2.2. Гагаринская
«Папа-Витя говорил, что театр начинается с вешалки, а станция с сортира», — припомнила Лизка, летя на максимальном форсаже, по узенькому коридору к заветной дверце туалета.
Наконец долгожданная дверь, увешанная разнообразными вывесками, указывающими на единственное содержание. Разглядывать было некогда, но на глаза попались буквы «WC», «М», «Ж», «00» и бюстовые профили мужчины и женщины. Рванула ручку, толкнула от себя, прикидывая, где включается свет, но…
… свет вспыхнул сам, не яркий, но достаточный для решения ее насущных проблем… Абсолютно цивилизованный, а главное целый и чистый унитаз с сидением, сбоку раковина, полка для вещей, крючок для одежды…
Скинула рюкзак, стягивать портупею и кобуру времени уже не было, задрала куртку и гимнастерку, потянулась к застёжке штанов…
«Ну какая сука придумала ширинку на жопе делать? — ворчала про себя Лизка, нащупывая под поясницей пару пуговиц и замок молнии, — слава Богу, что не одни пуговицы!»
Наконец, зависнув над унитазом, штаны и панталоны удалось спустить… Остатки съеденного, прессуемые неуживчивым пирожком завершили свои приключения в ее теле и, вырвавшись на свободу, отправились искать новые в трубах канализации, подгоняемые бурным потоком переработанного кипятка и прочих излишков жидкости…
Полегчало.
Появились время и желание осмотреться и подумать.
Лизка попробовала дотянуться до рюкзака, в пакетике лежала ветошь для… Но вдруг она заметила бумагу, нет не рваные газеты или книги — жуткий дефицит, обычно идущий на раскурку или растопку, а пипифакс — самую настоящую туалетную бумагу, правда, совковую, но самую настоящую.
«Полрулона! — обалдело подумала Лизка. — И никто не спер!!! Висит себе в ТУННЕЛЬНОМ СОРТИРЕ!»
Руки сами собой потянулись прихватизировать эту «драгоценность», голос разума же ее вовремя одернул:
«Дура! Тебя же будут шмонать при входе на станцию! Спалишься в шаге от цели! Полгода подготовки коту под хвост! Отложим экспроприацию. Висела до меня и еще повесит… Что я за неделю не найду времени ее слямзить?»
Отмотала необходимый кусочек, с наслаждением употребила по назначению, с тоской бросила в унитаз. Лапки потянулись заныкать метр-другой про запас. Одернула себя, краснея.
Натянула трусы и галифе. Выпуталась из портупеи и ремня кобуры, сбросила кожанку, развесила их по крючкам. Распояской подошла к раковине, вымыла руки с жидким мылом, умыла лицо. Сняла кепи, тряхнула рыжими космами, любуясь собой в зеркало. ЗЕРКАЛО большое и без трещин. Полезла в рюкзак за расческой.
«Да… Не сортир, а сортирище! Что-то будет на самой станции…»
Старая фамильная расческа с трудом скользила по густым рыжим локонам… Мысли путались в голове… Но что-то подсказывало, что ждут ее еще большие чудеса и яркие приключения. Ощущения ей нравились, казалось вернулось детство, настроение становилось новогодним… А на дворе-то лишь начало ноября…
Последний взмах расчески… Заколку и кепи на место. Расческу в рюкзак. Чуть подумав, портупею и кобуру с маузером надела прямо на гимнастерку, сверху напялила куртку, взгромоздила рюкзак.
Пора двигать на станцию.
Огляделась напоследок, с тоской отвела взгляд от рулончика бумажки… Толкнула дверь и зашуршала в сторону туннеля.
* * *
В туннеле было тихо, блокпосты были погружены в привычную рутину, но ее заметили, правда, старались не демонстрировать свой интерес, хотя до самой станции Лизка чувствовала характерный зуд от талии и до каблуков…
Перекинув плащ-палатку через левую руку, она бодро завышагивала по пандусу в сторону перрона.
Свет станции манил. После туннельной тьмы он казался довольно ярким, но не слепил как на Ганзе, не жег алым как у Красных, не пугал всполохами в полумраке. Он казался утилитарным, рациональным, уместно-необходимым.
