Хорошие дурочки. Глава пятнадцатая

Галина Коваль
Глава пятнадцатая



              —Дома телушка – за морем полушка.—
              ВасВасыч потянулся. Особого удовольствия не получил. Ох уж, эти диванчики в английском стиле! Не развернуться, не повернуться. На высоких ножках, как у стульев. Паришь себе в воздухе! Рука мужчины опустилась и помахала в пространстве между полом и диваном. Вспомнились кожаные рыжие диваны в прокурорском доме, мягкие, глубокие, обнимающие и всасывающие тебя всего и со всех сторон. Сидишь в них, пока не закипишь, не перегреешься, то есть. Только этот дом он ощущал своим.


              Расторопная горничная или как там её, порхала по комнате с пушистым венчиком в руках и кружила голову наблюдавшему за ней мужчине, который начинал закипать, перегреваться, то есть. Венчиком тут, венчиком там, венчиком всюду. На родине мужчины не найти ни одной женщине водящей этаким вот венчиком по плюшевым шторам и гобеленовым картинам. Забавно! Неуч-то, она завлекает мужчину?
              —Коза.—
              Мысленно обозвал горничную ВасВасыч.
К той единственно правильной и настоящей женщине, таких зудящих, нудящих и мгновенных влечений он не испытывал. Но, Боже ты мой! Куда слаще, главнее и важнее были те ощущения, которым он ещё и не дал названия. Они были просто его. И какими драгоценными они были!
              —Уходи.—
              Коза застопорилась у каминной полки. Оглянулась и заискрила глазками в сторону загадочного русского гостя в доме. Хозяин дома ею уже разгадан, и она приятно удивлена и довольна отгадкой. Наколки на жилисто мускулистом теле цыгана, а по—здешнему татуировки страшно и всегда волновали её. Нынешний гость необыкновенный. Он совсем, совсем не похож на хозяина. Его хочется погладить, как кошку, но гость лысый. Сосем, совсем лысый и никогда не бреет голову. Значение слова «уходи», сказанного лысым мужчиной, она знала. Не первый год работает в доме русского фотографа цыгана. В доме нет ни одного фотоаппарата, зато два раз в год, проводится выставка продажа его работ. Порой снимки в чёрно белых тонах превращаются в гипсовые панно. Размеры панно просто фантастические.
              —Я мешаюсь?—
              Коза встала в позу, много раз отработанную у зеркала. Она видела себя, как видел её сейчас лысый мужчина. Себе она нравилась и не понравится, ему не могла. Сто процентов!
              —В моём доме распоряжения дважды не повторяются.—
              В комнату вошёл хозяин дома. Цыган фотограф, только что вам представленный.
Если обычного вокзального цыгана в России одеть в европейские одеяния, мы получим точный описываемый образец. Режет глаз несоответствие модного стиля с типажом мужчины. Тем не менее, цыган чувствует себя прекрасно. Черносливовая худощавость, при не большом росте. Присутствие ежедневной небритости на лице удивляет, при наличии дорогих и используемых бритвенных принадлежностей в янтарной оправе в ванной комнате. Птичий нос и глаза. Крадущийся шаг в собственном доме.
              —Ухожу. Простите.—
              На своём наречии проворковала горничная, собирая принадлежности для уборки по комнате. Старательно при этом пружиня и вытягивая тело. Наклонялась не приседая. В доли секунды, бесшумно цыган оказался подле неё. Рука с синим отливом от наколок, в наказание смяла женскую грудь до крика. Крик и не вырвался потому, как рот запечатали грубым поцелуем, после которого женщина почувствует вкус крови во рту, но уже за дверью, за которую её так, же грубо вытолкают.
              —Аппетитная. Да?—
              Хозяин коршуном посмотрел в сторону гостя на диване.
              —Особо не разглядывал. Дремал и думал.—
              —Куда дальше покатишься?—
              Как-то так посмотрел гость в ответ на цыгана, не меняя позы, что тот перевоплотился в новобранца и произнёс те же слова, что и горничная.
              —Прости. Мне уйти?—
              —Останься.—
              Ответил ВасВасыч, но перед этим выдержал паузу.
              —Ты не пробовал по—другому с женщинами общаться и с другими.—
              —С другими? Две жены есть. По—другому? Восемь детей чисто кровов имею.—
              —Честь и хвала тебе за это. Приятно удивил.—
              Крякнул ВасВасыч. Потёр шею с чувством досады.
              —Как они? Где?—
              —В России. Только в России. Они цыгане! У них всё хорошо, благодаря тебе.—
              Разговаривать цыган начал с цыганской инструментально певучей ноткой в голосе. Чтобы прервать это, ВасВасыч сказал:
              —Тогда корми меня благодарным обедом.—


