Маменька моя, царствие ей небесное - дипломированный агроном, в известное время была награждена медалью ВДНХ и золотыми часами за выращивание кукурузы в Костромской области по погодным условиям к выращиванию этой культуры абсолютно неприспособленной. На постановление ЦК, а оно в то время для крестьянина было законом (ЦК лучше знало, когда и что сажать-убирать и в какую сторону коровьи хвосты крутить), мудрый председатель сказал,
-Сеем кукурузу пополам с горохом.
А в те времена, сейчас об этом уже забыли - глобальное потепление, где-то шестого июня случались в этих областях ежегодные возвратные заморозки. Горох сохранил от заморозков отдельно выжившие хилые ростки кукурузы. Но для рапорта начальству и их хватило. В остальных-то колхозах все полегло.
Так вот, маменька моя – горожанка, попавшая после окончания Тимирязевки в колхоз, но в ту пору уже слинявшая от колхозного рабства - паспорта ведь крестьянам не выдавали, продолжила свои сельскохозяйственные опыты на собственном огороде в селе Левокумка Ставропольского края. На одном кусте цвели розы разных сортов, на сливе тоже были привиты все мыслимые сорта. А еще мама на полном серьезе выращивала гибрид картошки и помидора. Она проверяла на собственном опыте достижения Лысенко, очевидно внедренные в ее сознание в институтские годы. Странное было время, кибернетика и генетика были провозглашены продажными девками империализма и лженаукой, а Лысенко занимался перевоспитанием животных (кормил волков травой и кроликов мясом) и немыслимым скрещиванием всего со всем. Вот и сейчас по прошествии более чем полвека наши академики туда же, стыдно за них. Эк, на дворе 21 век, а комиссия на наши налоги между прочим существующая, объявляет кого-то лженаукой. Мракобесие какое-то.
А еще мама была рукодельницей. Вышивала и гладью и крестиком, вязала крючком покрывала и скатерти, а еще специальной иглой, которая делает петельки, вышивала ковры. Петельки эти подстригались и выходили изделия по виду, как настоящие ковры. А вот шитье у нее не пошло. И училась она на каких-то курсах этой науке, но что не сошьет, все наперекосяк. Я была этому очень рада и быстро перешивала ее брак во что-нибудь для себя без всякого обучения. С одеждой, тем более модной, тогда было туго, если не сказать – никак. Фабрики шили, план перевыполняли. Обувь тоже производилась в немереных количествах. Носить это было невозможно. Серое, грубое, без фантазии. Так что, те, кто мог себе что-то сшить или связать всегда выделялись из общей массы.
Детская память избирательна. Но отсутствие хлеба и огромные очереди за ним в Ставрополье - житнице страны, помню. Хлеб белый, душистый каравай появился на всех прилавках в изобилии на следующий же день после снятия Хрущева. Я помню, как мы стояли в этой очереди, и мой братик попросил у мамы хлеба, и мама отломила свежий с пахнущей корочкой белый хлеб. Мой брат отодвинул её руку и сказал,
-Нет, дай мне хлеба.- Очередь рыдала, он просто не помнил, что такое нормальный хлеб и находил в сером, пополам со жмыхом кирпиче свою необъяснимую прелесть
Помню, как из далекой Костромы к нам приходили продуктовые посылки с грибами, неведомыми местному населению, сушеными ягодами, черникой и малиной. Приходили даже посылки с картошкой, но потом посылки с продуктами запретили. Именно в это время орава ненасытных малолеток с моим участием добывала себе дополнительное пропитание поеданием кашки - цветов акации, туты и обносила лесополосы из диких абрикосов. С ними у меня связано более раннее воспоминание. Жили мы в ту пору в городе Невинномысске, года четыре мне тогда было. Там родился мой любимый и единственный братик-Сережа. С ним управлялась моя прабабка Надежда, выписанная из Костромы, которая спала на огромном сундуке. Прабабку выписали после того, как меня оставили одну с братом. Мама зачем-то отлучилась, слава богу, не надолго. Братик орал, я его подушкой и прикрыла, еле откачали. Далее я братика воспитывала подзатыльниками класса до восьмого. На очередной подзатыльник он взял да и посадил меня на шкаф, с которого я слезть не смогла, так и сидела пока папа не снял.
Занимали мы в Невинномысске одну, хотя очень большую ( или мне это казалось по малости лет?) комнату на Проспекте Мира. Папа с мамой тогда там работали на строительстве газопровода Грозный-Ставрополь по комсомольской путевке, иначе из колхоза не отпускали. Так вот там, во дворе,кто-то выбросил огромное количество косточек диких абрикос . Видимо,варили варенье. Мы всем двором наелись зерен от этих косточек и отравились, содержащейся в них синильной кислотой. Одно из первых детских воспоминаний – больница и то, что кроме юбилейного печенья, размоченного в молоке, мой организм ничего не принимал.
Удивительное событие, связанное с этим местом, произошло со мной при поступлении в институт. Стою я в очереди , сдаю документы и тут мое внимание привлекла одна девушка, лицо её казалось очень знакомым. Подошла, спросила откуда. Из Невинномысска. Ольга Шовенко, соседка по дому. Как можно было узнать человека, которого последний раз видела в пять лет двенадцать лет назад?
