Предыдущее http://www.proza.ru/2017/04/02/1076
2.1. Крысяныч
Нет, Лизку тоже можно понять:
«Шла себе… В мыслях вся такая… Никого не трогала… Блин, как на канате по шпалам балансируя, прожекторами слепили точно в цирке… А потом свет вырубили! Чуть не навернулась! Уроды!.. Озабоченные!
Зажгла фонарик и рванула к свету…
К свету?
Ох! Если честно, то в сортир очень хо-хо… ох, хо-хо… Угораздило же с голодухи слопать на Шаболовке пирожок не пойми с чем и двумя кружками кипятка его запить… Спасу нет! Держите, а лучше несите меня семеро… скоренько!
Дык! На тебе! Кто-то сзади увязался! Тихий, сука, опытный и осторожный, к моим шагам свои подмешал. Оглянулась и…
Ну ладно б придурки любвеобильные увязались как от Шаболовки… Пиф-паф, ой, ёй-ёй… Замочила, обшмонала, затарилась, стволы и перья сныкала и ходу… А тут!..
… Крыса за спиной на задних лапах стоит… Двухметровая!!!
С пустыми пузырем и кишками галифе под ремешок наполнишь, а с переполненным урчащим жаждущим освобождения брюхом?.. Всю округу забрызгаешь, и сама по самую маковку обгадишься!
Не! Перебор! В темном чужом туннеле ДВУХМЕТРОВАЯ КРЫСА!
Куда блокпостастые смотрят?
Жуть!
Нештяк! Прорвусь! Ствол в правую руку! Фонарь в левую! Раз! Два! То-о-овсь! Кру-...-гом! — развернулась на левом каблуке, выбросила руки вперед, слепя и выцеливая голову врага, крикнула что-то. Огляделась. Вновь навалились мысли. — Ага! Застыла, тварь! Бойся меня!
Вообще-то… зверюга странная какая-то…
Башка, тушка и низ лап были нормальные, в смысле серые с мехом. А вот между… куски линяло-тертого брезента! На кой ляд крысе брезентовые рукава и юбка? Еще фигня какая-то, на гранатомёт похожая, за плечом передней левой лапы весит… А в правой трость?... В туннеле что ли прибарахлилась? Модница, ****ь, бледно-монохромная! Крыса-циклоп с глазом вместо рта.
Лопочет еще что-то…
По-человечьи?»
— Кто-кто! Человек! Старожил местный! Крысянычем кличут!
Наконец Лизку расклинило.
— А-а-а! Абориген! Местный, значит? А на морде у тебя чё?
— ПНВ, очки, башлык, намордник, — старик медленно поднял левую руку в меховой перчатке. — Сейчас я левой рукой аккуратно и медленно… это все… сниму… — стянул ПНВ, сдвинул на лоб очки, размотал и спихнул с головы на спину башлык и опустил респиратор. — Слышь, дочка? Дыродел свой опусти, храни, Господи, шмальнешь да не промажешь, не всякую Богом непредусмотренную дырку заштопать можно…
Лизка опустила и поставила на предохранитель маузер.
Луч фонаря выхватил из туннельной тьмы старую битую молью серую вязаную шапку, каштановую с сильной проседью бороду и пшеничные чуть подернутые серебром усы.
Стало стыдно. Напугала пожилого человека с палочкой, местного, между прочим, нахамила. Стыдно и нехорошо. Ай, яй-яй! Затолкала ствол в кобуру. Шмыгнула носом. Был бы у нее хвост, наверно, завиляла бы извинительно.
— Крысяныч, простите засранку! Устала, разнюнилась, задумалась…
— Расслабься! — Старик приблизился, ласково похлопал ее по плечу, мягко развернул и подтолкнул в сторону станции, прихрамывая, зашагал рядом. — Туннели… Дело-то житейское. Дырок друг в дружке не навертели. И, слава Богу! Обошлось.