Последней преградой на пути Лизки стала серенькая дверь, закрытая на простую щеколду, один легкий щелчок и… Гагаринская приняла ее в свои объятия.
Шпионка застыла, озираясь.
Большая часть пути пройдена.
Станция-легенда, станция-загадка лежала у ее ног, точнее прижимала к барьеру, ограждающему пути, стеной от пола до потолка, скрывающей непонятное помещение, образовавшееся на месте северной части вестибюля. Стена тянулась от туннеля до лестницы, ведущей к переходу на МЦК. По ее верху располагались небольшие окна, залитые ярким белым светом, некоторые из них были открыты, и из них тянуло влажной почвой и запахом свежей зелени. Продвигаясь вдоль стены, Лизка останавливалась и принюхивалась, ловя струйки ароматов, отличных от привычной вони метро, какие-то из них были знакомы и радовали, другие вызывали интерес, будили любопытство, однозначно пугающих ей не попалось.
Наконец стена окончилась, между ней и лестницей был небольшой лаз, пролезть можно, но зачем?
Лизка двинулась дальше, пространство под лестницей тоже было зашито толстыми досками. Окон не было, но из одной отдушины шел запах еды, свежего тушеного и вареного мяса, рот наполнился слюной, засосало под ложечкой.
«Если тут подзадержусь, то грохнусь в голодный обморок, — решила усталая путница. — Вперед! Вперед! Поскорей бы узнать, чем это пахнет».
Из другой отдушины истекал легкий дымок, не злой и опасный, а душистый и игривый, приятно защекотавший нос.
«За стеной кто-то курит и ест, — решила Лизка. — Похоже там харчевня! Кажется, там меня Крысяныч и ждет… А где вход?»
Последние шаги до подножия южной лестницы, ведущей к переходу, дались тяжело, шпионка несколько раз оборачивалась в надежде еще раз уловить аромат свежеприготовленного мяса, но чувствовала лишь запах табака.
Шаг. Еще. Обогнула колонну, взбежала по ступенькам на площадку перед проходом, открывшемся справа, сунулась было в него, но указатели и знаки на потолке, стенах и полу, испещренных пулями и осколками, вопили об опасности дальнейших шагов без надлежащей защитной экипировки и местных сопровождающих, захотелось поскорее сбежать, но что-то ее остановило, повернулась налево, подошла к лестнице, ведущей на север, взгляд уперся в глухую стену, свет пробивался только справа из уже осмотренного ей с платформы лаза, глянула леве — прозрачная стена, под ней внизу на путях стояли на вечном приколе столкнувшиеся еще в день апокалипсиса вагоны, повернулась леве к южному выходу со станции, и Гагаринская расстелилась перед ней.
* * *
Наверно, Лизка испытала тоже чувство, что и большинство жителей сталинских коммуналок, получивших смотровые ордера на хрущевки и впервые переступившие порог своих новых квартир.
Да, она выросла и раньше в основном бывала на сталинских станциях просторных и помпезных, здесь же все было узковато-тесноватым, низковатым, простым, утилитарным, без украшательств. Пассажиры не должны были любоваться станцией, попадать во дворец транспорта, нет, забежал, сел в вагон и отъехал в нужном направлении, или прибыл, добежал до эскалатора и наверх своим путем. Над головой были жалкие полтора десятка метров, а не привычные тридцать-сорок, но…
Но, как и малогабаритная хрущоба для бывших жителей огромных с высоченными потолками коммуналок, содержащих бешеное хитросплетение коридоров, чуланов, закутков и комнат разных форм и размеров, это была своя станция, на ней не было чужих властителей, чужих законов, чужих правил, зловредных соседей, это был СВОЙ дом, пусть простой, пусть маленький и тесный, но СВОЙ. Прочувствовала ли, поняла ли это Лизка, но станция ей понравилась.
Простые прямоугольные светлые стены, серо-коричневый мрамор платформы, тощенькие белые колонны в форме сосулек показались милыми и уютными, практичными, аскетичными.
«Спартанский дух, — подумала Лизка и вдохнула полной грудью местный воздух. Озадачивала пустынность. — Где все? Ау!»