              Разглядывая всё утро фотоснимки, присланные из России, ВасВасыч диву давался красоте своей родины, клочками выхваченную неграмотными, скитающимися по стране цыганами. Именно клочками, так как нет поставленной темы, поиска задуманной картинки, дополнительных освещений, подставных декораций. Просто шёл или ехал цыган по земле русской и, не задумываясь, снимал, что на глаз легло и на сердце. Им не является хозяин этого дома, настоящий фотограф проживает в России и не один. Выставки продажи идут от лица, вышеописанного цыгана и пользуются бешеным успехом.
              —Ты хотя бы видел этих людей? Фотографов.—
              ВасВасыч отложил кипу снимком в сторону, освобождая место для воздушного десерта. Какой десерт в Париже! Даже многострадальный желудок лысого гостя его принимает. Вкус Парижского десерта чем-то мягко и смутно напоминал ВасВасычу минуты покоя подле его самой правильной и настоящей женщины.
              —Да дети это балуются в основном мой старший. Взрослые цыгане другим заняты.—
              —Невероятно!—
              ВасВасыч оцепенел в удивлении.
              —Так делай имя своему старшему, здесь, в Париже!—
              —У нас инициалы совпадают. Можно будет потом на него всё и перевести.—
              —Обязательно переведи, доведи до логического конца.—


              В это самое время, Василиса потрогала в кармане домашнего платья золотое сердечко на цепочке. Приятная прохладная тяжесть. Сладко защемило сердце. Вспомнила похожие эмоции в себе, когда была девочкой. Всплыло лицо мальчика из параллельного класса, срывавшего мамин зацветший на окне цветок зимой, что бы подарить ей. Цветок плавал в стакане с водой, потому как не было у него длинного стебля и, глядя на него, сладко щемило сердечко. Сколько красоты вокруг! А мы не видим. Бежим мимо вместе со временем. В кармане платья лежит ещё одна красота, подаренная ВасВасычем и созданная человеком, а надеть её на себя нет смелости. Непривыкшая к таким вещам женщина, их имела в кармане, вокруг себя, и в себе.
              —Василёк жив.—
              Радость женщины безмерна.


              Другая и насущная тема пришла ей в голову - её дочь, счастлива ли она? Росла неуправляемой и вздорной девчонкой. Улица, подворотни, подъезды, крыши - где только её не находила. Секта какая-то и то не прошла мимо. Обошлось. Сама дочь Как-то додумалась и вовремя отошла. Потом появился Пётр Степанович. Сколько нервов, разговоров, его развод с женой. Думала, пить вместе с ним станет. Нет. Как ветром сдуло с неё всю популярную дурь. Стала женой, мамой, да какой!
              —Ма-ам, что застыла у окна?—
              —О тебе думаю.—
              Дочь прикрыла дверь в детскую. Она располагается на первом этаже.
              —Может случиться так, что останусь я без зятя, мальчики без отца, а ты без мужа.—
              Мать сказала и ждала гневных опровергающих слов от дочери, слегка сгорбившись и прикрыв глаза в напряжении.
              —Такое может случиться не только с нами. Горе заглядывает в каждую дверь, мам. Как его встретить, пережить и проводить – вот в чём вопрос. Вчера, я и Пётр Степанович решили бороться и держаться до конца. Может Бог смилуется над нами.—
Женщины переместились на кухню. Сварили себе настоящий кофе в специальном поддоне с раскалённым песком - последний подарок Пинг-Понга прокурору. Чудный запах наполнил дом.
              —Неужели диабет не излечим?—
              Дочь смачно откусила от шоколадной плитки, и кусочек горького шоколада растаял во рту, горячим от глотка кофе. Вкусно! Ароматно и радостно одновременно сразу же. Мать забирает из рук дочери шоколад и разламывает его на квадратные дольки. Складывает в вазочку.
              —Излечим.—
              —Ты серьёзно?!—
              Тут же вскидывается дочь.
              —Диабет излечивали сто лет назад. И второй и даже первой степени.—
              —Термическими ванными и физическими упражнениями.—
              —Вылеченный диабет не нужен производителям инсулина и Минздраву. Нужен он самим больным. Всем диабетикам легче сделать укол, чем каждый день трудится над собой, и отказаться от вредных привычек. А лекарство было и есть - это перестать жрать и ленится, и начать двигаться. Сначала по полтора часа в день, потом по часу, а потом уже и полчаса будет достаточно активных упражнений.—
              Дочь представила мужа, истекающего потом на беговой дорожке в мини спортзале собственного дома.
              —Петр Степанович и минуту не выдержал на днях, задыхаться начал, и ноги отказывают.—
              —Нашего Петра Степановича сахар уже съел. Необратимый процесс в организме.—
              —Откуда ты всё это знаешь?—
              —ВасВасыч рассказывал.—
              Женщина вздыхает.
              —Люди на земле как плоды апельсинового дерева. Их выжмут до последней капли и только после этого позволят умереть.—
              Женщина снова вздохнула.
Если бы не настоящий кофе и шоколад, настроение женщин было бы испорченно.


