Начало. Часть 1 (Необходимое предисловие): http://www.proza.ru/2017/02/25/1578
323-й пехотный Юрьевецкий полк был " молодой", так называемый второочередной. Его сформировали лишь в июле 1914 года, в Московском военном округе, в Костроме, на базе кадра 183-го пехотного Пултусского полка 46-й пехотной дивизии 25-го армейского корпуса. Новая воинская часть вошла в состав 81-й пехотной дивизии под командованием генерал-майора Сергея Дмитриевича Чистякова.
Второочередные части были введены незадолго до войны реформой военного министра Владимира Александровича Сухомлинова.
В кадр, полк - донор должен был выделить 25 офицеров, 2 военных чиновников и около 210 нижних чинов, в том числе и рядовых хозяйственно - административной службы. Остальной личный состав по мобилизации набирался из офицеров и рядовых запаса Костромы, юго - западных и юго - восточных уездов Костромской губернии.
Из состава 183-го полка в новый были переведены: полковник Иосиф Захарович Сохачевский (был назначен командиром Юрьевецкого полка Указом Государя Императора от 16-го августа 1914 года), подполковник Евгений Юлианович Павловский (назначен командиром 2-го батальона), капитаны Семен Семенович Васильев (получил под свое начало 1-й батальон), Вацлав-Марцелий Александрович Доманский (командовал 3-м батальоном), Александр Леонтьевич Преображенский (командовал 4-м батальоном), Лев Матвеевич Шокальский (назначен начальником хозяйственной части), штабс - капитаны Петр Петрович Волков, Михаил Васильевич Корольков, Павел Федорович Лихачев (был произведен в капитаны уже 6-го августа), Анатолий Александрович Оссовский, Евгений Петрович Петровский, Василий Иванович Свободов, Александр Автономович Соллогуб, поручики Казимир Юльевич Балтрушайтис, Владимир Николаевич Богородский, Владимир Владимирович Вигилянский, Николай Михайлович Галактионов, Александр Порфирьевич Гурылев, Александр Николаевич Козлов, Валентин Николаевич Кузин, Яков Иванович Разутов, Василий Иванович Рыжаков, Корнилий Николаевич Скибин, Мстислав Михайлович Федоров, подпоручик Константин Александрович Коломаров, коллежские асессоры Андрей Андреевич Соколов (казначей) и Владимир Гаврилович Попцов (заведующий оружием).
О деталях биографий Высокоблагородных штаб-офицеров известно очень мало...
Иосиф Сохачевский обучался в Елисаветградской военной прогимназии, затем поступил в Одесское пехотное юнкерское училище, в армию был выпущен прапорщиком в 1880 году, а в Кострому из Ярославля был переведен лишь в начале 1914 года. Павловский учился в Ловичском реальном и Чугуевском пехотном юнкерском училищах, участвовал в Русско - японской войне и был контужен. Васильев получил военное образование в Казани и был выпущен в 11-й гренадерский Фанагорийский полк, а Доманский учился в Санкт - Петербурге и получил распределение в 14-й пехотный Олонецкий полк.
Вацлава-Марцелия Доманского подробно описал старожил Костромы, Леонид Андреевич Колгушкин: "Это был мужчина средних лет, ниже среднего роста, худощавый, смуглолицый, с тёмной с проседью бородой, постриженной клином. Говорил он с заметным польским акцентом." Оставил он воспоминания и о его семье...
Преображенский и Шокальский вообще изначально не задумывались об офицерской карьере. Первый готовил себя в священники в духовной семинарии, а второй в агрономы или животноводы в Горы - Горецком земледельческом училище...
Валентин Николаевич Кузин в апреле 1911 года женится на потомственной дворянке Валентине Николаевне Лермонтовой. Одним из поручителей жениха был подпоручик Яков Разутов. В марте 1914 года Валентина Кузина умирает от заражения крови после родов. Валентин и Валентина...
Представление о внешнем облике Павловского, Васильева, Оссовского, Петровского и Рыжакова могут дать старинные фотографии.
Прародителем обоих костромских полков был 183-й резервный пехотный Пултусский полк, который за четыре года до Мировой войны был переведен в Кострому из Варшавы.
Двухбатальонный резервный полк был пополнен на месте 240-м Краснинским и 245-м Солигаличским резервными пехотными батальонами - так и появился на свет 183-й полк линейной пехоты.
В 1913 году полку довелось участвовать в торжествах по случаю 300-летия дома Романовых в Костроме. 20-мая, в офицерском собрании, Государю Императору были представлен командный состав Пултусского полка, а значит и будущие офицеры Юрьевецкого полка. Николай II осмотрел полковые библиотеку и музей.
Затем в гостинной, он выпил чашу шампанского, обратившись к присутствующим со следующими словами: "Я счастлив, что мог уделить несколько минут, чтобы посетить ваше расположение и собрание и ещё раз поблагодарить вас, господа, за то отличное состояние, в каком Я нашёл молодой Пултуский полк. Я имел случай видеть полк два раза и оба раза он представился Мне в блестящем виде. Отношу это к вашей дружной и усердной работе, которую особенно ценю, так как вдали от моих глаз она ведётся не за страх, а за совесть. Поднимаю чару за процветание Пултускаго полка, его будущую боевую славу и ваше здоровье. Ура!" Последовало и фотографирование Императора с офицерами у казармы 4-го (Солигаличского) батальона.
При мобилизации 1914 года, из запаса, на должности младших ротных командиров, были призваны подпоручики Иван Иванович Белоруссов из Кинешемского уезда и Константин Викентьевич Чайковский из дворян Макарьевского уезда, прапорщики Вячеслав Александрович Апухтин из Костромского, Владимир Иванович Ведерников из Юрьевецкого, Аркадий Григорьевич Елфимов из Рыбинского уездов, братья Владимир и Георгий Михайловичи Зотовы из мещан города Костромы, Иван Михайлович Иваницкий из дворян Минской губернии, Александр Ефимович Кулешов, Александр Сергеевич Лобанов из мещан города Шуи Владимирской губернии, Василий Петрович Макаров из Кинешемского уезда, Вячеслав Геннадьевич Надеждин, Петр Михайлович Померанцев из Костромского уезда, Николай Федорович Риттер, Гавриил Алексеевич Свиньин из дворян Солигаличского уезда, Сергей Иванович Синявин, Геннадий Николаевич Усанов из дворян Костромской губернии, братья Владимир и Михаил Васильевичи Часовские из потомственных почетных граждан Нерехтского уезда, Чернышовы Павел Петрович и Владимир Николаевич из Кинешемского уезда, Владимир Васильевич Шичев из крестьян Вологодской губернии.
На должность делопроизводителя хозяйственной части был назначен зауряд - военный чиновник Вячеслав Иванович Виноградов, а на должность старшего врача полка зауряд - врач Павел Платонович Демин.
Константин Чайковский, до войны, имел чин титулярного советника и служил помощником секретаря в Костромском губернском акцизном управлении на Павловской улице, Владимир Часовский окончил Демидовский Юридический Лицей.
Владимир Зотов в 1911 году окончил курс обучения на физико - математическом факультете Санкт - Петербургского Императорского Университета, отслужил вольноопределяющимся в 183-м пехотном Пултусском полку, в январе 1913 года сдал экзамен на чин прапорщика, а после ухода в запас трудился участковым агрономом в селе Вичуга Кинешемского уезда.
Вячеслав Апухтин "родился 22 февраля 1883 года в Москве, в семье мещанина Александра Ивановича Апухтина. В 1908 году вместе с сестрой Клавдией Александровной закончил Императорское Строгановское центральное художественно-промышленное училище, получив звание художника прикладного искусства по металлу (серебро-чеканному делу). В 1908-1909 гг. В.А. Апухтин находился на военной службе, а в 1909 году приехал в с. Красное-на-Волге в качестве преподавателя Художественно-ремесленных мастерских. Здесь он обучал будущих ювелиров рисованию, стилизации, акварели. В 1910 году В.А. Апухтин участвовал в «12-м конкурсе на сочинение рисунков по художественной промышленности» Строгановского Центрального Художественно-Промышленного Училища в Москве, где за рисунок серебряного столового прибора получил Первую премию. Живя в Красном-на-Волге среди кустарей и хорошо зная их проблемы и настроения, Вячеслав Александрович активно участвовал в деятельности Русского художественно-промышленного общества, предлагая и продвигая нововведения, призванные значительно улучшить жизнь ремесленников, позволить им проходить полноценное обучение и повысить качество их работ. В 1914 году, как военнообязанный, Вячеслав Александрович вынужден был оставить преподавание и отправиться на фронт."
