Пароль - Аврора. Глава 5

Мила Бачурова
Бункер. Через четыре недели после возвращения.

Кирилл разминался на стадионе. Спрыгнул с перекладины, мимоходом подумав, что он, должно быть, первый, кто к ней прикоснулся с тех пор, как адапты закончили посещать «школу». Сев на землю, принялся растягиваться, ругая себя - сколько времени зря потерял! Предупреждала ведь Олеся: после ранения, даже если на ноги еще не встал, начинай разминаться. Чем дольше сидишь, не тренируясь, тем хуже мыщцы застывают. Разогревать потом – умучаешься. Вот он теперь и мучается.

Кирилл потянулся руками к мыскам. Ч-черт, как больно-то!.. Ладно, потерпим. Вчера хуже было. Закончив с растяжкой, поднялся и принялся наносить удары воображаемому противнику. Руками, ногами. Справа, слева… Подкравшегося сзади человека заметил в последний момент. От подсечки ушел, но неловко – споткнулся. Ну, хоть равновесие удержать сумел. Олеся могла бы гордиться учеником: тело отгреагировало на внезапную агрессию само. Кирилл сначала развернулся и с разворота ударил – и лишь потом понял, кого бьет.

- Ох! – Удар Кирилла умело блокировали. - Здравствуйте, Герман… 

– Бей, - не отвечая на приветствие, подбодрил Герман. Он держал руки перед собой. – Начал – так валяй, чего застыл? Или ты не оклемался еще?

- Оклемался… - Выбрасывать вперед ногу Кирилл не рискнул.

Попробовал ударить слева – Герман не повелся. И вообще, понял Кирилл, мог бы расправиться с ним очень быстро, но пока не спешил. Кажется, хотел проверить, чему успела обучить подопечного Олеся.



… «А кто Германа-то драться учил? – спросил однажды у Олеси Кирилл. – Он ведь до того, как все случилось, в хоккей играл, а не боевыми искусствами занимался?»

«Германа – дядя Коля», - коротко ответила Олеся. И замолчала.

Кирилл, покопавшись в памяти, понял, что никогда раньше этого имени не слышал.

«Что за дядя Коля?»

«Прибился к нам, когда все случилось. Давно, я его почти и не помню».

По любопытному взгляду Олеся, должно быть, поняла, что дальнейших расспросов не избежать. Неохотно добавила:

«Он у нас в Доме жил. Германа драться учил и пацанов, кто постарше. А потом вдруг пропал, мне тогда лет семь было. Герман с Инной сказали, что во Владимир подался, но только это неправда. Мы просто мелкие тогда были, не понимали. На самом деле, Герман его убил. Анжелка рассказывала, они на источник вдвоем с дядей Колей пошли, а вернулся Герман один. Побитый весь, на ногах еле держался. И больше дядю Колю никто не видел».

Кирилл содрогнулся.

«За что?»

Олеся пожала плечами:

«Ну, значит, было за что. Попусту – Герман не тронул бы».



Через пять минут Кирилла уронили на спину.

- Готов, - прижимая коленом его грудь, подвел итог Герман.

- Готов, - согласился Кирилл.

Герман встал и помог подняться сопернику. Держа Кирилла за руку, сказал:

- Здорово, что ли?

Кирилл улыбнулся.

- Здравствуйте. Знаете, я про вас столько уже слышал, что кажется, всю жизнь знаком.

Герман не изменился, остался в точности таким, каким Кирилл запомнил его перед уходом из Бункера: невысокий, жесткий, пружинистый - будто из проволоки скрученный. Холодные голубые глаза. Над бровью – глубокий шрам, волосы зачесаны назад. Кожа - темная, но светлее, чем у адаптов. И волосы – длиннее, чем у них, не белые, а странно пегие. Разве что морщин на лице у Германа прибавилось.

- А раз знаком, так нечего «выкать». - Герман достал сигареты.

В спарринге Кирилл отвлекся - во время боя ни о чем другом думать нельзя - а сейчас немедленно вырвалось:

- Герман, что с ребятами?! Джек, Олеся, Гарри? Вы нашли их?

- Нашли. Живы.

Кирилл просиял.

- Уфф! Вы… то есть, ты не представляешь, как я переживал! Кого ни спроси - никто ничего не знает. Я догадывался, что ты на выручку пошел, но пока с Шелдоном не познакомился, ничего не знал. Как они?