              Если бы не Парижский десерт, ВасВасыч загрустил бы по прокурорскому дому и Василисе снова. Как там она? Как мальчики новорожденные? Сорока на хвосте принесла известие, что здоровье прокурора ухудшается. Рано и не вовремя.
              —Открою секрет. У меня есть жена, дочь и двое внуков.—
              Человек сказал, и душа его заворковала счастьем и вольностью.
              —Ты нарушил закон?—
              —Это теперь не имеет значения. Значение в том, что они есть.—
              —Ты всегда был не похож на предшественников.—
              —Ты всегда похож на цыгана, хоть как тебя одень.—
              Мужчины смеются.


              Высокая, тонкая, звонкая, словно вырезанная из картона, местами кудрявая собака с лунообразной спиной поднялась с ковра и бесшумно подошла к хозяину. Положила узкую, длинную голову, цыгану на колени. Вздохнула тяжко, тяжко и, закатив белки глаз, замерла в ожидании ласки человеческой.
              —Хворает?—
              У ВасВасыча захолонуло сердце от жалости к животному. Уж больно тяжело оно ступало тонкими и высокими лапами с шерстяной бахромой по шёлковому ковру ручной работы из Индии.
              —Умела говорить, сказала бы. Лет много уже….—
              —Борзая. У неё родословная затрагивает собак из королевских семей.—
              ВасВасыч смотрит на пса. Тот открывает глаза и собачьей старостью мудро его рассматривает.
              —Что? Не лечится старость, ни за какие деньги. Да?—
              —Твой хозяин своего прадеда не помнит, как звали, а собачьих твоих прародителей поимённо на стене биллиардной вывесил.—
              Так же медленно, тяжело и сожалея о чём-то своём, собака подошла к ВасВасычу и положила голову ему на колени.
              —Обидеть хочешь?—
              Тихо так и вкрадчиво спрашивает тишину комнаты фотограф цыган.
              —Цыгана и художника обидеть каждый может.—
              Хозяин заскрипел деревянными чётками в руках.
              —Сказал как факт, прими как факт.—
              —С семьёй как же?—
              —Лет пять потерпеть придётся.—
              —Кому?—
              Чётки в руках хозяина весело завертелись.
              —Всем. Им, мне, тебе….—
              —Мне—то чего? Ты у себя дома. Мне за честь.—
              ВасВасыч одобрительно качнул головой, в знак правильности ответа собеседника.
              —Чего дома сидишь? Париж, всё—таки.—
              —Париж вечно молодой. Пусть молодёжь глаза на неё таращит. Мне нравится чёрно—белое кино, просмотрел весь репертуар в кинотеатре.—
              —Канкан.—
              —Хорош! Шумно, тесно, пёстро. В степь нашу хочу.—
              —Я тоже.—
              И задумались двое мужчин над простыми истинами. Что бы такие думки да посетили голову более молодых людей, необходимо прожить половину века, не меньше, со всеми перипетиями жизненного процесса.


