ВЕРА 6

Павел Явецкий
     “Кто тебя так?..” “Неужели не совестно?..” “Гром, фас!..” “Сцена” и зрители. “За одного битого...”
               
           В тот день на пилораме была та еще запарка: мужики будто озверели, гнали кубатуру и упирались по-черному, словно шли на рекорд или  кто их подгонял.  Рама жадно заглатывала бревна одно за другим, входя в них отточенными пилами, словно в бруски масла. Павел на пару с тяжеловозом Гашней едва успевал цеплять и вытаскивать из-под нее переполненный короб с опилками. На выходе свежую, слегка отдающую запахом древесного спирта распиловку разбирали и укладывали в штабель, откидывая в сторонку горбыль и отлет. Ведущие к грузовым тележкам поката для большего скольжения смазали солидолом, что облегчало накат.
           Ходьба вразвалочку, нерасторопность не принимались: вызывали нарекания и насмешки, поэтому парень тоже напрягался, как мог изо всех своих силенок.  Процесс захватил всех: слаженно, в едином ритме действовали рабочие, перебрасываясь незлобивыми шутками. В конце рабочего дня  усталость взяла свое - у него словно свинцом налились ноги, запросили отдыха ноющие бицепсы рук: досталось и ладоням - они были в липкой смоле, мозолях и занозах. Но настроение  оставалось радужным, он предвкушал очередное свидание, и ничто не предвещало беды.      
           Под вечер, вышагивая трудовой походкой и свернув на свою улицу, Павел увидел у колонки Веру в накинутом на голову шерстяном голубом платочке. Она набирала воду в стоящие рядом цинковые ведра. Странно, она никогда так не закрывала лицо платком, подумал он и тихо окликнул её. Негромко ойкнув, Вера неловко прикрыла платком лицо и в смущении отвернулась. Скрыть огромный синяк на лице не удалось. Глубоко пораженный, Пашка остолбенело замер и от волнения едва смог произнести:
         - Кто тебя так?
Опустив голову, девушка шепотом вымолвила:
         - Отец, кто же еще…
И тут он задал самый неуместный вопрос в своей жизни:
         - За что!?
         - Будто сам не знаешь...
На скулах у Павла заходили желваки, и он осевшим голосом с трудом выговорил:
         - Ничего, потерпи, я с ним разберусь!
           Для него будто разом померкло небо - оторопь в глазах юноши резко сменилась стальным оттенком негодования, сами собой сжались кулаки. На следующий день Пашка отправился гулять на свадьбу одного комсомольского активиста - пригласили жених с невестой, и Вербин, прихватив свою “семиструнную”, решил повеселить народ. Однако ему было не до веселья, тревожило вонзившейся занозой и не давало покоя, неотступно стояло перед глазами избитое лицо любимой девушки. Изрядно отметившись не одним тостом за столом, но не утратив равновесия, в самый разгар веселья Пашка покинул застолье, передав гитару одному из друзей.
           Еще издалека он услышал характерный звук - кто-то с придыханием и резким хаканьем колол дрова. За воротами он увидел грузную фигуру Петра Ильича,  размахивающего топором. Рядом с ним росла гора березовых поленьев. Мгновенно кровь ударила в голову парня, и чувство обиды за любимую девушку затмило ему глаза. Павел решительно толкнул незапертую калитку и, твердо ступая, вошел во двор. Подойдя вплотную к хозяину, спокойно произнес:
         - За что вы избили Веру, ведь она ваша дочь - неужели не совестно? Она ни в чем не виновата. Можете меня побить, если удастся, но это дела не меняет: знайте, - мы с Верой любим друг друга.      
           Окинув парня тяжелым немигающим взглядом, Петр Ильич толстыми крепкими руками, покрытыми рыжими густыми волосами, всадил топор в чурку, выпрямился и шагнул навстречу Пашке. В этот момент он был похож на разгоряченного циркового борца с кряжистой, почти квадратной фигурой и толстым животом, выпирающим из-под короткой майки. Ни один мускул не дрогнул на его взопревшем от обильного пота рыхлом лице, лишь непроизвольно сжались огромные кулачищи:
          - В зятья ко мне метишь? Опоздал. Ишь ты, лю-бо-овь у них, - процедил он зловеще, - кто тебя сюда звал? Ты еще будешь меня учить жизни?! Ах ты, сопляк, живо убирайся из ограды, а не то я на тебя кобеля спущу! Кнут по тебе не хаживал?.. Пришел со мной разбираться, молоко еще на губах не обсохло, щенок ты против меня, а ну пошел вон отсюда!
            Схватив Пашку за руку, Петр Ильич попытался вытащить его из ограды, но не тут-то было - крепкие жилистые руки парня неожиданно легко высвободились от мужицких объятий. Затем Пашка толкнул в грудь обидчика так, что тот отлетел от него в сторону метра на три.