Леонид Борисович Шкельдин оставил воспоминания о том, как проходила мобилизация в глубокой костромской провинции: "Лихорадочно заработал и военный аппарат города Ветлуги, всё приведено в движение для исполнения повеления Самодержца Российского Николая второго. Ежедневно верховые курьеры (иной связи не было) скакали по всему уезду со срочными пакетами – мобилизация, мобилизация, мобилизация!
Тысячи запасных воинских чинов и ополчения ежедневного прибывали в город Ветлугу, ожидая своей последней участи – отправки в маршевые роты для прохождения срочного военного обучения. В каждой семье, в каждом доме царили печаль, тоска, горе и слёзы. Отец и мать провожали своих сыновей на верную смерть, жёны своих мужей, уходящих для защиты веры, царя и Отечества! Повсюду разносилась и слышалась печальная, заунывная песня:
…Последний конечный денёчек
Гуляю с вами я, друзья.
А завтра рано, чуть светочек
Заплачет вся моя семья,
Заплачут братья мои, сёстры,
Заплачут мать и мой отец,
Ещё заплачет дорогая,
С которой шёл я под венец!"
Бывший командир огневой батареи 81-й артиллерийской бригады, которая формировалась в Ярославле, Болеслав Вильгельмович Веверн, так восторженно отзывался о нижних чинах призываемых из запаса: "И так, личный состав 6-я батарея получила, почти полностью, из Запаса Армии. Отличнейший личный состав: из лесов Муромских, Костромских, "Керженецких" лесов, с Волги, Шексны, Клязьмы реки, оттуда, где слагались песни былинные богатырские, прибыли эти люди, потомки былинных русских богатырей, сметливые, грамотные, крупные и сильные. Почти половина из них придерживалась "древнего благочестия" и старых, веками созданных обычаев, степенных, крепких, как степенны и крепки были и телом, и духом и сами эти люди. Непоколебимая вера в Бога, в Судьбу, начерченную Божественным Промыслом, без воли которого ни один волос не упадет с головы, эти 30-40 летние богатыри шли на войну спокойные, уверенные, покорные. Ни ругани, ни пьянства, ни драк и как-то так уж вышло само собой, что вторая половина солдат батареи, как бы подавленная нравственным превосходством этих староверов, подчинилась, почти во всем, их жизненному укладу и слилась с ними в одну крепкую, дружную семью."
Бывший командир второочередной 61-й пехотной дивизии, которая формировалась в недалеком Нижнем Новгороде, Пантелеймон Николаевич Симанский 3-го августа писал в дневнике несколько другое: "Вид призываемых только терпимый. Много стариков. Обещание направлять к нам исключительно молодых, задерживая стариков в запасных батальонах повидимому, не выполняется. Что, впрочем, хорошего могут сделать наши воинские начальники, эти предназначенные к сдаче в архив капитаны и старые штаб-офицеры.
Нагруженные семьями, полные заботы о них, податливые к болезням, а зачастую уже хронически больные, далекие от сознания обязанности защиты отечества и преисполненные странными понятиями, что защищать следует лишь свою Пермскую или Тамбовскую губернию, к которой противник все равно не дойдет, ратники эти были плохими солдатами и это отлично сознавали сами..."
Две крайности. Две диаметрально противоположные точки зрения...
Вновь сформированная воинская часть уходила на фронт уже 12-го августа. Особенностью тогдашней Костромы было то, что город находился на одном берегу Волги, а железнодорожная станция на другом. Это был единственный губернский центр, который бы не был напрямую связан с железнодорожной сетью Империи.
Леонид Колгушкин гораздо позже вспоминал, как проходили подобные мероприятия: "Сбоку рот всегда бежали бедно одетые и обутые в лапти жены, отцы, матери и дети, провожая в неизвестность иногда единственного кормильца, не зная, увидят ли его когда-нибудь. Провожающие причитали, плача навзрыд, сморкаясь, вытирая глаза и носы нечистыми рукавами или углами головных платков.
Проходя к Молочной горе и повернувшись к розовой часовне, одиноко стоящей в то время как раз напротив Молочной горы у конца военного плаца, все солдаты, как по команде, обнажали свои гладко остриженные головы, истово крестясь. Должно быть, моля Бога о скором возращении к родному очагу, а может быть, желая сохранить в живых детей и родных.
До ледостава маршевые роты грузили на паром и на неизменный перевозной пароход «Горожанин». Отвалив от пристани, всю дорогу оглашал он воздух короткими прерывистыми гудками, а в унисон ему печально играл духовой оркестр. Все это, вместе взятое, еще более натягивало нервы как отъезжающим, так и провожающим, а там погрузка в теплушки и последнее прости. Картина провод была далеко не радостной..."
Среди тех, кто провожал 323-й Юрьевецкий полк в поход, была и Агафья Алексеевна Митропан. С ней была пятилетняя дочь Ольга, а на руках она держала новорожденную дочь Зою. Ее муж, Иван Николаевич Митропан, родился в 1879 году в селе Белоцерковец Лохвицкого уезда Полтавской губернии. Предки Митропана служили Отечеству казаками в Пирятинской сотне Лубенского полка. Получилось так, что свою военную службу он проходил в далекой Костроме. В итоге, здесь он остался и укоренился. Иван Митропан служил подпрапорщиком в 183-м пехотном Пултусском полку и был одним из тех, кого направили на формирование полка - второчередника.
Обжились на костромской земле и женились на костромичках и другие военнослужащие из малороссов. Например, земляки, подпрапорщики Степан Карпович Добряк и Кондрат Павлович Шийко из Зеньковского уезда были женаты на родных сестрах, Синклитикии и Кире. Добряк отправился на фронт раньше Шийко, с 183-м полком.
Вообще, полтавчане внесли свежую струю в сонную и размеренную тихую провинциальную жизнь Костромы. В анналах истории остался анекдот, рассказанный вольноопределяющимся 183-го Пултусского полка о ефрейторе Сивокобыле и рядовом Прище, поймавших на слове торговца Веню Шербера, который необдуманно пообещал 100 рублей, если ему привезут в магазин большой колокол с колокольни Богоявленского женского монастыря...
Более того, 28-го июля 1914-го года полковым священником 323-го пехотного Юрьевецкого полка был назначен иеромонах Антоний Артамонович Мициков. И тоже из казаков Полтавской губернии.
Через день после отбытия Юрьевецкого полка из Костромы, в Польше, на Люблинщине, уже принял боевое крещение "родной" 25-й армейский корпус. Его командир, генерал от инфатерии Дмитрий Петрович Зуев, утверждал с пафосом, что соединение является первым - вторым в Императорской армии по уровню боевой подготовки. Действительность оказалась не такой радужной...
13-го августа, в боях за переправы через Вепрж, понесли поражение 183-й Пултусский и 184-й Варшавский пехотные полки. На следующий день в плен попал командир первого из них - полковник Дмитрий Павлович Малеев. Тем не менее, костромская бригада, под командованием доблестного генерал - майора Дмитрия Павловича Парского, сохранила компактность и отходила на север довольно организованно, под натиском превосходных сил противника.
Хуже дела обстояли в 3-й гренадерской дивизии, которая до войны дислоцировалась во Владимире и Москве: "3-я грен. дивизия, обойденная с правого фланга через Седлиску частями 13-й австр. дивизии и потрясенная боем 26-го [дата дана по новому стилю - мое примечание] августа, стала также отходить через красноставское шоссе, где, попав под сильный артиллерийский огонь противника, разбежалась при входе в лес севернее д. Удричи. Части ее были собраны только в течение 28-го и 29-го августа в Холме, Красноставе и Избице в следующем составе: 9-й грен. [Cибирский] полк - 400 чел., 10-й грен. [Малороссийский] полк - 450 чел., 11-й грен. [Фанагорийский] полк - 1.924 чел. и 12-й грен. [Астраханский - мои примечания] полк - 1.500 чел." После этого печального события, дивизия получила в войсках прозвище "беговой".