Лизке совсем поплохело. Она… Она… А он… так по-отечески, как с родной!.. Она чуть скосила глаза и стала разглядывать аборигена боковым зрением:
«Обалдеть! Пары минут не прошло, как он стоял перед пляшущим в ее потной дрожащей руке обнаженным стволом, а страха или невров ни в одном глазу.
Профи?!! Ни в жисть бы не подумала! А на вид дед Шишок, помоложе и покрупнее, конечно, скинув свой… (как он сказал-то?) башлык, стал ниже сантиметров на двадцать, но все равно выше неё долговязой на каблуках на ширину ладони и в обхвате поболе раза в три-четыре будет.
Или он просто не въехал, не поверил, что пальну? Или был чем-то защищен, кем-то прикрыт?» — Дюжину прикордонников в своих вычислениях она не учла. Поджала губы. Наморщила нос.
— Свет! — Крикнул старик. Вспыхнули тусклые лампы. — Не хватало еще ноги об эти чертовы шпалы переломать… — пробурчал себе под нос, потом повернулся к гостье. — Тебя каким ветром-то к нам занесло?
— В этнографическую экспедицию от института на практику направили.
— Это что ж за зверь такой? Этно… тьфу… педиция?
— Фольклор метрошный собирать…
— Фо… Что собирать?
— Песни, тосты, байки записывать… — Лизка стрельнула глазами, потом помедленнее скользнула взглядом по лицу собеседника: «Малограмотный? Щаззз! Да на этот лоб неоновую вывеску можно вешать: ВУЗ!»
Тут до нее дошло: «Прикалывается!!! Или проверяет?»
Тихонько прыснула в ладонь:
— Прикалываетесь?.. А у меня документы есть! — Лизка уже было полезла в карман…
— Не-не-не, избавь меня от своей макулатуры, все равно без очков ни черта не увижу, да и не моя это забота. Сцену из фильма «Кавказская пленница» вспомнил. Смотрела?
«Нет! Ну говорила ж! Говорила! — Подумала Лизка. — Эвон, какие слова знает, а лопушком пожухлым прикидывается!»
— Не-а. А про что? — Сказала она вслух.
— Комедь классическая… Студент на Кавказ приехал тосты собирать, ну и поднабрался до «белочки»…
— Я бухлом не балуюсь, — мурлыкнула «студентка». — И кино у нас про такое не крутят…
— Зря. При Брежневе на его прокате хорошо заработали: 76,5 миллионов зрителей за первый год.
Лизка присвистнула.
— Да уж… Правда, билеты тогда от 10 до 50 копеек стоили…
— Всё равно… Семь с половиной лимонов — это не баран чихнул… — Поддакнула Лизка.
— Если учесть, что кило картохи 10 копеек стоило, а батон белого хлеба от 13 до 25 копеек…
«Вот не надо про хлебушек! — подумала Лизка и жадно сглотнула, хоть пузо и пучило, а туалет манил, но жрать-то хотело-о-ось… — Сухарик бы сточить, даже овсянку, обычно блевотину вызывающую, и ту бы сожрала…»
Вообще с ней творилось что-то странное…
Незнакомое место, а будто домой пришла… Рядом совсем незнакомый человек, а будто родной, будто добрый волшебник незаметно подкрался… Мрачный темный туннель, заштатный будний день, а кажется до праздника один шажок…
Когда она испытывала подобное?
Почти шесть лет назад… в самый страшный свой двенадцатый день рождения, когда неизвестно откуда как черный айсберг появился добрый полковник…
Или дюжину лет назад и еще раньше, когда Дед Мороз подходил к ее двери…
Или наоборот совсем-совсем недавно, когда Севка прямо из рейда забежал к ней в общагу за пару дней до ее отправления сюда на Гагаринскую… Восемнадцать часов тихого счастья наедине с любимым в гадкой, но персональной захламленной комнатушке-кладовке…
Лизка забыла обо всем… Утратила контроль… Очухалась, только осознав, что самым наглым образом трется о левое плечо старика, натолкнувшись на весящий там черный пластиковый цилиндр.