От лестницы до середины платформы расстилалось пустое пространство, пустая площадка, не оккупированная даже случайным мусором, только лавочки стояли по периметру, с юга ее ограничивал невысокий барьер, не препятствие, а формальная граница. За барьером под брезентовыми тентами буквой «П» стояли три стола с лавками, два длинных были чуть короче ширина платформы, располагались перпендикулярно путям, возле короткого, используемого для раздачи еды, дымилась печь-плита, на которой стояли булькающие здоровенные кастрюли. Лизка принюхалась:
«Черт! Что они там варят? Надо бы подкатиться к этим котлам… Вдруг что-нибудь обломиться… Жрать хочу, спасу нет!»
Но спускаться с лестницы она пока не спешила. Надо было завершить рекогносцировку.
Идентифицировав столы под тентами как столовку, она перевела взгляд чуть южнее. Там располагалась еще одна пустынная площадка, но чуть поменьше за ней приподнятый на полметра деревянный настил в три метра шириной. Дальше от пола до потолка, скрывая проход к южному эскалатору, высились стены каких-то строений с окошками в два ряда, можно было предположить, что это двухэтажные общаги, казармы или гостиницы, но жильцов видно не было.
«Спят они что ли? Или повымирали резко? — шпионка ничего не могла понять. — ЛУКОМОРЬЕ! Где люди? Постовых и то нет! На кой эти тряпки над столами? В чем они тут живут? Ни палаток, ни домиков не видно. Уф! Проберусь на кухню, глядишь хозяева и объявятся…»
Сбежав по ступеням, Лизка рванула к кухне, но не прошла она и половины пути, как за спиной услышала вежливое покашливание.
— Здравия желаю! — обходительно проговорил, козыряя, худощавый парень среднего роста. Одет он был в потертую форму, но с новыми офицерскими погонами. — Помощник дежурного коменданта станции младший лейтенант Леший. Поздравляю с прибытием в Гагаринскую агломерацию! Будьте добры ваши документы!
Лизка чуть не вытянулась во фрунт и не козырнула в ответ, вовремя спохватилась, встала модельно, томно изогнувшись, потом ее пробрало на хихи: «Лейтенант младший Леший! Не! Точно ЛУКОМОРЬЕ!» Сдержать улыбку ей не удалось. Парень, пожиравший ее глазами, чуть покраснел. Она резко сунула руку под кожанку, намереваясь залезть в карман гимнастерки. Леший напрягся и опустил руку на кобуру стечкина.
«Помедленнее, надо двигаться», — решила Лизка.
— Здравствуйте. Спасибо. Мои документы, — сказала она, протягивая выуженный из кармана паспорт Красной линии с вложенным в него командировочным предписанием Института культуры Полиса, стараясь за приветливой улыбкой скрыть смешинки, пацан же ни в чем не виноват.
— Елизавета Иосифовна Фрунзенская? — осведомился Леший, листая паспорт. Кого-то она ему напоминала, имя явно ненастоящее, вспомнив, что о ней «хлопотал» сам Генерал, Владик вгляделся пристальней, но не срослось, что-то… что-то очень знакомое, причем кусочки пазла от двух людей, слишком уважаемых станцией и лично им людей, дух захватило от догадки, но смелости принять ее за основу не хватило. Лизка кивнула. — Цель вашего визита?
— Этнографическая экспедиция в рамках учебной практики. В предписании же написано.
— Да-да… Вижу. — Леший тщательно изучал бумажку с печатью. — Пожалуйста предъявите личные вещи для досмотра. — Лизка, чуть дернув уголком рта, потянулась к лямкам рюкзака. — Ну, не здесь же! Пройдемте… — девушка сверкнула глазами, — к скамье.
У скамьи офицер вежливо протянул руку к плащ-палатке:
— Плащик положите и расстелите пожалуйста… и РД тоже… Куртку расстегните…
— А галифе? — съязвила Лизка.
— Досмотр с раздеванием до белья или гола у нас проводят в караульном помещении и только офицеры того же пола что и досматриваемый. Я же только проверю вас металлоискателем и дозиметром. Для большего я пока оснований не вижу, — не моргнув глазом, ответил Леший, но его уши полыхнули красненьким.
Пришлось расстегиваться. Глаза Лешего забегали и полыхнули завистью, узрев старинный Второй мировой войны немецкий тесак — подарок Севки — и маузер — «подарок» Глинской, разве что руки не потянул к ее верным спутникам.