Высшему командованию пришлось срочно снимать с должностей бездарных начкора Зуева, его начштаба Федяя ("Балдяя") и начдива Долгушина.
В эти тревожные дни, в район пограничного Владимир-Волынского, прибывали и эшелоны с 321-м пехотным Окским полком из Ярославля и 324-м пехотным Клязминским полком из Шуи из состава сводной бригады генерал-майора Ивана Константиновича Гандурина.
Начальник связи 17-го армейского корпуса Андрей Черныш записал 17-го августа в дневнике: "Повернув от Лыкошина на Старое Село, мы неожиданно наткнулись на огромную пехотную колонну, которая плелась без дорог, просто по полю, направляясь на с. Лыкошин. Оказалось, это была бригада 81-й пехотной дивизии, следовавшая на присоединение к 5-му корпусу, в состав которого она была включена."
18-го августа первым во всей 81-й пехотной дивизии принял бой 324-й пехотный полк: "Ожидаемое наступление 5-го корпуса на Яновку позволило 19-му корпусу сосредоточить на северном участке всю 38-ю дивизию и иметь в резерве для контрудара подошедшие к Зубовице 39-й и 324-й полки. На рассвете 324-м полком был занят Дуб, а снятый с западного участка 152-й [Владикавказский - мое примечание] полк был подтянут в лес, что южнее Дуба, выделив 9 рот в Снятыче. 149-й, 150-й и 151-й [Черноморский, Таманский и Пятигорские пехотные - мое примечание] полки попрежнему занимали позицию западнее Дуба через лес, до г. дв. Снятыче. После сильной артиллерийской подготовки части 13-й австрийской дивизии атаковали и к 10 час. заняли Дуб, но продвинуться далее к югу не смогли.
После 12 час. 152-й и 324-й полки вели подготовку перехода в контрнаступление для обратного овладения Дуб. В 14 час. в д. Дуб начались пожары от артиллерийского огня двух батарей 19-го мортирного арт. дивизиона. Медленно продвигаясь к горевшей деревне, 6 рот 152-го полка и 324-й полк к 19 час., в связи с успешными действиями 5-й Донской каз. дивизии у Котлице и Невиркова, снова занимают Дуб."
Здесь, клязминцы воочию убедились в коварстве врага. В один из моментов боя он выбросил белый флаг. Русские солдаты прекратили огонь и австрийцы начали выходить из своих окопов. Когда первые стали расслабленно приближаться ко вторым с целью разоружить их, то из-за спин последних открыли кинжальный огонь пулеметы...
Результаты боя оказались следующими: "В бою 18.08.1914 г. потери 324 Пехотного полка составили: убитыми – 55 нижних чинов, ранеными – 10 офицеров и 512 нижних чинов, пропавшими без вести – 5 офицеров и 452 нижних чина, убиты 12 лошадей."
Веверн свидетельствует: "Недели через две [уже 23-го августа - мое примечание] к нам присоединились, уже сильно потрепанные в боях, полки нашей дивизии. В противоположность нам, стремившимся на боевые позиции, наша пехота с восторгом предалась отдыху в Бресте. Но это и понятно: очень уж неудачен оказался их боевой опыт. Они разсказывали о страшной неразберихе, царившей в наших войсках: ни определенных твердых приказаний, ни общей цели, ни должной связи между частями, - все это вело лишь к безрезультатному выматыванию сил у людей и к безполезным крупным потерям."
Солдатам 323-го Юрьевецкого полка "повезло" же оказаться под командованием фон Шварца...
В начале сентября, когда русские войска развертывались на Висле, для предстоящего вторжения в Познань и Силезию, сводная бригада, в составе 322-го Солигаличского и 323-го пехотных полков и 1-го дивизиона 81-й артиллерийской бригады, была срочно направлена по железной дороге из Брест - Литовска в Ивангород. Бригада была выделена в так называемое полевое заполнение крепости. Кроме нее, для этой цели предназначались 298-й Мстиславский и 299-й Дубненский пехотные полки 75-й пехотной дивизии, 19-я Тамбовская и 24-я Курская пешие бригады государственного ополчения.
Юрьевецкий полк был назначен в общий резерв коменданта крепости.
Комендант деятельно готовился к предстоящим испытаниям и на другом, незримом, фронте: 23-го сентября им был отдан приказ о высылке в 24 часа местных еврейских семейств - из Демблина и Ново-Александрии.
26-го сентября противник показался на ближних подступах к крепости. С запада подходила 72-я пехотная бригада, а с юга полк или два 1-й гвардейской резервной дивизии. В своих мемуарах Шварц живописует картину дальнейшего массированнного немецкого наступления в болоте, которое было решительно отбито. Спасибо ему за его литературное описание выдуманного боя - оно мне пригодится позже...
Если посмотреть подлинные русские доклады и сводки, то выяснится, что в этот день немцы бомбили с аэропланов наблюдательные пункты и левобережные укрепления, около 6 вечера неприятельская артиллерия обстреляла форты и с 7 до 8 вечера велась ружейная перестрелка у Кляшторной Воли. Затем она возобновилась в 20.45 и продолжалась до 21.30. Без боя противник занял Сарнов и Пахну Волю, у Соснова были обнаружены 4 бронеавтомобиля. Крепостная артиллерия молчала...
За день "ожесточенного" боя гарнизон потерял 1 человека убитым и 2 ранеными. Ночью германским артогнем была зажжена деревня Нагорники у форта Вановского, немцы до утра освещают прожекторами крепость.
27-го - 28-го сентября Шварц шлет победные реляции в штаб: под убийственным огнем крепостных гаубиц противник бросает селения Новый Регов, Граница, Гневошов, фольварк Сецехов...
Действительность могла быть не такой оптимистичной - есть реальные свидетельства, что крепостные орудия могли стрелять в "белый свет" по направлениям и содействия войскам не оказывать. Иногда и прямо мешали выполнять им боевую задачу - они опасались попасть под их удар.
Из той же артиллерийской темы: "Приходил на перевязочный пункт артиллерист с простреленной рукой. Ранила своя же пуля при стрельбе по аэроплану. В артиллерии еще никто не пострадал [на 3-го октября - мое примечание]. Эти «вояки» чувствуют себя уверено и бодро.
- Упал перед батареей снаряд. Мы заметили, что отлетела дистанционная трубка. Схватили ее, посмотрели прицел и сейчас же послали неприятелю ответ. Взорвали зарядные ящики и подбили их батарею, - рассказывает товарищ раненого артиллериста. Настоящий Мюнхгаузен." Совершенно был прав Император Николай II, когда абсолютно точно заметил про Шварца: "Каков комендант, таковы его штаб и... особенно крепостная артиллерия.":)
28-го сентября фон Гинденбург, из-за складывающейся обстановки, приказал Гвардейскому резервному корпусу встать в жесткую оборону (!) и не допустить наступления (!) русских войск с Ивангородского и Козеницкого плацдармов.
Против самого Ивангорода, противник ограничивался обстрелами из дивизионной и корпусной артиллерии по мостам через Вислу, колоннам подходивших войск и наблюдательным пунктам.
В эти же осенние дни, в далекой Бельгии, под тевтонским натиском пала первоклассная крепость Антверпен. Как ни прискорбно это признавать, будь у немцев чуть больше сил и средств на Висле и будь в Ивангороде только его гарнизон - "твердыня" пала бы в считанные дни. Ее бы "раскололи", как ореховую скорлупу.
Военный врач Тихон Ткачев из Тимской ополченческой дружины, в своем фронтовом дневнике, оставил откровенные воспоминания о морально - боевом состоянии противоборствующих сторон под Ивангородом: "Позвали врачей к заболевшему офицеру. С ним случился нервный припадок. Больной плакал, собирался застрелиться.
На следующий день я вместе с другим врачом отвозил этого офицера в госпиталь. Больной вздрагивал при малейшем толчке, судороги болезненно кривили его лицо, когда ветки цеплялись за крышку фургона. Офицер рассказал нам следующее:
- Я стоял и закуривал папиросу, когда раздался первый взрыв. Другие прятались, а я думал, что меня хватит надолго. Но ночью вдруг случилось это: не могу заснуть, не могу взять себя в руки. Такое состояние, что хотел или застрелится, или убежать к неприятелю… А ночью [28-го сентября - мое примечание] у нас на передовых позициях произошло вот что: в хорошо оборудованном редуте находился батальон [322-го пехотного Солигаличского полка - мое примечание], и вдруг он - без единого выстрела - отступил.