— Слушай, Лисьонок!.. — начал старик…
«Лисьонок!»
Как давно она не слышала это: «Лисьонок!»
Даже не надеялась снова услышать…
Захлопали веки, запорхали пушистые ресницы, увлажнились глаза… Глянула снизу-вверх, надеясь увидеть давно невиданное лицо Деда Мороза или полковника… Глаза серо-голубые с зеленью… и больше ничего знакомого.
Шмыгнула носом, чуть отстранилась.
Чуда не произошло!
Хотя… Хотя ей показалось, что старик знакомо склонил голову, дернул плечом, глянул по-отечески… Что-то хотел сказать,.. кажется, приобнять…
Очень некстати, нарушая гробовую тишину, заурчало в животе. Пузико напоминало о своих проблемах.
«Ой! Ой-ёй-ёй!!!» — Лизка сжала ягодицы и засучила ножками, боясь «ошпариться».
Сказка оборвалась!
— Это чой-то?.. — хитро прищурился старик.
— Пирожок с Шаболовки не прижился… — пробурчала, краснея, Лизка.
— Тю! — старик разве что пальцем у виска не покрутил. — Из наших на Шаболовке даже Гип ничего не ест… И вода у них — отстой…
— Знать бы… — шмыгнула носом шпионка. — А я его еще двумя кружками кипятка запила… Крысяныч, — совсем пунцовее, взмолилась Лизка, — а где у вас здесь ближайший туалет?
Старик заозирался, потом ткнул пальцем в расположенную над пандусом и заглубленную в тюбинги дверь:
— Да вот он, за дверцей в конце коридора! Только вход на пандус мы метров на сто проскочили, а другой через сотни полторы будет.
Вообще-то пандус был невысок, сантиметров семьдесят-восемьдесят, но по его краю шло еще и метровой высоты ограждение, сваренное из труб — для Лизки сущие пустяки, но с переполненным брюхом можно и в штаны напустить… Бегать же туда-сюда… те же яйца, но в профиль.
— Подсадить? — спросил старик.
— Ага-ага! — яростно закивала девушка, секунду подумав.
Старик вплотную подошел к краю пандуса, пристроил палку и тубус, обернулся к гостье:
— Скидавай плащ-палатку! — Лизка сняла с плеч плащ, перекинула через поручень ограждения пандуса. — И рюкзак туда же…
— Крысяныч, он почти пустой, не помешает…
— Ладно. Цепляйся за поручень! — Лизка подошла поближе к старику и, приподнявшись на цыпочки, уцепилась за верхнюю трубку ограждения. — Левую ногу в колене согни… Ща как на лошадку запрыгнешь… — Старик, кряхтя, присел, ухватил ее за ногу чуть ниже колена. — Раз… Два… Ап!
Девушка с грацией профессиональной гимнастки, выступающей на брусьях, перемахнула верхнюю трубку ограждения, сорвав одобрительное улюлюканье и аплодисменты наблюдавших за ней со стариком солдат, и мягко приземлилась ногами на помост пандуса. Метнулась к плащу.
— Оставь! Ребята приглядят. Никуда она не денется.
Лизка еще раз благодарно глянула на аборигена, хватаясь за ручку двери.
— Стой! Кто сунется, скажешь, что гостья Крысяныча, меня же в харчевне «Под лестницей» найдешь… Ну всё, беги!
Юркая за дверь, Лизка, еще раз благодарно посмотрев на «спасителя» своих галифе и чести, сделала ему лапкой…
Старик, с ухмылкой подобрав тубус и палку, медленно захромал в сторону станции.
С блокпоста при его приближении выскочил старший смены, набирая в грудь воздуха для рапорта. Старик приложил палец к губам.
— Равняйсь! Смирно! Здравия желаю, господин генерал! — прошептал старшина, вытягиваясь во фрунт.