- Нормально, - сказал Герман.

И Кирилл с облегчением улыбнулся. Собственно, а что еще ожидал услышать? Понятно, у кого Рэд перенял свое суровое немногословие. Главное ведь сказано. Ребята живы. Живы!.. И вот этот, охвативший его сейчас, восторг - наверное, и есть то, что принято называть неуловимым словом «счастье». Кирилл физически чувствовал, как отпускает его напряжение последних ночей. Германа он с удовольствием расцеловал бы - если бы не сомневался, что порыв правильно поймут.

- Але! – Герман потеребил Кирилла за рукав. – Ты чего застыл? Слышь меня?

- Слышу.

- Я спрашиваю, пойдешь со мной? К нашим?

Казавшаяся несбыточной мечта сбылась так просто и буднично, что Кирилл поначалу опешил.

Пойти с Германом «к нашим»?!.. Обрести возможность спокойно продолжать эксперимент?!.. Снова увидеть Рэда, Джека, Олесю… Лару. О которой все эти ночи не позволяет себе даже вспоминать - чтобы не расклеиться окончательно?

- К вам? – пробормотал Кирилл. – В Дом? А можно?

- Можно - Машку за ляжку, - недовольно сообщил Герман, – и козу на возу.

Ух, до чего же он на Рэда похож! И на Джека. И даже на Лару… То есть, ерунда, конечно, это ребята – на него.

- У Евгеньича спрашивай, что тебе можно, а чего нельзя. Мне-то – не вопрос, хоть сейчас заберу.

Кирилл покраснел от удовольствия.

- Пойдемте… Пойдем к Вадиму Александровичу? Я у него спрошу, надеюсь, что отпустит.

- А че к нему? – нахмурился Герман. – Че не к Евгеньичу?

- Сергей Евгеньевич… неважно себя чувствует.

- Ну, окей. К Ваде, так к Ваде.

«Может, оно и к лучшему, - идя за бункерным – пацан едва не приплясывал на ходу - хмуро думал Герман, - что к Ваде». Вадя – придурок, напыщенный козел. А старика Евгеньича Герман любил. И то, что собирался сделать, было - по отношению к нему, и к этому вот, прямо засветившемуся от счастья пацану - полным скотством.

***

Толян встретил Германа с бойцами на дороге.

- Здорово, командир! Давненько не видались. - Они, и в самом деле, лицом к лицу не встречались уже несколько лет. - Постарел, смотрю…

- Так, небось, не баба, чтобы молодиться, - парировал Герман. Взъерошил рукой волосы. Здороваться с диктатором не стал. - Плешью не сверкаю – и то ладно.

Толян отчетливо скрипнул зубами и тон мгновенно сменил.

- У меня здесь пятьдесят стволов, - предупредил он. – И конные. И вторая бригада на подхвате.

Герман хмуро оглядывал воинство. И без предупреждения о численном превосходстве владимирцев знал. Ну, хоть палить Толян сразу не начал – уже хорошо.

– Что с моими?

- Живы-здоровы! Ждут-не дождутся дорогого папочку.

- Вот он я. Приводи.

- Смешно, - оценил Толян. – Значится, так. Долго тереть не об чем. Меняю твоих, всех трех, на одного бункерного с чемоданом. Я его уж сколько месяцев пасу – утомился. Приводи сопляка, тогда твоих отпущу.

- Какого бункерного? – прикинулся дураком Герман. – С каким чемоданом?

- Командир, мне некогда, - пожаловался Толян, - обед стынет. Я все сказал! Хочешь своих забрать – тащи сюда бункерного. Не хочешь – всех на солнце спалю. По одному, на глазах друг у друга. Девку – последней, а сперва отымеем ее всем колхозом. Ты меня знаешь.

Герман предпочел бы не знать. Он напряженно думал. Если правильно понял Лару, то никакого чудесного лекарства, с помощью которого у Толяна смогут появиться дети, в природе пока не существовало. Однако, все, что было для этого нужно, его ребята из Новосиба действительно привезли. Технологию в Бункере - если, опять же, Герман правильно понял - по записям мальчишки разработают и без него самого. Выбор – почти не знакомый полудохлый пацан или Джек, Олеся и Гарри - перед Германом не стоял. И в то, что парень, пусть даже при наличии реактивов, сумеет создать для Толяна что-то путное, он не верил. Так и пусть Толян подавится. Герман думал о том, что, когда уезжал из Бункера, Кирилл – несмотря на заверения Лары, что выживет - был плох и как бы уже не загнулся. Толян - не дурак, чтобы обменивать троих живых ребят на единственный труп.