              Ветер со степи принёс запахи. Каким, словом назвать их? Да нет таких слов. Есть запах. Он сладко бередит душу, наполняет сердце и голову томной лаской ко всему тебя окружающему. Лицо Василисы с закрытыми глазами встречает ветер, целуется с ним. Ветер холодный, терпимо и приятно холодный. Весенний ветер. Он тронул чуть просохшую землю, но не вобрал в себя её частицы, потому как влажная она. Ветер принёс запах весенней земли, а не пыли. Прокурорский дом стоит на окраине города.
              —Здравствуйте соседи.—
              Василиса осмотрелась. Во дворе никого нет.
              —Простите что через забор, но к вам разве пустят.—
              Василиса уставилась на свой забор, вдоль которого стояли четыре каштана подростка.
Всё она услышала и поняла. Не знала, к какому именно месту в заборе подойти. В щель стала просовываться веточка. Она вынула веточку и посмотрела в отверстие забора. За ним в инвалидной коляске сидел мужчина. Рядом стояла женщина. Спохватившись, они заторопились отойти от забора, что бы стать видными ей.
              —Мы ваши новые соседи.—
              Ответили хором новые соседи, заметив потемневшее отверстие в заборе.
Василиса отслонилась от забора, подумала и ответила.
              —Так и мы тут новые и ваши соседи.—
              —Как так?—
              —Живём тут недавно.—
              Разговаривающие по обе стороны забора люди, поднимали подбородки, стараясь проговаривать слова громко и в высоту. Появившемуся охраннику, с выражением лица актёра на съёмочной площадке фильма «Телохранитель», махнула рукой, мол, ступай своей дорогой, у меня всё в порядке. Тот постоял ещё с пол минутки для самовыражения и исчез.
              —Новосёлы значит, как и мы. Новоселье праздновали уже?—
              —Нет.—
              —Можно организовать совместный праздник.—
              Обрадовался инвалид в коляске.
              —Давайте сначала познакомимся.—
              Они знакомятся.
              —Мы живём здесь с дочерью и зятем.—
              —И я живу здесь с дочерью и зятем. Двое внуков у меня. Двойня. Совсем недавно родились.—
              —Видели ваш приезд с роддома. Поздравляем.—
              —Наши дочки знакомы между собой.—
              —Моя дочь ничего не говорила. Я думаю, она и не знает, что именно вы тут поселились.—
              —Сделаем ей сюрприз. Приходите к нам в гости сегодня вечером, когда наши с работы вернуться.—
              —Давайте лучше к нам. Дети у нас. Им привычнее в своей обстановке. Есть няня, но мы одних их не оставляем. Необходимо хозяина поставить в известность. Противится он, не будет.—
Люди обменяются телефонами, поговорят о странностях треугольного дома, о весне, и разойдутся по своим домам.