Лизка так же видела, что сразила парня, ежесекундно подмечала, как он замедленно водит приборчиком вокруг ее тела, плотно обтянутого гимнастеркой и галифе, любуется его изгибами, старается разглядеть задницу, тянет удовольствие…
— Чисто! — наконец нехотя резюмировал страж станции. — Другое оружие и взрывчатые вещества при себе имеете.
— Нет, конечно. Только это! Для самообороны! Я же не диверсант или киллер! Тридцать шесть патронов к маузеру и тридцать к калашу в качестве суточных, — чуть закипая, проворчала Лизка.
— Что у вас в рюкзаке? Откройте!
— Там личные вещи! — Лизке это начало надоедать.
«Не противно ему в чужом белье копаться?» — подумала она, но расстегнула застежки рюкзак, подаренного шесть лет назад добрым полковником, откинула клапан. На скамью вывалился огромный кроваво-красный шарф, последний подарок матери, подхватила его и прижала к груди.
Леший провел по нему металлоискателем, а потом сунул прибор в рюкзак, раздался писк.
— Что у вас там?
— Котелок, кружка, столовые приборы, инструменты, патроны для расчетов…
— Выложите для осмотра!.. — Рубанул Владик, спохватившись, мягче прибавил. — Пожалуйста…
Лизка одной рукой, другой прижимала к груди драгоценный шарф, по очереди извлекла перечисленное, до кучи выволокла швейные принадлежности, саперные плоскогубцы и две отвертки, одна из которых больше напоминала короткую монтировку-ломик, а к другой прилагался неслабый набор насадок. В рюкзаке осталось только нательное белье, чулки-носки, расческа и запасные хэбэшная гимнастерка и свитер.
Леший, наморщив лоб и удивленно выкатив глаза, уставился на ее имущество… Не смотря на опасения шпионки, его больше заинтересовали не инструменты двойного назначения, а посуда… Испросив взглядом разрешения, он подхватил котелок, умело отщелкнул крышку, с видом знатока начал осматривать края стенок, выудил лежавшие внутри ложку и нож для еды, поцокал языком, будто нашел контрабанду…
— Откуда это у вас?
— Подарили…
— Давно?
— Лет шесть назад… А что?
— Раритетные вещицы — гагарская работа… Лет двенадцать их никто не производит, только у «стариков» запасы остались, да и раньше только элита сталка Гагаринской ими владела, были чем-то вроде пароля, признак членства в «Клубе» — парень прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее, но мозг его раскалился от вопросов: «А у этой-то они откуда? Ложка вообще эксклюзив и ножик уникальный… Кто из «стариков» ее курировал?»
— Не знала… — пробормотала Лизка. — Не задумывалась. Удобные, полезные и все. Подарок хорошего человека…
— А кого? — Не выдержал Владик. Покраснел.
— Я даже не знаю, как его зовут, виделись-то один раз… — Да уж, да! Но того раза ей не забыть никогда. Потом ей еще приносили подарки от него, но то, что он лично подарил, было с ней всегда и не раз спасло ей и ее друзьям жизнь. — Сказал, что друг родителей. А вы откуда так много об этом знаете?
— Историей увлекаюсь… — Попытался соврать Леший и опять покраснел. Помолчал, что-то прикидывая… «А пропадай моя головушка!» — решил он и пошел ва-банк. — От отца кое-что осталось, маленьким был, не ценил, а сейчас концы ищу. По кодексу такие вещи только кровным родственникам или побратимам дарить можно было…
Помолчали…
Молодой Леший уже состыковал хвост с носом, основа пазла сложилась в его голове… У девицы почти полный комплект экипировки «Гагар-1», Главный сталкер станции — командир первого состава «Гагар-1» — о ней слово молвил…
«Неспроста все это… — подытожил он. — Девочка с изюмом!»
Лизка тоже морщила мозг, не меняясь в лице, разыгрывала «в голове не бум-бум… дура дурой». Напряг ее парниша — форма тертая, а погоны новенькие, знает много, по крови сталкер, а служит постовым… Повадки-то элитные… Что можно подумать? Звание только присвоили, а новую форму еще не справил. Или настоящие погоны снял, лейтешные напялил, тертых не было, впопыхах новые нацепил для маскировки...