- Моих покажи, - от души надеясь, что Толян по его лицу ничего не сумел прочитать, потребовал Герман.

- Не веришь, - сокрушенно покачал головой диктатор, – старому корешу – не веришь… А зря. Лысый! Приведи мутантов.

Все они шли своими ногами - и это, зная Толяновы методы ведения допроса, Герман уже посчитал удачей. Руки связаны за спиной. Гарри без очков, близоруко щурит заплывшие глаза. Одна рука примотана к телу, вторая висит на перевязи. Левая, стрелковая. Сломали, уроды, дай бог, чтобы срослась нормально… Сперва ведь Катя как-то по-другому мальчишку назвала, сейчас уже и не вспомнишь, как. А в Гарри он превратился, когда стало ясно, что плохо видит, и пришлось разыскивать в завалах очки. Хоть и близорукий, а стрелок – от бога, только бы руку не сильно повредили.

Видно, что обоих парней жестоко били, особенно досталось Джеку. Вместо смазливой физиономии - сплошной красно-синий блин. Достебался, поганец. Вот, что за характер такой - и перед расстрелом не удержится, ржать будет! С самого рождения всех подряд цепляет, как только говорить научился. Герман его, по детству, даже наказывать не мог - рука от смеха опускалась. Как вот его лупить, если смешит до слез?.. А Олеська, вроде, цела.

Герман, действительно, знал Толяна. И знал, что жестокий псих ни перед чем не остановится. Но и Толян крутой нрав командира адаптов знал. Стычек между ними давно не случалось, худо-бедно поддерживали мир - однако Толян хорошо помнил, что за своих девчонок Герман глотку перегрызет. Олесю не били и не насиловали, это командир сразу понял.

- Здравия желаю, - прошлепал губами-оладьями Джек. Привычная ухмылка выглядела жутковато. – Докладаю: втроем одиннадцать бойцов положили. Мы б и с остальными управились, да с большака этот урод нарисовался. - Джек мотнул головой на Толяна. – А с ним – отряд. Там уже без вариантов было… Как Сталкер с Ларкой? Добрались? Бункерный живой?

- Добрались, - обронил Герман. – И бункерный - живой. - Сейчас главное было – не раскисать. Чтобы ребята не почувствовали. С возрастом он стал безобразно сентиментальным, по молодости таким не был. - Через месяц домой вас заберу, раньше – никак… Еще раз хоть пальцем тронешь, - пригрозил он Толяну, - хоть кого – хрен тебе, а не бункерный! Ясно?

- Без базара, - согласился Толян. – Этому вот только скажи, - он ткнул в Джека, -чтобы язык свой поганый в задницу засунул! Мои, знаешь, тоже не железные. Нервничают.

- Засунет. – Герман строго посмотрел на Джека.

- Засуну, - легко согласился тот. Соврал, конечно, паразит. – А при чем тут бункерный?

- Не при чем.

- А по-моему, причем, - пристально глядя на командира, проговорила вдруг Олеся. – Герман… Ты нас на бункерного менять собрался, что ли?

Глаза всех троих удивленно, не веря в такое коварство, уставились на командира.

- А вот это - не ваше дело! Все. Не прощаюсь. Через месяц приду. Уводи, Толян.

- А ну, брысь! – отшатнулся от протянувшего руки Лысого Джек. – Олеська правильно сказала? Менять будешь?

- А если и так? - Герман мог вести себя с ребятами по-разному. Но старался им не врать. А уж пытаться обмануть Жеку – вовсе гиблое дело. До сих пор ни у кого не прокатывало.

- Если так, то хоть бы нас сперва спросил, - оглянувшись на друзей, заявил Джек. – Может, мы домой не хотим? Может, нам тут нравится? А че - хозяин щедрый, прислуга ласковая… – Заплывшие кровоподтеками глаза со знакомой издевкой стрельнули поочередно в Толяна и Лысого. – Ни кнута, ни матюгов не жалеют.