              В прокурорском доме тишина. Первые дни появления на свет детки большую часть суток спят, и внуки Василисы ничем от них не отличаются. Екатерина Владимировна бодрствует. Ночью с детьми занимается няня и мать высыпается. Екатерина Владимировна у нас, как вы помните «благородных кровей» (игра вошла в привычку) но иногда по собственному желанию даёт выспаться и няне. Ей нравится жить в этом доме, значится женой прокурора в отставке. И пусть в отставке! Отслужил и заслужил всё то, что имеет. А всё то, что прокурор в отставке имеет, украшает жизнь Екатерины Владимировны и радует так, что ненароком отводит грусть и беспокойство о здоровье мужа на второй план. Не подумайте чего плохого. Молодая мама постоянно рядом с мужем, каждую свободную минуту, она полна уважением и состраданием к нему, но так уж получается, что глядя на великолепие окружающее её, в молодых глазах молодой мамы появляется величие и довольствие собой. На закат глядеть легко и немного грустно.  Рассвет озаряет и окрыляет красотой и величием зарождающегося дня.
              —Как погода?—
              Дочь обращается к матери вошедшей в дом с улицы.
              —Весна доченька. Волнует как в молодости.—
              Дочь присматривается к матери.
              —Весточку прислал опять?—
              —Мне достаточно первого известия. Половина листа уместила всё то, что сделало светлым моё и твоё будущее. Жить стало спокойнее. Спать стало спокойнее. Да просто захотелось жить! В доме моём, с моей дочерью, с моими внуками.—
              Дочь слушает мать и чего—то ожидает. Та разделась уже, подошла к дочери, неся на себе прохладу и свежесть весны.
              —И зять мой, муж твой, всему этому начало и фундамент.—
              Дочь довольна словами матери и прижимается горячей щекой к прохладной руке матери.
              —У нас гости сегодня. Необходимо обсудить их приход с Петром Степановичем.—
              —У нас гости? Кто?—
              —Соседи наши. Только что познакомилась с ними через забор. Их дочь знает тебя, значит, ты знаешь их дочь Аллу и её мужа Максима.—
              Дочь во все глаза смотрит на вдохновленную предстоящим визитом мать. Немеет, цепенеет, даже бледнеет лицом. Встаёт. Снова садится. Застывает глазами на окне во двор. Застывает сердцем, кончиком пальцев и носа. И решается человек!
              —Конечно, знаю. Как не знать матери отца своих детей.—
              Вяло, и почти равнодушно, но внятно произносит дочь.
Реакция матери на такое заявление может быть только одной – непредсказуемой. Посмотрим, что будет с Василисой. И мать немеет, цепенеет и бледнеет лицом. Обе женщины смотрят в окно и набираются внутренних сил, что бы продолжить дышать, говорить, да просто жить. Первая набралась сил мать.
              —Сказала и забудь. Мои внуки имеют отца и деда в лице ВасВасыча. Менять ничего не буду и никому не позволю.—
              Мать смотрит на дочь, всем видом ждёт подтверждения правоты своих слов.
              —Ты слово в слово пересказала мои мысли мама.—
              Дочь прижимается горячей щекой к уже горячей руке матери.
Женщины перемещаются на кухню и задвигают вечно раздвинутые пёстрые дверные витражи.
              —Сменить надо на что-то скромное и со вкусом.—
              —Пётр Степанович мне уже разрешил.—
              Мать и дочь вновь вступили в выбранную ими единственно правильную «игру».


              Они отварят яйца, отделят желтки от белка. Белки соединят с листьями салата, молочным горошком, морскими гребешками и перемешают. Заправят салат смесью масла виноградных косточек и сока лайма, украсят зёрнами граната. Небольшой кусок горбуши на пару и два кусочка тёмного подсушенного хлеба. Готов обед для прокурора.


              Последнее время он много работает у себя в кабинете. Буквально посыпались клиенты к нему как к адвокату. Стал выезжать из дома на судебные заседания. Ноги не несут, носки все надрезаны в резинках. Два дня в неделю капельницы, но весел прокурор, хотя бы внешне.
              —Я отнесу мама. Ты даже не спросишь меня ни о чём?—
              Екатерина Владимировна стояла в проёме раздвижных дверей с подносом в руках.
              —Как делаются дети, я знаю.—
              —Чай принесу сама чуть позже.—
              —Я люблю тебя мама.—
              —Я раньше тебя полюбила.—
              —Спасибо мама.—
              —Кушай не обляпайся сегодня вечером.—
              —Мы всё—таки будем принимать соседей?—
              Снова застопорилась в дверном проёме дочь.
              —Не продавать же нам, только что обретённый дом. И иди уж, пожалуйста, остынет рыба.—
              —Ты думаешь…—
              Екатерина Владимировна опять становилась вялой.
              —Я так считаю.—


