Продолжаю публиковать фрагменты из роман-легенды Фуй-Шуй
-------------------------------------------------
2
А Никоша в то злое время в Ёкске куковал – особо не горевал. А отец, как назло, в то печальное время поехал сына забирать: война идет по стране, кончалась его учеба, и на оплату стало не хватать и на еду. И по той простой причине дома отсутствовал.
Так вот себе жизнь нечаянно сохранили сын с отцом. А жить надобно дальше. Люди все–таки, а не марсианская механика.
Приехали на пепелище, вместо тела похоронили горстку пепла. Поставили над горсткой деревянный грубый крест, нацарапали на табличке красивое мамкино имя «Явдохея».
Рыдали Никоша с папаней недолго: надо было трогаться с места. Бежать! Злых языков хватало. К разгулу доносов красноречиво призывали листовки.
***
Темень.
Военный мотор весело забрюхтел в глубине.
Из леса на опушку выполз автомобиль марки Джип. Следовательно в джипе сидели джипперы.
Постояли джипперы секунду. Выбора нет. Единственное жилье здесь. Греться пора. Банька не помешала бы. Тронули дальше по прямой, потом маленько в горку напряглись и вползли в открытые ворота.
Забегали в Таежном Притоне: кто приехал? Зачем? Добрые ли люди в военном авто? Сколько их? Есть ли пулеметы? Есть ли с волосами до плеч: то означало бы анархистов и убийц. Ни расстрельная ли команда пожаловала? Как в темноте нашли? Одни вопросы у Вихорихи.
Нет опознавательных знаков на Таежный Притон. Нет и вывески на лесном доме. А людская молва лучше адресного бюро: славит и клянет Вихорихин рай.
Постояльцев сегодня никого: война идет. Даже гульбивые партизаны не часто жалуют. А нынче здесь властвуют партизаны.
В прошлом году 23 ноября, ровно в день своего рождения, ефрейтор Йозеф. Отч. неразб. Швейк, 3–го полка, 5–й штаб. трансп. роты заезжал с штабными офицерами. Среди них были поручик Козло, фельдфебель Ословец (ударение у всех на первом слоге), телефонщик Прикупичек. Тихое тогда было место. Напоминало чехам офицерские, пражские «Пуфы». Выгружали из кузовов свою «Паливку», вспоминали родину. Кляли по очереди то продажных генералов Австро–Венгрии, то немецкого заемщика Ленина, то проныру и авантюриста дядьку Колчака А Вэ.
Просили шкварок и конины. Все им сделали как надо.
Ярослав Гашек был с ними, заходил в дом, скромно теребя специально юморную сербскую папаху, проваленную ложбиной в середине. Потом осмелел Ярослав, шапку бросил в угол, занял целую лавку, рядом Аленок усадил. И стал у девок пытать новые слова для справочника и требовать оригинальные буквы для бурятской азбуки в славянице.
Много плясал своё и смеялся Ярослав. Селедку жевал с костями вместе. Сидя, каждую минуту перегибался через стол. Отхлопал имениннику все плечи и обещал, в случае, если Швейк выпьет десять кружек не отрываясь, в книжке его прописать.
Йозеф выпил четырнадцать, просил еще, и оттого рубаха перестала сходиться у него на пузе.
И, кажется, прописал его Гашек Ярослав в литературе. Только вместо обещанных с вечера двух страниц, – а с утра, смеясь и бахая шутливо друг дружку, сошлись на десяти строчках – прописал Ярослав целый роман про Швейка и про то, как он был на войне. Вот какова польза Вихорихиного дома! А про азбуку – какое там: мало буряток в этой местности: все больше политкаторжанок. Шутил, поди, про азбуку эту Ярослав.
А сидели весело.
Выставляли ручной работы пельмени на улицу. Без охраны лежали пельмени. Съели первую партию пельмешек вороны.
Пуляли после в летучих воришек – в сами того напрашивающихся целей Стреляли во всех залпом, будто как в прошлый раз в соседской деревне Пришлососедовке.