Через 2-3 часа донесли, что отступление произошло потому, что неприятель окружил редут. Начальнику сектора это показалось странным. Приказано было снова занять редут, а батальонного и двух ротных командиров арестовать и отправить в крепость.
- Я буду настаивать на предании военному суду, - выразился начальник сектора.
Позиция была настолько серьезной, что неприятель мог причинить нам громадный ущерб.
- Что это было - трусость, галлюцинация?
- Нужно стрелять по галлюцинации, - заявили в штабе.
Хочется сопоставить психоз офицера, который не может слышать шороха, с отступлением с редута. Не одного ли и того же порядка это явление? А, может быть, это была и измена. Ухают выстрелы. Трещит ружейная пальба. Показался аэроплан…
Убили одного солдата, другого привели к нам на пункт для перевязки. Сквозное пулевое ранение во внутреннюю часть бедра. Пуля осталась в одежде. Она старого образца. Эти пули принадлежат дружинникам. Ранены тоже дружинники. Вот результат бесполезной бессистемной пальбы. Целят в облака и убивают своих товарищей...
Идет дождь [30-го сентября - мое примечание]… Солдаты приходят насквозь промокшие. Шинель и фуражка необычайно тяжелы. Сукно превратилось в губку и вобрало в себя громадное количество воды. В сапогах - вода и грязь. Лица – иссиня-бледные. За ночь все перемерзли. Выбивали неприятеля, бродили чуть ли не по пояс в воде по болотам и в лесу. Привезли раненого немца. Это был рослый, здоровый детина. Одет он в теплую вязаную фуфайку: говорит, что все так одеты. Его захватили в цепи, он не хотел сдаваться, пытался убежать и получил штыковую рану в предплечье и рану в голову прикладом. Он из Вестфалии.
- Отступают ваши?
- Nein.
- Но вы уже окружены, все дороги вам отрезаны?
- Для нас еще найдутся дороги, - ответил гвардеец...
Немецкий офицер был тяжело ранен, но, когда и ему предложили поесть, он гордо отказался. Во время операции не издал ни одного стона.
- Немецкий офицер не должен стонать….
Он умер, но ни разу не застонал.
А сегодня рассказывает солдат, что во время атаки немецкий офицер поднял руки. К нему подошли. Он выхватил саблю и отрубил пальцы солдату. Наши подняли его на штыках. Идут и идут раненые. Солдаты утверждают, что немцы употребляют разрывные пули. Выходное отверстие часто сильно разорвано [русские остроконечные пули также наносили подобные тяжелые увечья, ввиду большой кинетической энергии и склонности к изменению траектории при попадании в ткани человека - мое примечание]. Подвозят на подводах, нанятых для этих целей, но подвозят таких, которые могли бы прийти, а тяжелораненые, говорят, остаются на месте, в болотах, в лесу. Солдатам приходится буквально плавать по воде. Прошлую ночь осталось на месте много солдат без медицинской помощи. Они истекли кровью или замерзли.
Первая помощь в окопах и на месте боя подается или санитарными, или самими солдатами друг другу..."
На 1-е октября в непосредственном распоряжении Шварца имелись 16 пехотных батальонов, 12 ополченческих дружин, 348 офицеров, 26082 штыка, 2 пограничные сотни, 60 пулеметов, 192 полевых и крепостных орудия, 1 аэроплан, 1 воздушный шар.
Для обложения крепости немцы смогли выделить лишь части 1-й гвардейской резервной дивизии генерал - майора Виктора Альбрехта. В ее состав входили: 1-я гвардейская резервная пехотная бригада (1-й и 2-й резервные пехотные полки, гвардейский резервный егерский батальон), 15-я резервная пехотная бригада (64-й и 93-й резервные пехотные полки, гвардейский резервный стрелковый батальон), гвардейский резервный драгунский полк и гвардейская резервная артиллерийская бригада (1-й и 3-й гвардейские резервные артиллерийские полки). Впрочем, 15-я резервная бригада, главными силами, обороняла район Верхних Мозолиц и Новых Словиков и на восточной окраине Козеницкого леса могла выставить лишь немногочисленные сторожевые аванпосты - на господствующих высотах.
Других сил не было - 72-я пехотная бригада и 3-я гвардейская резервная дивизия ушли отбивать ожесточенные атаки русских войск с севера, у Козениц. Силезский ландвер наблюдал за Вислой у Ново - Александрии и Казимержа, а затем, в конце первой недели октября, бодро зашагал в сторону Радома - отражать набиравшую силу "русскую грозу".
1-я гвардейская резервная дивизия была многоопытной: в Бельгии участвовала в атаке и взятии крепости Намюр. Там ее личный состав отличился жестокостью.
20-го августа (по новому стилю) в деревне Анденн, по сигналу колокола, по ее колонне был открыт огонь из многих домов. В качестве репрессии селение было спалено и расстреляны 193 его жителя.
Опять же... Подобные вещи были в обычаях того времени. Можно вспомнить многочисленные взятия русскими войсками в заложники "мирного населения" Восточной Пруссии, а также контрибуции и реквизиции с него. Или убийство Кавалергардами жителей деревни Абшванген и ее сожжение...
Затем немецкую дивизию перебросили на Восточный фронт, где она участвовала в успешном сражении у Мазурских озер. После завершения боев, соединение экстренно перевезли в Русскую Польшу.
Полки и батальоны из состава 1-й гвардейской резервной дивизии были второчередными частями. Но к формированиям такого рода, немцы подходили основательно.
Александр Александрович Незнамов (бывший командир второочередной 55-й пехотной дивизии из Московского военного округа) позже писал: "Аккуратный немец выполнял требования этой системы добросовестно; германский полк-отец , давал полку-сыну и достаточно хорошее имущество, и хороший личный состав. Да и запасный немец не так скоро терял солдатские качества." А дальше он продолжает о русском подходе: "У нас же все это проделывалось только на бумаге, и полки-дети оказались (не по их вине) и снаряженными плохо, и в них (в большинстве случаев) "сбывали", в виде кадра элемент похуже. С первого дня мобилизации уже видно было, что эти "второочередные" части далеки по своим качествам, от того, чего от них ожидали. При достаточном времени, конечно, можно было в большей мере повысить их боеспособность, но времени этого не было. Оставалось - осторожно и постепенно втягивать их в боевую работу; постепенно приучать, и к труду, и к впечатлениям боя. Особенно же нужно было систематично, спокойно и в порядке вводить их в первые бои." Последние два предложения - золотые слова...
На подготовку наступления против "гвардейцев - ландверовцев" у Шварца было несколько дней. Идея акции была целиком его личной инициативой. Как же ему было не помочь Ирманову [руссифицированный по тогдашней "моде" вариант фамилии фон Ирмана - мое примечание] - боевому товарищу по Порт - Артуру? Еще утром 28-го сентября, Шварц пообещал Эверту срочно предоставить план ночной вылазки из крепости. Но не сделал этого...
Вечером, командующий 4-й армии напомнил ему, что действия в темное время суток и на сложной местности Ивангорода требуют предварительного ознакомления с ней командиров полков, батальонов и рот.
Видно, что отношения Шварца и Эверта были натянутыми. Шварц и дальше "забывал" знакомить непосредственное руководство со своими планами.
Алексей Владимирович считал Алексея Ермолаевича нерешительным военноначальником. Значит себя считал его противоположностью. Чрезмерный апломб ("уверенность в действиях") Шварца в итоге привело к большой крови среди необстрелянных солдат костромского полка.
30-го сентября на Ивангородском крепостном кладбище погребли ветеринарного фельдшера Ксенофонта Ивановича Потапова, умершего от разрыва сердца. Но, это не была первая жертва войны в Юрьевецком полку. Еще в середине августа, на станции Вязьма, сгрузили тело ефрейтора Петра Ефимовича Чувиляева, скончавшегося в воинском эшелоне по пути на фронт.
1-го октября российские воины отметили Великий праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Утром, далеко окрест, слышался колокольный благовест из звонницы крепостного Иоанно-Предтеченского собора.
Днем полковнику Иосифу Сохачевскому была поставлена задача захватить рубеж высота 52,7 (на немецкой карте - высота 112), железнодорожный переезд на шоссе фольварк Сецехов - Козенице, высота 59,1 (на немецкой карте высота - 126).