- Ты кого, сука, прислугой назвал?! – немедленно оскорбился Лысый, и от удара Джека спас только повелительный окрик Толяна.

По решительным лицам ребят Герман с изумлением понял, что они и впрямь не хотят обмена. Уверены, что сумеют выкрутиться сами. Обмануть, убежать, прорваться с боем. Три пары светлых глаз убежденно – верь нам, командир, мы справимся! - смотрели на него. А он смотрел на них – и видел себя. Семнадцатилетнего. Отважного. Ни черта, ни дьявола не боящегося… Он ведь не так далеко ушел от ребят возрастом. И хорошо помнил, каким сам когда-то был – до тех пор, пока не подломила гибель Кати.

Подростки не верят в смерть, даже если видели ее не раз. Даже если прощались с погибшими товарищами, такими же гордыми и бесстрашными. Твердая убежденность в том, что ты вечно будешь молодым и горячим, не умрешь и не состаришься никогда, в семнадцать лет особенно сильна. Ребята полны уверенности, что смогут вырваться - в отличие от бункерного, если тот окажется на их месте. Какую участь приготовил им Толян, пока не знают.

И не узнают. По крайней мере, сейчас. А потом сами спасибо скажут.

- Уводи, - с нажимом повторил Герман.

- Герман! Не на… - Олесе, как и обоим парням, зажали рот.

- Если опять соскочить попытаетесь, - добавил Толян, - одного – сожгу! Чтоб другим неповадно было. Так и знайте.

Светлые адаптские глаза сверкали ненавистью. Лысый с подручными утаскивали ребят с дороги.

- Месяц - долго, - провожая процессию взглядом, объявил Толян. – Две недели.

Герман покачал головой.

- Бункерному твои бойцы бок прострелили. Пока еще оклемается… Месяц. - На ребят он старательно не смотрел.

- Окей, – согласился Толян. Сам понимал, что Герман будет спешить, как только может. – Месяц. На второй – зажарю. Так и знай.

           

Владимир. Через пять недель после возвращения.



… - От такой расклад, пацанчик, - щуря на Кирилла водянистые глаза и ухмыляясь, повторил Толян. – Все я тебе, как на духу, выложил. Сдал тебя ваш Герман ненаглядный, как стеклотару в приемный пункт. Сдал – не почесался, собственными своими руками. Мои предъявы ты услышал. А дальше уж сам кумекай – жить тебе здесь в полном шоколаде или помереть в страшных муках.

Кирилл очнулся час назад. Последним, что помнил, были слова Германа: «Прости, братан, ничего личного» и обрушившийся вслед за этим на затылок тяжелый удар. А очнулся уже здесь. В плену у Толяна.

Герман ударил гуманно – симптомов сотрясения мозга Кирилл у себя не определил. Хотя башка трещала хуже, чем с похмелья. Ему разрешили принять болеутоляющее из аптечки - по совету Германа, захватил с собой и ее, и реактивы, необходимые для продолжения начатой в Бункере работы – обрадовался, что в гостях у адаптов не будет сидеть сложа руки. Именно это стало ключевым аргументом в разговоре с Вадимом Александровичем – тот долго не соглашался отпускать «ценного сотрудника». В итоге договорились, что Кирилл еженедельно будет переправлять с доставщиками продуктов полный отчет о том, что успел сделать. Проверит, как повлиял чудо-порошок на организмы Рэда и Лары. А через месяц – не больше – вернется.

Кирилл был счастлив. Месяц – это ведь так долго! Целый месяц он будет с друзьями… А оказался тут. Сидит, примотанный скотчем к стулу – до боли знакомая ситуация - напротив мерзкого Толяна.

Только сейчас здесь нет Рэда. И адаптов нет. Никто не выбьет дверь, не швырнет Толяна на пол, не разрежет скотч на руках. Он здесь один. И рассчитывать может только на себя.

Убедить Толяна в том, что добытые в Новосибирске реактивы – отнюдь не путь к вечной жизни, Кириллу не удалось. Если изначально диктатор рассчитывал захватить Кирилла и «ящик», не особо понимая, для чего этот самый ящик понадобился в Бункере, то теперь, увидев пленника и сопоставив его облик с тем, что наблюдал полгода назад, отчего-то уверился, что в Новосибирске был открыт эликсир бессмертия. И сколько Кирилл ни пытался Толяна разубедить – эффекта добивался ровно противоположного.

