмартру, проехался в пароходике по Сене, выпил кофе, сидя за столиком уличной кафешки…
Но сейчас что-то мое воображение забастовало. Я бы не отказалась от путешествия по Франции, но ехать туда с этим странным, непонятным Леоном…
И тут внезапно вернулся из Славянска Витя. Нахально так, словно и не писал мне писем о своем «подвиге», он сходу предложил мне…дружбу.
– Будем ходить в кино и в общагу на танцы, – рисовал он мне сладкую картинку комсомольской дружбы, которая ни к чему не обязывает.
– А давай, – согласилась я таким тоном, словно мне все было до лампочки.
Комсомольской дружбы с моим предателем, Витькой, не получилось. Я простила ему грехи, и наши прогулки по-прежнему завершались в «скворечнике» жаркими объятиями и поцелуями.
Итак, я отвергла два варианта Судьбы, суливших мне безбедную жизнь. Я не успела насладиться любовью, которой меня окружила семья Шурика. И никогда мне не стать парижанкой. Так что прощай, Париж! Не гулять мне по твоим древним улочкам! Выбрала я красивого, но бедного студента, жившего на одну стипендию. Перешел он в нашу тесную квартирку. И стало нас семеро.
А потом мы с сестрой Леной, которая тоже вышла замуж за бедного студента, с перерывом в полгода, порадовали моих родителей двумя внучками. Теперь нас стало девять человек!
И что же получается? Кто кем командует? Судьба – нами, или мы – ею? Или это только кажется, что мы выбираем? А наша жизнь уже расписана по главам, и даже жанр этого произведения предопределен? Один проживает роман-эпопею, другой повесть, а третий – рассказ, где и действующих лиц поменьше, и событий. А самый неудачливый успевает прожить лишь миниатюру.
Правда, романы бывают и нудными, а повести да рассказы – интересными, а миниатюра бывает насыщена такими глубокими мыслями, что преждевременная смерть главного героя оставляет след в сознании человечества на все века.
.
Продолжение
http://www.proza.ru/2017/07/14/1317