По неизвестной причине, Сохачевский не стал вождем на поле боя. Эту роль пришлось взвалить на себя старому вояке - подполковнику Павловскому. В тылу, за командира полка, был оставлен подполковник Шокальский...
Атака планировалась слева и справа от полотна Ивангород - Домбровской железной дороги - на пространстве, затопленном искусственным наводнением. В ней должны были участвовать все четыре батальона Юрьевецкого полка, 3-й батальон Мстиславского полка под командованием капитана Сергея Маркова и ополченцы.
Описание всего многочасового боя Шварц уместил в несколько скупых и лживых строк: "Отряд вышел из крепости еще в сумерках, незаметно пересек долину, около полуночи дошел до неприятельской позиции, атаковал ее и взял, но когда начался бой в лесу, роты наши перепутались, не установили между собой связи и были выбиты из леса. При отступлении некоторые роты попали в болото и понесли потери. Так донес мне начальник отряда, командир Юрьевецкого полка."
Если сопоставить данные из официальных бумаг (местами крайне противоречивых), то дела обстояли следующим образом.
Юрьевецкий полк, в составе 16-ти пехотных рот и пулеметной команды, после 2 часов пополудни выступает из форта "Генерал Ванновский". Когда он находится около деревни Опацтво противник открывает по нему огонь бризантными снарядами, который правда не приносит вреда.
В 5 часов вечера русская часть доходит до деревни Сецехов, где была на 40 минут задержана проходившим обозом.
К 6 часам вечера подразделения подошли на 800 шагов (линия открытия действенного ружейного огня) к противнику, имея на правом фланге расположения 1-й батальон, а за ним в частном резерве пулеметную команду и уступом 4-й батальон.
Здесь появились первые жертвы - разрывом шрапнельного снаряда был убит прапорщик 3-й роты Лобанов и были ранены 2 нижних чина.
Шварц, в своих воспоминаниях, талантливо и красочно "описал" этот момент боя. Видно, что писал его с натуры: "Дальнейшее движение "немецкой"[русской][здесь и далее, вместо кавычек задумывалось просто вычеркивать слова - примечание мое] пехоты происходило под "нашим" [вражеским] артиллерийским и ружейным огнем из окопов главной оборонительной линии. Пользуясь естественными прикрытиями кустов и канав, "немцы" [русские] продвигались сначала довольно быстро, но скоро достигли наводненных пространств. Здесь уже нельзя было залегать и пришлось двигаться в открытую, а огонь "наш" все усиливался. Когда полковник Будилович [руководил вылазкой] донес мне по телефону, что "немцы" [русские] достигли, примерно, середины заболоченной долины, "я приказал подполковнику Рябинину сосредоточить" [противник сосредоточил] по ним огонь с обеих групп "крепостной" артиллерии - "Голомбской и Стенжицкой" [из Банковецкого и Гневашовского лесов]. Немедленно "60 крепостных" [множество вражеских] орудий открыли самый живой и действительный огонь, сосредоточивая его главным образом по пехоте, но также и по батареям "противника", поражая "его" [их] справа и слева из мест, где присутствия артиллерии "немцы" [русские] совершенно не ожидали. Было видно, что большинство "немцев" [русских] стреляют стоя, а другие опускаясь на колено. Нигде "противник" [русские] не "подвигался" [подвигались] вперед и "поражался" [поражались] огнем с фронта и особенно с обоих флангов. "Его" [Их] наступление было сразу парализовано. Залечь в болоте было невозможно, укрытий никаких не было, и положение атакующих сразу стало трудным..."
Тем не менее к 8 часам вечера, переправившись через небольшую речушку, Юрьевецкий полк вышел на рубеж штурма. Под ним в те времена понималась штыковая атака. В германской армии последняя стрелковая позиция и соответственно рубеж перехода к такого рода решительным действиям намечался в 150 метрах (200 шагах) от противника. Вряд ли русский устав в этом плане кардинально отличался от немецкого. За два часа боя, в предзакатном сумраке и в ночной темноте, под огнем противника, на трудной местности, наши подразделения продвинулись на 600 - 650 шагов...
Павловский, дождавшись подхода 3-го батальона и сгустив фронт, выслал вперед охотников и разведчиков. На опушке Козеницкого леса полк они были встречены лишь слабым оружейным огнем - противник отступал под прикрытием отдельных стрелков, ведущих огонь из окопов и с деревьев. Русские солдаты бросились в штыки, преодолели волчьи ямы и рвы и ворвались в немецкие укрепления.
К 9 часам вечера Юрьевецкий полк оседлал важную рокадную шоссированную дорогу, которая вела в Козеницы.
Но батальон мстиславцев, на левом фланге, успеха не достиг. Не имея возможности развернутся в цепи в болоте, он пошел в самоубийственную атаку по рельсам и по откосам железнодорожной насыпи. Здесь, разведчики и солдаты передовой 11-й роты попали в лучи света двух германских прожекторов и их со 150-180 шагов осыпал смертельный ливень пуль из "машингеверов" и картечь...
Юрьевчане же в это время уже окапывались вдоль и поперек дороги, а для частных резервов строили окопы на опушке леса и вели туда ходы сообщения. В 22.45 (по другим данным на час раньше) Шокальский высылает двух ординарцев, которые должны были установить связь с 207-м пехотным Ново - Баязетским полком. Противнику готовилось полноценное окружение.
В 1.20 2-го октября Шварц сообщил начальнику штаба 4-й армии Алексею Евгеньевичу Гутору, что вылазочный отряд под личным командованием Сохачевского в час ночи захватил опушку леса от высоты 58,7 (на немецкой карте высота 125) и до железной дороги, где и начал окапыватся и что в Гневашове (то есть на левом фланге) противника нет. После получения таких сведений, Шварцу было приказано с рассветом двигаться на Банковец при поддержке 9-го пехотного Ингерманландского полка.
Но... в 3 часа утра к Шокальскому являются командиры 6-й, 13-й и 14-й рот поручики Галактионов и Гурылев и подпоручик Коломаров и докладывают, что Юрьевецкий полк разбежался...
Командир пулеметной команды, поручик Скибин, позже докладывал, что при свете карманных электрических фонариков полк расстреливал появляющегося противника, который был одет в форму русских ратников и при этом кричал на русском языке "Сдаемся! Сдаемся!" и "Юрьевецкий полк! Мы вас обошли!"...
В 5.30 остатки отряда отходят на передовые позиции, ввиду контратаки немцев. Ингерманландцы соответственно получают приказ остановится.
В своих мемуарах Шварц привел и длинную цитату из книги бывшего командира 15-й резервной пехотной бригады Ганса фон Белова "Мои воспоминания о войне", изданной в Аргентине: "Ночь с 14 на 15 октября (по новому стилю) прошла очень тревожно, все время слышалась ружейная стрельба и буханье пушек. Из штаба корпуса мне сообщили, что противник (то есть русские) проник в расположение моих передовых частей у тупика 122 [возможно имеется в виду железнодорожный переезд у высоты 122 - мое примечание] и взял два орудия. Я сейчас же запросил по телефону указанный пункт, и оттуда мне ответили, что там все в порядке. Я прилег и спал с перерывами. Около трех часов пополуночи поручик 93-го пехотного полка фон Арним явился ко мне с известием, что русские атаковали и проникли в расположение полка, что сейчас в лесу идет бой между передовыми частями этого полка и русскими и что сам он открыл себе дорогу оружием, чтобы доставить мне это известие. Я немедленно поднял всю бригаду и приказал командиру 93-го полка отбросить русских остатками своего полка [на этот момент полк насчитывал лишь шесть из двенадцати, положенных по штату, рот - мое примечание], усиленного одним батальоном гвардейских резервных стрелков, 1-й батареей 3-й гвардейской дивизии и двумя ротами 64-го полка, и на Горбатке собрал резерв, 1-й батальон 64-го полка и артиллерию. Пока полковник фон Лена [фон Иена - мое примечание] разворачивал свой полк (93-й) [полк был развернут фронтом на север, а его пришлось срочно развертывать фронтом на восток - мое примечание] и подвигался вперед в лесу, его правое крыло было подкреплено двумя ротами 64-го пехотного полка [весь полк на этот момент состоял лишь из трех рот - мое примечание], а левое одним батальоном 3-й гвардейской дивизии [1-й батальон 5-го гвардейского гренадерского полка - мое примечание]. Оказалось, что русский пехотный полк №323 ночью проник через болото на опушку леса и захватил врасплох мои передовые части. Русские очень искусно проникли в наши линии и сейчас же начали окапываться группами. Это ночное движение славного русского полка является образцом военного искуства. После ожесточенного боя штыками и прикладами, русские были отброшены. Борьба была так жестока, что обе стороны не брали пленных. Потери с обеих сторон были очень велики." Финиш...