Но оба понимали, что с одной они грядки… Как? Почему? Но судьбы-то схожи.
Леший опять вернулся к обыску, снова сунул вумную ковырялку в рюкзак… Опять писк!
— Что-то еще не выложили…
— Да все железяки я вытряхнула! В трусах-носках ковыряться будете?
— Нет, исподнее меня не волнует, под ним что-то небольшое лежит-излучает, здесь в правом углу… — Леший безапелляционно ткнул в место, где притаился Крыся.
Лизка засопела, но сдвинув тряпки, извлекла своего любимца-спасителя. Держала она его под «пузо» как настоящего крыса, даже почесала указательным пальцем под мордой.
У Лешего глаза полезли на лоб. Слышал он про эту игрушку, мать ее часто поминала, попрекая уже к тому времени покойного отца, что экономил на подарках для сына, товарки ее, якшавшиеся с челночницами с Красной линии, иногда рассказывали легенды о серой меховушке, предупреждающей о бедах и рыжей девчонке, которую этот «зверек» хранил.
«Так вот ты какой рубиновоглазый и красноносый крыс… — подумал Леший. — Кого же к нам на станцию занесло? Кто эта рыжая? Что она еще с собой приволокла? Что ее присутствие повлечет?»
Для проформы сунул металлоискатель туда-сюда. Тишина.
— Все! Спасибо за сотрудничество. Милости просим, — последнюю фразу он сопроводил приглашающим жестом, но глазками начал рыскать и мяться, будто что-то не договорил…
У Лизки были свои резоны продолжить разговор…
— Рада, что помогла. А вопрос можно? — парень радостно кивнул. — А где народ? Живые на станции есть?
— Дык, на работе все и в рабочем поселке. Здесь только кухня, бордель и комендатура, ну гостиница для челноков и прохожих, — слово он подкреплял указующими жестами.
— Кухня? — переспросила Лизка, стараясь не облизываться и не зыркать глазами.
— Да.
— И почем еда для народа?
— Патрон для своих, три — для случайных, два — для постоянных.
— За что?
— За комплексный обед: котелок каши или супа и кружку чая.
— Класс! — полыхнула глазами, но спохватилась… — Крысяныч сказал, что в харчевне его найти можно будет… Это там? — повернулась она на север.
— Да, вход со стороны заблокированных путей. Но туда голодным лучше не ходить…
— Почему?
— Цены кусачие. За любую порцию — патрон. Без порток можно остаться, все сначала в рабочей столовке наедаются, а потом уже туда идут… Я вас приглашаю…
— Спасибо! — сказала Лизка и, наверно, при других обстоятельствах радостно ломанулась бы к столу, но тут она вспомнила уроки мамы-Аллы: «Вояка, у которого меньше трех отметин на погонах или петлицах, не наш клиент. Первую в учебке дают, вторую — за первый бой, а третью — за умение выживать…» Лизка резонно возразила: «Что сержант лучше лейтенанта?» «Лучше, но унтер для девушек нашего полета мелковат», — ответила учительница с ухмылкой. Вот и думай. «Парень ничего, вежливый, культурный, не урод, нежадный, но одна звезда на «небе» пусть и с просветом. Еще слишком он молодой для меня! — резюмировала Лизка. — Не пойдет!» — Я сначала в харчевню, а потом… Мне туда?
Леший расстроенно кивнул. Шпионка пошла к лестнице, забирая влево…
— Погодите!..
Лизка притормозила, Владик догнал:
— Я это… Если маузер или тесак надумаете продать или сменять, хорошую цену дам…
— Не, подарки не продаю и не передариваю.
— Ну что ж… Успеха… — парень совсем сник.
Лизке стало его жаль. Втюрился, но не ее романа он герой…
Набирая обороты, она поцокала каблуками в сталкерский сектор.
До лестницы дошла бодро, но, свернув за колонну, сбавила ход до самого малого. Шаг. Шажок. Встала, пялясь на дверь.
И что делать? Вообще-то вход должен быть свободный, но…
Постучать из вежливости?
Просто открыть дверь и войти?
Лизка десять минут гадала, что делать… Наконец решила: «Приоткрою дверь и просуну голову, а там будь, что будет…»
Продолжение http://www.proza.ru/2017/04/29/1361