— Здравствуй, Лось! Вольно! — чуть слышно ответил старик, протягивая руку.
— Вольно! — повторил команду для подчиненных старшина.
— Слухай сюды! Девицу видел? — старшина подобострастно кивнул, пожирая генерала взглядом. — Пойдет верхом — пропустишь без жу-жу, низом — проверишь ксиву и все. Ясно?!
— Так точно!
— Да, будет спрашивать обо мне, скажешь: «Сталкер на пенсии, старожил, в авторитете». О том, что генерал, молчать! Ясно?! — старшой кивнул. — Всем ясно?!
— Так точно! — прошелестели губами все, стоящие на посту.
— Добро! И построже тут! Южным и самым северным большой ВПСП воспоследует за сегодняшние проделки, — старик еще раз оглядел блокпост, повернулся и, сильно припадая на правую ногу и наваливаясь на палку, побрел на станцию.
Крысяныч с грехом пополам доковылял до лесенки посреди станции, примериваясь подняться по ней с путей на платформу, но охнув от боли в колене, решил отказаться от этой затеи.
— Здравия желаю, господин генерал! — раздалось сверху.
— Тьфу на тебя, Леший! Не ори так! — беззлобно ругнулся на нависшего над краем платформы младшего лейтенанта старик.
— Помочь, Петр Кристианович? — не моргнув глазом, осведомился парень.
— Нет. Сам вознесусь. Представляешь, Владик, сколько хохоту будет, если мы вдвоём загремим? — старик поморщился, разгружая больное колено. — Хотя… Стой! Прими!
Крысяныч снял с плеча и протянул Владику тубус, палку, стянул боевой жилет и тоже отправил его в руки парня. Сам же подошел к краю платформы, свободному от барьера, повернулся к нему задом, уперся в него руками и втащил себя на платформу. Посидел, болтая больной ногой, разминая колено. Потом, упираясь в пол руками и здоровой ногой, проскользил на заднице до ближайшей лавки, на которую и вскарабкался. Посидел отдуваясь.
— Скажи-ка мне, мил друг, ты у нас хто?
— Помощник дежурного по станции, господин генерал!
— Ну так вот, помощник дежурного по станции, платформу когда последний раз мыли? — рыкнул по-генеральски. — Молчишь? Организуй уборочку часика через полтора… А пока сгоняй в дезактивационную и отнеси туда только что изгвазданные мной о платформу плащ и жилет, сделай это пулей, потом обоснуйся здесь, скоро сюда пожалует девушка, обшмонаешь ее по полной, но… — старик поднял указательный палец и погрозил им, — интеллигентно, как только ты умеешь.
— Красивая?
— Кто?
— Девушка.
Старик смерил парня взглядом, с сожалением подумал: «Люблю тебя как сына, но не по Сеньке шапка», вслух же сказал:
— На мой вкус слишком…
— И одна? Без сопровождающих?
— Одна… — сказав это, старик засомневался. — Да… Лешего в тебе кровь, чуйка в отца. Встретишь ее, ко мне направишь, а сам внимательно оглядись и принюхайся, могут еще гости непрошеные наведаться… Да, будет спрашивать обо мне, скажешь: «Сталкер на пенсии, старожил, в авторитете». Ясно?
— Так точно! Разрешите выполнять?
— Действуй!
— Есть!
Молодого Лешего как ветром сдуло.
Старик еще посидел, глядя ему вслед, поминая отца этого обделенного отцовской любовью, а потом и вовсе осиротевшего парня: «Хороший был человек. Знатный сталкер! И наследник вырос ему под стать, ничего, натаскаем… Сделаю я из него человека, Леший! Даст Бог, уберегу от непоправимого. Спи спокойно, брат!»
Старик поднялся, подобрал тубус с палкой, закурил и похромал в харчевню…
Продолжение http://www.proza.ru/2017/04/11/493