Доверчивые господа - читатели: "кушайте", "приятного аппетита". Так и создаются удобные версии для любителей - историков. О бое 323-го пехотного полка 1 - 2-го октября 1914 года Шварц складно сложил красивую легенду, лихо "обрезав" реальную историю с начала и с конца. То ли быль, то ли легенду рассказывает об этом событии и польский краевед Стефан Зик. Ему, ее, рассказали родственники сецеховчанина Яна Каржни.
В 1914 году Ян Каржня служил в полку, который перебросили в Ивангород. Когда немцы обложили крепость, из нее начались регулярные вылазки по ночам. Но, они заканчивались трагически - русские воины или гибли в стычках с вражескими патрулями или тонули в трясинах. Ян доложил ротному командиру, что может провести солдат, так как является здешним уроженцем и в детстве пас лошадей и коров на местных лугах и болотах. Командир приказал арестовать Яна, как провокатора. Когда его вели в тюрьму, то в воротах Люблинской брамы он столкнулся с фон Шварцем. Тот поинтересовался за что арестовали Яна, но приказал конвойному вести его дальше. Но случайный разговор не давал покоя коменданту и он приказал привести арестованного к себе в штаб. Ян доложил, что существует насыпь заброшенной узкоколейной железной дороги, которая вела к старому лесопильному заводу. Но оказалось, что она не была обозначена на карте. Фон Шварц приказал выделить в помощь Яну разведчиков и они за пару ночей "нащупали" путь, который выводил в тыл противника. В ночь на 2-е октября солдаты Юрьевецкого полка, но лишь с легким стрелковым оружием, незаметно проникли во вражеское расположение и атаковали спящих австро-венгров [в реальности германцев - мое примечание]. Они понесли при этом страшные потери. По итогам дела, Ян был награжден, а его ротным командиром заинтересовалась русская жандармерия. Оказалось, что он являлся чехом по происхождению и завербованным агентом австро-венгерской и германской разведок...
Несмотря на постигшую русские войска неудачу, Шварц и Будилович решили продолжить наступление. Каков был смысл их дальнейшего безумства - можно теперь только гадать.
Логика конечно была. Вся эта порт - артурская артель на доверии - Ирман, Мехмандаров, Шварц действовали по единому плану "скоординированного" наступления.
Похоже, что триумвират разработал прописанный по пунктам план А, но забыл про запасной план Б. Военный механизм пошел в разнос по ряду причин, связь между звеньями отсутствовала и дальше начальники действовали, как получится. Авось...
Расхваленный, за удачные бои у Суходолов (20-го августа) и Тарнавки, 81-й Апшеронский полк из Владикавказа, которым командовал генерал - майор Антоний Андреевич Веселовский, в этот решающий момент, действовал абсолютно пассивно против Новых Словиков: "Чтобы подействовать морально на противника, 1-го октября перешли в наступление, под вечер, те из частей полка, местность перед которыми была достаточно проходима, дошли до его окопов, от которых он под этим натиском отошёл и стал собираться во 2-й линии окопов.
Разведка, произведенная под прикрытием этого наступления, выяснила, что у противника значительные силы, и нам, не имея резервов, не удастся его сбить. А потому с наступлением темноты наступавшие части были отведены в свои окопы, так как впереди нас окопы были сильно залиты водой."
Действия этого полка с 30-го сентября по 6-е октября вообще оставляют странное впечатление: было убито 32 и ранено 650 человек его личного состава. Конечно в ходе боев бывает всякое, но чтобы соотношение безвозвратных и санитарных потерь достигло 1:20 - довольно феноменальный результат.
Темное пятно на репутации полка уже было - 21-го августа, полк, двигаясь без разведки, наткнулся на замаскированные пулеметы и потерял половину личного состава без малейшего результата.
Русские соединения и части под Ивангородом, на всех уровнях, исповедовали неутешительный принцип: "Дратся врозь". Соответственно и получалось итоговое: "Сегодня умри ты, а завтра умру я".
Вечером 1-го октября отбоя для наступления 323-го пехотного полка из Костромы не произошло и он серъезно пострадал ночью и утром 2-го октября, днем был бит 207-й пехотный Ново - Баязетский полк из Темир - Хан - Шуры - "На перевязочный пункт полка принесли раненых: 11 офицеров и 865 нижних чинов, из которых 1 офицер и 8 солдат умерли", а 3-го октября громадные потери понес 82-й пехотный Дагестанский полк из Грозного, который шел на острие наступления на Бжезницу. Только в плен попали 970 человек его личного состава, противник захватил 7 пулеметов...
В 10.45 утра 2-го октября Шварц доложил Эверту, что два батальона Юрьевецкого полка вновь заняли опушку леса у железнодорожной будки, где и окопались и что для развития успеха и поддержки снова высылается 9-й Ингермандандский полк.
Но, германцы решительно контратакуют и окончательно купируют угрозу своему флангу - около 11 часов утра из последнего оставшегося пулемета был вынут и выброшен в канаву замок, а отдельные группы солдат Юрьевецкого полка, осыпаемые огнем, отошли через болото в Сецехов и Лое...
Снова слушаем Тихона Ткачева: "Бухали орудия. Был произведен обстрел железнодорожного моста. Стреляли, как потом говорили, шрапнелью по проходящим войскам.
Очевидно, в задачу неприятеля входит разрушение железнодорожного моста, который соединяет три форта на левом берегу Вислы с правым берегом, где находится цитадель и железнодорожная станция.
Утром я уже был в форту.
Шла усиленная перевязка раненых. Началась она с часу ночи. Они подходили и подвозились пачками [подвозились и на железнодорожной дрезине - мое примечание]. Был ночной бой. Решено было выбить неприятеля из лесу, где он крепко засел. Впереди леса было болото.
Часть Мстиславского полка до утра не могла установить связи с Юрьевским [Юрьевецким - мое примечание] полком. Болото помешало последнему развернуться, неприятель встретил их пулеметным огнем и с помощью прожектора действовал губительно.
Результатов боя никто из нас не знал. Погибло приблизительно около половины полка, шесть пулеметов досталось неприятелю, два затонули в болоте [то есть были потеряны все - мое примечание], выбыло из строя очень много офицеров. Солдаты шли и шли на наш перевязочный пункт.
Бледные лица, измученный вид и грязь по пояс. В сапогах вода.
Перевязки продолжались до трех часов дня...
У полотна железной дороги нагружали последних тяжелораненых, которых мы даже не перевязывали в виду того, что первая помощь им уже оказана на месте, а в госпитале их должны были все равно еще раз перевязывать.
Один из солдат, раненный в живот, лежал на телеге уже без пульса. Погрузить его для отправки из форта не удалось, умер.
Мы не спросили у него ни имени, ни части. Нужно было полагать, что он из Юрьевского полка, который ночью был жестоко потрепан неприятелем. В кармане умершего, к удовольствию прапорщика, заведующего эвакуацией из форта, оказалась записка с подробным указанием имени, отчества, фамилии, губернии, волости, деревни, полка, в котором он состоял, и чина, который занимал.
Вид у тебя, костромич, довольно пожилой - ты из запаса. Если у тебя на родине осталась семья и дети, пусть судьба сжалится над ними.
Вряд ли они поймут, за что ты умер. Если бы даже и поняли, кто им заменит тебя - отца и кормильца…
Вчера вечером мы видели коменданта форта, подполковника П. [Павловского - мое примечание] Милый старик снабжал нас газетами, а сегодня мы узнали, что он уже убит, и труп его остался на поле битвы…
Пришел какой-то пожилой командир роты [скорее всего, это был командир батальона Преображенский,который по официальным документам был контужен в бою - мое примечание]. Сняли с него сапоги, вылили воду. Он пытался что-то рассказать нам, но не мог. У него были слезы на глазах и безумный вид.