              Однажды увидев себя в зеркальном отражении, в домашних брюках и стёганом халате, так понравился себе прокурор, что носил теперь это каждый день и не дай Бог с голыми ноками. Они сейчас в таком состоянии, что показывать их нельзя. Пётр Степанович сидел за столом и напоминал Плюшкина. Он занят делами и рад этому. Он снова значим, это знакомое и важное для него состояние. Под ним, прямо под его кабинетом спят дети. Его сыновья. Дай Бог здоровья, если жив, ВасВасычу за спокойную старость. От этой мысли слёзы согрели глаза, но не увлажнили, и хорошо, двери кабинета открывались.
              —Не мешаю, дорогой?—
              —Как ни старайся, тебе это не удастся. Я рад тебе всегда.—
              Прокурор гудел как колокол. У него был красивый баритон, как и должно, быть у хорошего адвоката. Жена прошла павой перед ним и поставила поднос на край стола. Муж спешно стал убирать бумаги и отодвигать компьютер.
              —Ты красавица. Твоя стать достойна кисти художника. Не видел ни одной женщины с такими манерами и осанкой. До замужества как девчонка была и вела себя так же. Куда что делось!—
              —Я стала женой и мамой.—
              Прокурор прижимается к животу и груди своей женщины. Что-то до боли знакомое и родное есть во всем этом, так уже было с ним сотни раз, может и тысячу только давно и с мамой. И как давно это было. Нет, нет! Это было вчера. Он маленький, мама большая сильная и родная. Он соскучился по маме и жадно прижимается к ней, впитывает её жизненную силу. Ему хорошо с мамой. Хочется заплакать. И маленький мальчик плачет, он счастлив и рад вспомнить маму.
              —Прости. Маму вспомнил.—
              —Какого месяца и числа она умерла? Поминать надо.—
              —Не помню.—
              Пётр Степанович ищет в своей памяти дату смерти матери. Екатерина Владимировна укоризненно качает головой. Как бы спохватившись:
              —И я хороша! Не поинтересовалась, не проявила заботу.—
              —Сейчас всё исправим. Найдём документы….—
              —Обязательно. Ты покушаешь, примешь лекарства и поищешь.—
              Мужчина расстраивается в конец.
              —Я плохой сын.—
              Слёзы обжигают глаза и бесцеремонно скатываются по щекам и носогубным складкам в рот. Солоно и горько. Горько и больно пожилому человеку.
              —Ты прекрасный человек, самый лучший муж и отец на свете. И мама твоя знает и видит это.—
              —Правда?—
              —Ну конечно, правда.—
              «Мама» гладит седые волосы сына. Замечает, что сын давно не стрижен, заросла шея, даже уши.
              —Тебе необходимо постричься.—
              Говорит Екатерина Владимировна мужу. Тот вскидывается и беспомощно приглаживает седину на голове.
              —Не надо думать только о болезни. Забудь о ней. Болезнь обидится и уйдёт.—
              —Где наша мама?—
              —Готовит тебе чай.—
              —Я ей обязан.—
              Жена с нежностью смотрит на мужа.
              Заправляет мужу салфетку за ворот рубашки и подаёт вилку.
              —В левую руку.—
              —Я же дома.—
              —И я дома. Мне приятно видеть.—
              Далее жена расскажет мужу о предполагаемом и с его разрешения визите гостей. А так как прокурор знал о существовании Макса в жизни своей бывшей любовницы, ему это конечно не понравилось.


              Тёща принесла в кабинет зятя чай. Её появление, запах чая с душицей и долькой лайма благотворно на него подействуют и зять согласится с доводами тёщи.
              —Мы поселились в этом доме навсегда и соседи тоже. У каждого есть прошлое. Молодость, знаете ли…. У него семья, у вас семья, дети и твердые намерения по отношению друг друга.—
              —Кто вы и кто он.—
              Вставляет жена.
Муж расправил спину, плечи.
              —Моей жене необходимо общение с ровесниками.—
              —Как вовремя и правильно вы заметили.—
              Тут же комментировала фразу зятя тёща.


              Она сходит к соседям. Они обговорят время визита. Кот, шапочкой дыбившийся на столбике забора проводит Василису серьёзным взглядом. Несмотря на ежедневную сытость, он всё ещё зол на исчезнувшего хозяина, и на весь мир. Спрыгнет на землю, осторожно ступая на просохшую прошлогоднюю травку, дойдёт до веранды и проверит свои миски. Всё ли на месте? Запрыгнет на забор, отделяющий свою землю от соседской земли. Проследит за женщиной и взглядом встретится с взглядом охранника. С минуту будут сверлить друг друга глазами, кот топорщить шерсть. Заскучавший детина в форме топнет ногой. Кот выгнет спину и приподнимется, баланс нарушится. Он мягко соскользнёт с забора на свою территорию.


Продолжение: Глава шестнадцатая http://www.proza.ru/2016/12/02/2330