Еще помню детский сад и воспитательницу, которая всем показывала мои рисунки, всех спрашивая, что это у девочки с головой и почему у нее все дома черные. Нормальный вопрос в этом краю казацких беленых мазанок. С этим вопросом она обратилась к пришедшей за мной маме.
- Ну, все правильно, - ответила мама,- Мы из Костромы сюда переехали, там все дома деревянные - черные от времени и дождей. Это был мой первый опыт в изобразительном искусстве. А дальше я все время рисовала, подружкам кукол и платья к ним. Они закреплялись на теле куклы загибающимися полосками бумаги. Потом пошли стенгазеты. Учитель рисования привел меня в художественную школу как особый талант. Меня взяли без всяких экзаменов, хотя школа славилась на весь район и попасть в нее было не просто, но долго учиться в ней не пришлось. Мама беспокоилась, что у меня сядет зрение. Хотя позже, уже в конце жизни она призналась, что в семье просто не было денег. Папенька все, что приносил в семью – прогуливал. Очень компанейский был человек, безотказный и честный. Работал на так называемом хлебном месте - главный инженер горгаза. Мзды не брал, но каждый норовил его угостить, он отвечал взаимностью. Мама домашние посиделки с друзьями пресекла, поэтому папенька гудел на других территориях. А мама его оттуда периодически вытаскивала . Но когда он умер, его похороны из идущим за его гробом протянулись на целый километр. Люди были благодарны за его участие в их житейских проблемах. И сейчас , когда я приезжаю, меня вспоминают как его дочь. Окликают в транспорте и на улице - приятно.
После окончания школы №5 г. Минеральные Воды я с друзьями собиралась поступать в Новочеркасский политехнический институт, но мою судьбу решил вызов из математической школы при Московском институте электронной техники, куда я и поступила.
Надо сказать, что образованию моему родители особого внимания в начальной школе не уделяли. Я сама в детстве пристрастилась к чтению благодаря маме, благодаря ей я протоптала дорожку в местную библиотеку. А что оставалось делать, если маму я видела в основном или за вышивкой или за чтением. Это не помогло, когда я перешла в городскую школу в пятый класс, стала я там круглой троечницей и понемногу стала сачковать с уроков. Особенно меня невзлюбила математичка. Она действовала на меня как удав на кролика, боялась ее страшно. Чем бы это кончилось, не знаю, если бы не счастливые случаи в моей жизни. Во–первых, мой двоюродный дед вышел на пенсию и решил перевести свою семью из Усть-Каменогорска на Кавказ. Деду двоюродному, дядя Ваня я его звала, спасибо огромное. Книжки мне все время привозил. Зачитывала до дыр под одеялом с фонариком. И еще он взялся за мой почерк. Я амбидекстр - переученная левша. Учительница младших классов одевала мне варежки на руки, била линейкой, уж не знаю благодарить ее или нет, но тогда всех переучивали. Писала я как курица лапой и очень не грамотно. Вот в пятом классе меня дядя Ваня посадил за прописи. Низкий поклон ему за это.
Во-вторых, мой удав - математичка сломала ногу, и нас поручили молоденькой преподавательнице. Она пришла в класс и стала давать заковыристые задачи. Вот эти задачи я решила единственная в классе. Она посмотрела на мои двойки и пригласила меня на дополнительные занятия, на продленку.
И вот в восьмом классе на экзамене по математике я попадаю к Людмиле Ивановне Тумановой - удаву. Она смотрит на мои пятерки и поверить не может. Она гоняла меня битый час и сказала, что большего удовольствия еще не получала. Собственно своим поступлением в МИЭТ, престижный в те времена ВУЗ, я обязана ей (вспоминаю ее с огромной благодарностью), потому что я решала на уроках под ее руководством задачки из «Кванта» (был такой журнал), а еще дома с дедом задачки по физике и математике из множества выписываемых моим папенькой технических журналов. Правда математичка болела часто и на замену ей присылали странную даму, она пролетела в девятом классе как метеор и исчезла. Ее уроки математики начинались примерно так,
- Вы читали стихи Ахматовой, я вам сейчас прочту, - и далее она писала задание на урок на доске, какие-то там уравнения, и читала стихи. Или,
-Ах, я в запое, я читаю сейчас Булгакова.
Это было восхитительно, её глаза горели восторгом. Именно она познакомила нас с не очень рекомендованной литературой.
А маменька тем временем все работала на газораспределительной станции и по телефону из дома ( это тогда был единственный телефон на все село) она передавала в диспетчерскую того горгаза, где главным инженером работал папа, данные о кубометрах и давлении на линии. И вечером шли потешные выяснялки почему мама папе газу недодала. Отец тоже раньше работал с мамой на газораспределительной станции, которую собственно они и запускали, поплатившись своими жизнями. Дело в том, что газ он без запаха. Так вот, что бы обнаружить утечки в газ добавляют одорант этилмеркаптан. Вещество сильно ядовитое. Но кто тогда думал об этом. Папа умер в 42, мама в 66 от страшных болезней.
(Продолжение http://www.proza.ru/2017/09/23/789)