Но сбили с сосны только самую неповоротливую, обожравшуюся с чужой еды воровку. Не успела пикнуть похитительница, полетела кувырком в сугроб.
Водрузили покойницу на ветку, дали в рот швейцарского сыра и стали басню инсценировать.
Катались с горки на поджопных корытах.
Баньку приняли, в прорубь прыгали, костры жгли. Елку наряжая, повалили. Поставили тут же обратно. Смехота, да и время убили!
Прыгали через костер и стучали в кастрюли–бубны, как настоящие православные дикари.
Спали вперемежку с девками.
Хорошие среди чехов бывают люди: денег в рулонах оставили на три месяца вперед.
Славно было Вихорихе, да и девки повеселяли и удовлетворяли так от души, будто не было никакой войны, а была только одна любовь! Аленку, так ту звали с собой на пароход нумер 8 «Эфрон» в свою эвакуацию и для жизни в город Жижелице что над рекой Цидлиной.
Предлагала деньги Вихориха Ярославу, так как тот с утра, шуткуя и зовя ум в мозги, помогал снег разгребать. Отказывался поначалу Ярослав, но взять взял. По цене целкового за пятьсот квадратных аршин.
А в позапрошлом сезоне тут белые командовали. Богданыч заезжал по Колчаковской просьбе: искали толковых проституток для работы в тылу врага.
Отказала им Вихориха. И еле жива осталась.
Был Васька Каин. Это известный омский банкир, хранитель белого общака. Приставал к хозяйке. Хозяйка ему тут же, далеко от кассы не отходя, ему дала. Правда, не пошлым местом своим, а прямо в морду крепким тычком. И пришпилила к полу выгребным совком. Приблизила к себе кочергу.
Утих. Испугался или пожалел трусишко сраный, но сдачи не стал делать. Оклемался Васька Каин и одумался Вихориху второй раз брать. Просил отдать по добру револьвер. Помог совок: и отстал Каин. Вихориха обещала к ихнему отъезду пуль–веризатор его вернуть. Тут же перекрасился и взамен живых телоблудок стал испрашивать место для типографии: согласуй это, обчерти то, что да как, какие подводные камни, захаживают ли большевики, выдергивают ли законные колья, рубят ли лес, красные линии нам проведи. Хренов ему красные линии: не в разведке Вихориха, не охотница, не земледелец. Живет она де полувдовой при живом, но сбежавшем муже, на свои кровные гостевые, и просит иногда денег у культурных ведомств на расширение истории этих расчудесных местностей. И красными линиями она не распоряжается. Даже не знает, что это такое. Врет, паскуда. Все знают, что до владенья лесным приютом служила она в земском землеустройстве и ходила с рогульками, отмеряя барам угодья и места под строения. Пирамиду вот водрузила во дворе… – Дай, Каин, денег на звершение пирамиды.
Не дал Каин. У самого дом строится в Омске. И пошел он тогда на…
И тут не выгорело Ваське Каину: слишком тут заметное место для печатной мануфактуры. Врагов, снайперов, доносчиков много по лесам ходит. Висят в деревнях рекламы: «Меняем адреса врагов на булку хлеба», «Стрелять фальшивомонетчиков без проволочек – заподозрил – стреляй гада!». Для доказательства целкости ухи вражья приноси, скальп ли, паспорта, деньги, бумаги карманные, бумаги приказные, наказы устные, но выпытанные страхом свинца. А ЧК разберется, давать булку или ограничиться порицанием в случае ошибки. Цена жизни случайного русского человека – бесценок, ноль, половина плевка, полмерки мучной, а враг, он хоть и мертвый, да хоть черствой осьмушки буханки, да стоит.
И жалко Вихорихе своего дома стало: клюнешь на предложение, а тут ситуация вдруг поменяется: припрутся новые русские и пожгут дом, а жиличек к стенке приткнут. А прежде хором надругаются.
------------------
продолжение http://www.proza.ru/2017/06/23/663