Кирилла подвергли медицинскому осмотру – меланхоличный мужчина по кличке Интерн, личный медик диктатора - казался человеком, давно переставшим удивляться чему бы то ни было. Толяну он равнодушно доложил:

- Два пули словил, перестарались бойцы. И обгорел, как бобик. Но, сука, живой. Хотя не должен.

Из чего Толян, очевидно, сделал собственные выводы.

- Звездить в Бункере будешь, - категорично объявил он Кириллу. – А у меня тут звездунов без тебя хватает! Мне лекарство нужно.

После этого Кирилла долго били, все попытки споров пресекая фразой: «Не гони, падла». И он понял, что остановить издевательство может единственным способом: пообещать, что «лекарство» изготовит.

- Мне нужно отправлять в Бункер отчеты, - прошепелявил в итоге разбитыми губами Кирилл. - Хотя бы раз в неделю, мы так договорились. Вадим Александрович думает, что я у Германа.

- Не вопрос, - кивнул Толян, – черкай, сколько влезет. Только имей в виду – перед тем, как в Бункер отослать, я сам каждую букву прочитаю.

- А ты читать умеешь? – не сдержался Кирилл.

И тут же получил такой удар по ребрам, что согнулся бы пополам – если б не был намертво примотан к стулу.

- Не хами, малолетка! - Новый удар, с другой стороны. - Понял, кто тут папа? – До чего же мерзкий голос. - Ответа не слышу!

- Понял…

- То-то.

Если у Кирилла и были сомнения, что делать - они развеялись. Ну, держись, подонок! Будет тебе «лекарство».

Толян, однако, оказался хитрее, чем он думал. Первый план Кирилла – впрыснуть гаду мышьяк и попробовать отобрать у одного из охранников оружие – с треском провалился. Вместе с диктатором, в выделенное Кириллу под лабораторию помещение, явились двое мужчин - Толянова примерно возраста и телосложения.

- Сперва на придурках пробуй, - приказал Толян, – а я поглядю. Мне спешить некуда.

Пришлось, вместо заготовленной отравы, набрать в шприц физраствор.

Сколько он еще сможет морочить Толяну голову, притворяясь, что синтезирует мифическое «лекарство»? Две недели?.. Три?.. Охраняют его так, что мышь не проскочит, а работать с реактивами приходится под неусыпным присмотром одного из охранников. Туповатые мужики, конечно, мало понимают, чем занят пленник, но у них и задачи такой не стоит - главное, чтобы работал, а не хрен пинал. Даже в туалет из лаборатории выводят под присмотром. Кормят прямо на рабочем месте… Хорошо, хоть спит не там.

Толян – правитель многоопытный, хорошо понимающий значение и кнута, и пряника, расстарался. Кириллу, как обещал, обеспечил «полный шоколад»: поселил в отдельной квартире – спальня, кухня, душ и даже горячая вода (ну, относительно горячая), час утром и час вечером. И все бы ничего, но окна в квартире оказались забранными, помимо ставен, решетками. Железную дверь охранники запирали снаружи, сами жили в соседней квартире. Кроме того, внезапно выяснилось, что Кирилл будет здесь не единственным обитателем.

Толян, хлебосольно улыбаясь, распахнул дверь в спальню. На кровати сидела ярко накрашенная девушка в длинноволосом парике. Вошедшим она призывно улыбнулась.

- Видал, какая краля! – подтолкнул Кирилла Толян. – Стелка, ну-ка встань!

Девушка встала и с готовностью выпятила грудь.

- Мой тебе подарок! – гордо отрекомендовал Толян. – Сосет - закачаешься!

- Я… - Кирилл растерялся, но быстро нашелся. – Я таблетки специальные принимаю. Мне женщины не нужны.

Диктатор скривился.

- Слыхал… Извращенец бункерный. Ну, вольному воля. А только баба в доме пригодится. И пожрать сгоношит, и барахло постирает. Верно говорю, Стелка?

Девушка закивала. По жесткому взгляду Толяна Кирилл понял, что от «подарка» не отвертеться.

Продолжение:

http://www.proza.ru/2017/05/13/1861