- Дайте мне перевязочное свидетельство, дайте мне отдохнуть! - только и просил он.
Привел его солдатик и сообщил, что двух проводников больного подстрелили, а его он подобрал и привел.
- Я ушел! Меня будут искать. Роты не собрал. Спасите меня, доктор!
Тот, кто без греха, пусть первый бросит в него камень, а мы дали ему свидетельство и босого отправили в госпиталь: мокрые, как губка, сапоги нельзя было надеть на его застывающие ноги..."
И в документах 141-й Суджанской ополченческой дружины сохранилось упоминание о том несчастном бое: "...поручик пулеметной команды с рыданиями рассказывал об огромных потерях: отнято 2 пулемета, ... на его глазах закололи наводчика, которого никак нельзя было оторвать от пулемета, ... а атаковавшие лес перед Сецеховым [населенный пункт на русской стороне - мое примечание] все легли, не дойдя до леса, под огнем пулеметов..."
Мстиславцы, тоже, едва не лишились приданных пулеметов. Подпрапорщик Николай Шеболенко и старшие унтер-офицеры Савва Дрыль, Филипп Касьянюк и Роман Лучемчик вытащили их из сарая, разбитого неприятельскими снарядами.
Вылазка из крепости, а в реальности полноценное наступление, в итоге закончилась совершенной неудачей, что бы не утверждал позже Шварц. Как тактик, он не состоялся. Но это была общая беда тогдашнего русского командного состава.
Хороший инженер - фортификатор? Вполне возможно. Хотя... можно вспомнить историю боя за Цзиньчжоу 13 мая 1904 года - в плане откровенно неудачного выбора позиций, к рекогносцировке которых Шварц имел прямое отношение. Окопы были построены на абсолютно открытом склоне горы и являлись хорошей целью для японских артиллеристов. Или возьмем нынешнюю войну. Из статьи в статью хвалят Шварца за приведение Ивангорода в оборонительное состояние в мобилизационный период. Но,... один момент может заставить скептически отнестись к его бурной деятельности. В архиве кинофотодокументов сохранился фотоснимок строящегося земляного редута (редана) около железной дороги на Радом. Он был снят с аэростата наблюдения 14-й воздухоплавательной роты. Укрепление было хорошо заметно и являлось бы лакомой целью для сосредоточенного огня вражеской артиллерии. Для войн образца 1854, 1878, 1904 годов оно бы сошло, но для 1914 года уже было полным анахронизмом.
Есть и такое свидетельство о подготовке крепости к боям уже 1915 года: "Так было и в Козеницком уезде. В двадцати-тридцати верстах впереди крепости Ивангород с октября месяца 1914 года инженерное ведомство начало устраивать укрепленные позиции. Город Козеницы решили сделать центром передовых позиций Ивангорода. К нему из крепости провели через лес железную дорогу и построили второе шоссе. Соорудили множество опорных пунктов, весь уезд с юга на север был изрезан окопами в несколько рядов, везде с колючей проволокой. Проложено было очень много новых дорог, построена масса мостов, выровнены очень большие площади для увеличения дальности обстрела. Была произведена трудная и изнурительно-большая работа, на которую израсходованы громадные средства. На работы было собрано все местное население, не исключая женщин и малолетних. Работы продолжались с октября 1914 года по июнь 1915 года.
Очевидно, в случае вторичного наступления врага в этом районе предполагалось оказать ему самое сильное сопротивление, иначе было бессмысленно затрачивать огромные средства на фортификационные укрепления большой площади.
Комендантом Ивангорода был назначен военный инженер генерал-майор Шварц, который за весь продолжительный период постройки Козеницких передовых позиций ни разу не счел нужным их посетить. Я это знаю достоверно, так как у меня на квартире вместе со мною жили два военных Инженера, главные руководители постройки. Они говорили мне, что Шварц, как и все другие главные строители, был уверен в полной бесполезности проводимых работ, а потому не считал нужным обращать на них свое внимание." - Е.А. Никольский, Козеницкий уездный комиссар по крестьянским делам.
Но за общевойсковые дела - ему [Шварцу] браться точно не следовало: "зрители" с обеих сторон могли 2-го октября 1914 года и в последующие дни хорошо наблюдать поле прошедшего боя, а точнее болото с серыми кочками на нем...
Думаю, для солдат Юрьевецкого и Мстиславского полков, комендант Ивангорода стал антигероем, целиком и полностью оправдавшим свою фамилию - "шварц".
Как показали дальнейшие события 8 - 9-го октября и стратега из фон Шварца не получилось - он не смог предугадать на "шаг" вперед возможные сложности.
"Как бывало во все времена и во всех странах, хвастливости точно соответствовала величайшая бездарность."
Комендант Шварц приводит данные о потере 15-й резервной пехотной бригадой в этом бою 1200 человек. При этом прямого цитирования текста немецкого генерала нет, что наводит на определенные мысли. Думается, что 47 офицеров и 1160 солдат - "объявленные" потери германской бригады в ходе всей "Битвы за Ивангород". К примеру, немцы утверждают, что весь Гвардейский резервный корпус (это четыре бригады) потерял здесь лишь 4000 человек. Цифры хорошо соотносятся. Правильный ответ "лежит" на полке в библиотеке Гувера в США...
Определенно лишь известно, что 1-й батальон 5-го гвардейского гренадерского полка в бою потерял 14 офицеров и 200 солдат. Большие потери в офицерах говорят о степени его ожесточенности.
В мемуарах гордо упомянуты немецкие потери, а о своих собственных стыдливо умолчивается.
Писарь Михаил Ефимович Матвеев и через 50 лет после описываемых событий с горестью вспоминал, как заполнял документы на убитых и пропавших без вести земляков.
Если посмотреть "Именные списки убитым, раненым и без вести пропавшим нижним чинам", то дату "1 - 2 октября" можно увидеть на десятках страниц, где упомянуты уроженцы Костромского, Нерехтского, Кинешемского, Юрьевецкого, Макарьевского, Варнавинского, Ветлужского уездов Костромской, а также у четырех десятков жителей Виленской, Вологодской, Владимирской и Пермской губерний...
Потери 323-го Юрьевецкого полка составили, судя по этим косвенным данным, около 250 человек убитыми, около 500 пропавшими без вести и около 450 ранеными (выбывшими из строя на длительный срок). По осторожным оценкам - всего около 1200 человек. Реальные цифры - могут быть и хуже...
5 октября 1914 года Никанор Лебедев из 1-й батареи 81-й артиллерийской бригады сообщает в письме родным, что «с 29 на 30 сентября на Ивангородскую крепость наступали немцы, но с большими потерями были отбиты. Попали ихние два генерала и пять офицеров и много солдат в плен. В этом бою пострадал наш 323 пехотный полк, тот самый, в котором наши земляки пехотинцы. Убитых и раненых в полку наполовину, около 1500 человек, по всей вероятности есть убитые и из наших земляков».
Плюс не забываем о потерях мстиславцев, ингерманландцев и курских дружинников. Только младшие медицинские фельдшеры Александр Грушин и Станислав Томашевский и рядовой Леонтий Лойко из 298-го полка вывезли 60 раненных под неприятельским артиллерийским огнем.
У тех, кто был записан в метрической книге походной церкви 323-го пехотного Юрьевецкого полка убитыми - многократно повторяются записи: "Погребен без отпевания и причащения".
Относительно "повезло" лишь погибшему в самом начале боя прапорщику Александру Лобанову. Его тело вынесли и он был похоронен на Ивангородском крепостном кладбище.
Погибли подполковник Павловский, штабс-капитаны Оссовский и Петровский, поручик Разутов, прапорщики Усанов и Шичев, был ранен и попал в плен капитан Доманский, были ранены капитаны Васильев и Лихачев, штабс-капитаны Корольков и Свободов, поручики Балтрушайтис (30-го октября умер в Гомельском лазарете от скоротечной чахотки), Богородский, Козлов, подпоручик запаса Чайковский, прапорщики запаса Синявин и братья Часовские, был контужен капитан Преображенский.