          - Ну, сука, я тебя предупреждал, - с этими словами хозяин бросился к рвущейся от конуры собаке. Огромный пес с лохматой рыжей шерстью, ощерил зубастую пасть, встал на задние лапы и перебирая в воздухе передними, рвался, грозя порвать цепь броситься в сторону непрошеного гостя. Он захлебывался злобным лаем, хрипел, ронял слюну, скалил большие желтые клыки и готов был впиться в глотку любому. “Неужели отпустит?..” Парень до последнего не мог поверить словам соседа. Развязка последовала мгновенно: отстегнув с ошейника цепь, Петр Ильич дал команду псу:
          - Гром, взять его. Фас!
            Псина в два огромных прыжка оказалась рядом с парнем и вонзила клыки в ногу чуть ниже голени. Вгорячах не ощутив боли и мотая головой, Павел тащил зверюгу на себе, в клочья порвав штанину. Стараясь удержаться на ногах, Пашка ухватился руками за забор. Кровь текла по дважды перехваченной зубами ноге, и пес, почуяв её вкус, все сильнее сжимал мощные челюсти, мотая башкой и стараясь вырвать кусок мяса.
            Тщетно пытался Петр Ильич, нанося удары, оторвать руки парня от забора, он намертво вцепился в изгородь, пытаясь свободной ногой отбиться от цепняка, но тот не ослаблял крепко сжатых челюстей. Упади он даже на колени, и тогда неминуемо  клыки собаки сомкнулись бы на его горле - эта звериная хватка досталась ей еще от волков. Дело зашло слишком далеко, и Петр Ильич позвал на помощь привлеченного шумом соседа, завопив:
          - Тихон, на помощь! - пьяный парень пришел меня убивать!
            Громкий скандал, обернувшийся дракой, стал собирать  прохожих, которые с интересом наблюдали, чем это закончится. Однако никто не решился зайти во двор: разъяренная собака была реальной угрозой для каждого. Сосед Петра Ильича, худой долговязый мужик, спешно прибежал на зов и без лишних слов принялся дубасить парня кулаками по ребрам и голове. Привлеченная шумом, криками и суматохой во дворе, Вера выбежала на крыльцо,  и застыла в ужасе – избивают дорогого, близкого ей человека. Мать заполошно кинулась следом и, преградив путь, схватила дочь за руку:
          - Верочка, успокойся, ну пусть проучат немного, ничего страшного, - будет в науку, может, умнее станет и подумает, как пьяному приходить разбираться. У девушки выступили слезы, она дрожала, словно в лихорадке, еле выговаривая слова:
          - Мама, за что они его? Им же ничего не стоит убить! Он  ничего  плохого не сделал. Ему же больно! Пашенька, родной мой… Судорожно всхлипывая, она упрашивала:
          - Мамочка, иди, помоги Паше, выведи его скорей из ограды, иначе это добром не кончится, а тебя он больше послушается. На что мать, тоже заплакала от бессилия и, не зная чем помочь парню, с болью прошептала:
          - Дочка, горе мне горькое - я ничего не могу сделать, злыдень захлестнет и меня…
            Вера, заливаясь слезами, усадила мать на ступеньку, обняла за плечи, и с дрожью  проговорила:
          - Ненавижу. Как же я его ненавижу! Шура в испуге отшатнулась:
          - Окстись, побойся Бога, Верка, он же тебе отец…
            Но любому терпению есть предел. Девушка не выдержала – поборов страх, невзирая на опасность, с криком: - "Прекратите немедленно! Вы что, совсем с ума посходили!.." - бросилась в гущу схватки, ухватила упирающегося всеми четырьмя лапами, разъяренного пса за ошейник и потащила в конуру. На четвероногого врага стало меньше. Никого это не остановило - во дворе продолжалось возня и избиение молодого парня, опрометчиво ступившего на чужую территорию. Мужики вошли в раж.
            Безобразная сцена подходила к своей кульминации. Кулачная обработка начала надоедать - больше всего прилетало от долговязого. Совсем изнемогая таскать на себе двоих, Пашка левой рукой отмахнулся и угодил в челюсть не в меру рьяному соседу. Громко чакнули стальные зубы. Агрессивный помощник охнул и, раскинув ноги циркулем, завалился на кучу наколотых дров. С кряхтением поднявшись и потрогав челюсть, взревел, схватил тяжелое полено и ринулся, дико вращая глазами на непрошеного гостя. Больше Пашка ничего не помнил - свет померк в его глазах… Разбудил его отчим Василий Иванович:
          - Паша, вставай, на-ка выпей, легче будет. Кое-как удалось тебя отбить у соседей и привести домой. Надумал с кем идти разбираться. Здорово тебя отделали, ну да ничего, главное кости целы. За одного битого… Отчим держал в здоровой руке (левая была неразвита и скрючена от полиомиелита) полный стакан водки и на вилке соленый огурец. Пашка с трудом разодрал пальцами слипшиеся от засохшей крови веки и, залпом проглотил содержимое. Нога была забинтована по колено, и на голове запеклась корка крови. Всклокоченные волосы не взяла бы ни одна расческа. Как он добрался до дома, он не знал, зато до мельчайших подробностей вспомнил все, что произошло во дворе Петра Ильича.               
               
               
               
               
   


Продолжение: [link]http://www.proza.ru/2017/06/04/696[/link]