В итоге, вместо выведенных из строя офицеров, солдат в бой пришлось увлекать за собой молодым подпрапорщикам, а так же ветеранам русско-японской войны и Георгиевским кавалерам фельдфебелю Филиппу Степановичу Крылову, старшим унтер-офицерам Ивану Ивановичу Комарову и Ивану Федоровичу Федорову , младшему унтер-офицеру Семену Егоровичу Глухареву.
Констатирую - о какой успешности вылазки может идти речь, если из строя выбыли все командиры батальонов, половина командиров рот, до сорока процентов нижних чинов и все вооружение пулеметной команды...
В плен попала часть нижних чинов. Определенно известны имена старшего унтер-офицера Николая Ивановича Миронычева из Юрьевецкого уезда, рядовых Дмитрия Викторовича Викторова из Костромского и Павла Федоровича Латцева из Юрьевецкого уездов.
В список пропавших без вести было внесено и имя младшего унтер-офицера Егора Ксенофонтовича Трескина. До войны он жил в селе Красное под Костромой и был известным ювелиром. Нательные крестики его изготовления, с его личным клеймом - именником "ЕТ" в прямоугольнике, периодически находят разного рода современные копатели на местах своих раскопов. Вернулся домой он лишь в январе 1919 года.
Подпрапорщика 11-й роты Анисима Ивановича Гончаренко преследовали три немца. Когда он споткнулся о корни деревьев и упал, то ему в спину трижды вонзили штык. Потом раненого солдата поставили на четвереньки и один из мучителей начал прыгать на его спине. Далее германцы обыскали полумертвого Гончаренко и забрали у него кошелек с деньгами и личными вещами.
Подобная жестокость, в тех осенних боях, не была выдающимся событием, а была из разряда обыденных: "Рядовой 82-го Дагестанского полка Порфирий Олиферовский, после боя 3 октября 1914 г. под Ивангородом, раненный ружейной пулей и лишенный возможности двигаться, остался в окопе вместе с другими ранеными и убитыми. Ворвавшиеся, после отступления наших сил, в окоп германские солдаты, на глазах Олиферовского, перекололи штыками всех раненых. Сам Олиферовский не был добит лишь потому, что германцы сочли его мертвым."
Гончаренко, скорее всего, добивали германские гвардейцы, но это вполне могли быть и солдаты Силезского ландвера, пять батальонов которого в этот день были выдвинуты на линию обложения Ивангорода для отражения русских атак.
Но подобные вещи практиковала и русская армия. Напомню лишь эпизод кровавого боя 26-го августа 1914 года под Тарнавкой, когда лейб-гвардейцы Московского полка добивали раненых солдат 4-й Силезской ландверной дивизии: "наши начали стрелять не останавливаясь, на вскидку, по спинам бежавших. Никто из немцев не ушел, никто не добежал даже до своего окопа. То-же самое происходило на фронте 10-й роты.
/Конфиденциально, не для оглашения: всех упавших немцев озверевшие наши, пробегая, прикалывали штыками - пленных не было. Этот самый Смирнов [старший унтер-офицер 8-й роты Григорий Васильевич Смирнов из Полтавской губернии - мое примечание] так и юлил, от одного упавшего к другому/."
От гибели Гончаренко спасли немецкие санитары, которые подобрали его. Три дня ему пришлось провести в холодном сарае, с другими ранеными из Юрьевецкого полка - без медицинской помощи, еды и питья...
15-го октября, 170 русских военнопленных, в том числе и Гончаренко, были освобождены наступавшими казаками в Радомском лазарете. Среди освобожденных был и известный корнет из 5-го гусарского Александрийского Ея Величества полка - Константин Батюшков.
За кровавый Козеницкий бой последовали многочисленные награждения офицеров и нижних чинов 323-го пехотного Юрьевецкого полка. Так, приказом командующего 4-й армии Эверта, 34 офицера были награждены орденами Святой Анны 4-й степени. После этого, 33 из них могли гордится надписями "За храбрость", нанесенные на эфесы их сабель - капитан Вацлав Доманский по понятным причинам был награжден заочно.
Николай Михайлович Романов записал в дневнике: "4/Х с утра прошли со Шварцем пешком на форт «Горчаков», так как на моторе нельзя было туда пробраться из-за прибыли воды на Висле. В самом форте произошла торжественная и трогательная церемония: лично раздавал и привешивал 64 георг. креста нижним чинам 323-го пехотного Юрьевецкого полка (состоящего почти исключительно из костромичей) за их лихую вылазку с 1 на 2 октября. По этому случаю и Шварц и я сказали подобающие речи воинам. Радость удостоенных наградой была велика."
Газета "Поволжский вестник", 18-го октября, панегирически писала: "Доблестные костромичи.
Командир одного из полков, отправившихся на театр военных действий из Костромской губернии, в письме на имя г.Начальника Костромской губернии сообщает, что на долю этого полка выпало славное дело, стяжавшее ему боевую славу, что и было отмечено личным посещением полка Его Императорским Высочеством Великим Князем Николаем Михайловичем, передавшим полку благодарность Его Императорского Величества Государя Императора. До двухсот человек нижних чинов были пожалованы кавалерами знаков отличия военного ордена св.Георгия 3 и 4 степеней. Мы счастливы поделиться с читателями нашей газеты этими радостными вестями..."
Иван Митропан и Кондрат Шийко, о которых я писал выше, были награждены Знаками отличия Военного ордена (Георгиевскими крестами) 4-й степени. Свояк Шийко, Степан Добряк, из 183-го пехотного Пултусского полка, ненадолго отстал от него. Он был награжден Георгиевским крестом, но уже 3-й степени, "за то, что за убылью из строя г.г. офицеров, принял на себя команду роты и, удержал в оной порядок во время боя 11.11.1914 у д. Поляновицы."
Большинство новых Георгиевских кавалеров были награждены "за храбрость", "за отличие в боях", как Шийко, "за особое мужество и храбрость в бою", "за храбрую разведку", "за то, что был ранен, но остался в строю", как Митропан. Выделить можно награждения подпрапорщика Павла Александровича Сенцова - "за взятие в плен офицера", старших унтер - офицеров Ивана Федоровича Федорова - "за командование ротой в бою" и Ивана Васильевича Агаркова - "за то, что был контужен в ногу", младшего унтер - офицера Семена Егоровича Глухарева - "за командование взводом в бою, несмотря на 3 раны", фельдфебеля Александра Геннадьевича Попова - "за то, что вынес раненого в бою офицера", ефрейтора Николая Сергеевича Маслова - "за доставление дальномера с позиции", рядового Ивана Степановича Блинова - "за то, что подносил патроны в бою", рядового Сергея Ильича Круглова - "за то, что убежал из плена".
Эрих фон Людендорф оставил воспоминания о той войне. Из них становится ясно, кто устроил в октябре 1914 года бессонную ночь начальнику штаба 9-й германской армии: "Гвардейский резервный корпус взял на себя и обложение Ивангорода. Он хотел отбросить стоявшего еще у Козениц на левом берегу неприятеля, для чего располагал еще одной бригадой XI армейского корпуса, которую штаб армии предоставил в его распоряжение. Боя у Козениц я никогда не забуду: четыре бригады были введены в узкую висленскую петлю, обратившуюся под проливным дождем в болотную кашу. Стоящая перед Ивангородом бригада была опрокинута сильной русской вылазкой. Я должен был опасаться удара русских во фланг тем четырем бригадам, которые были так ограничены пространством и в эту ночь не смыкал глаз. На следующее утро положение казалось уже менее острым, но бои у Козениц в болотной каше продолжались, так как русские наступали. До сих пор, все участвовавшие в них, вспоминают о них с ужасом..."
Воины - костромичи, совместно с солдатами из кавказских частей, пусть и на короткое время, сумели устроить локальный кризис на фланге немецкой группировки. Они пожертвовали жизнями ради общей цели.
Не их виной, а их бедой было то, что методом достижения этой цели высшее начальство выбрало клинически ненормальный.
От этой опасной болезни оно не хотело "лечится" годами - вспомним печально известную атаку 81-й пехотной дивизии 20-го июня 1916 года на "Болотный холм" под Барановичами...
Иллюстрация: За Вислой у Ивангорода. Сосновый бор, в котором были расположены немецкие окопы в период боев под крепостью Ивангород с 26 сентября по 13 октября//Летопись войны №15. Петроград, 1914
Окончание. Часть 3 (Длинный эпилог): http://www.proza.ru/2017/02/26/1566