Глава пятая
Катька лежала в крохотной, с большим окном больничной палате. За окном ночь. Больничка Военного городка находилась за десять километров от города. Чувствовала она себя израненной королевой на троне. Кровать уж очень высокая! Гинекологическое кресло. Цветы в больших, ну просто огромных букетах и разношёрстных вазах, наспех собранных медицинской сестрой, ласкали глаз. Катька переводила взгляд с букета на букет и глупо улыбалась.
—Наркоз ещё совсем не прошёл.—
Объяснила старшая медицинская сестра.
—Меня оперировали?—
—Это нельзя назвать операцией. Немного скобок, для быстрейшего заживления анального отверстия.—
Тон, с каким говорила женщина, выражение лица, было холодным и немного брезгливым. Может быть, это только казалось больной.
—Разве вам не запрещено говорить о случившемся вслух?—
Катька сделала строгую и сердитую моську лица.
—С вами у нас случились пре приятнейшие вещи. И мы о них говорим. Не обнаружено внутренних гематом и кровоизлияний. Швы малюсенькие и скоро заживут.—
Женщина постаралась и сделала голос мягче.
—Только обезжиренные мясные и овощные бульоны первые три дня. Ни какого чая, кофе! Обычная вода. Вы похудеете, а это хорошо для каждой женщины.—
—Спасибо.—
Смягчилась израненная королева.
—Писать придётся через катетер. Он уже вставлен. Под ним судно. Можете ночью опорожняться.—
—Согласна.—
—Для вашей мамы, вы на обследовании, после внезапных острых болей в области живота. Запомнили?—
—Да. Спасибо.—
—Не мне, не мне. Сами знаете кому. Спокойной ночи.—
—Ноги держать в согнутом состоянии до завтра.—
Старшая медсестра включает свет в туалетной комнате, верхний свет в палате тушит, и закрывает за собой дверь.
—Болеть у вас нигде не будет.—
Доносится из-за двери.
После всего случившегося, выйдя за дверь квартиры Макса, Катьку накрыли невыносимые, дикие боли. Корчиться в чужом и грязном подъезде нереально. Обмирая и покрываясь мурашками от боли, позвонила папику. Не умирать же! Тогда ей так казалось. В её положении только прокурору и звонить. Потом она твёрдо решила в тот момент посадить Макса в тюрьму. Смогла сказать только адрес и то, что умирает. Кажется. Прокурор, когда не мог разговаривать с Катькой, произносил такие слова как:
—Вас понял…. Ждите!—
Или:
—Прошу простить меня. Я занят.—
Услышав хлюпающие, дребезжащие звуки вместо слов в трубке, прокурор воспользовался первым вариантом словосочетания.
В подъезд вошли мордовороты, чисто и опрятно одетые. Сидеть Катька не могла и стояла с трясущимися ногами, руками и клацающей челюстью, вместо слов, у грязной стенки общественного подъезда.
—Похоже на изнасилование изощрённым способом. Шок.—
Сказал прокурору в телефон один из мордоворотов.
—Сильно?—
Пискнул в трубку от ужаса прокурор.
—Не могу знать. Нужна скорая помощь, носилки и обезболивающее средство.—
Всё перечисленное выше прибыло через несколько минут.
Катьку на носилках накрыли простынею с головой как покойника. Она испугалась, а вдруг умрёт по дороге и врачи так уже считают, и стала плакать. Так она оказалась в больничке Военного городка, зарёванная, растрёпанная, и такая несчастная. Ей сделали рентген всего, чего только смогли. Усыпили наркозом. Проснулась уже в палате в гинекологическом смотровом кресле, укрытая лёгким одеялом.
Что бы объяснить прокурору с ней случившееся, придумывать ничего не пришлось. Он счёл это происками врагов. Возмездием жены, с которой он оказывается начал бракоразводный процесс. Катька об этом даже не подозревала. Ей осталось придумать носовой платок с каким—то странным запахом у себя на лице, после того, как вошла в подъезд Макса. Прокурор знал, что Катька спит с Максом. Молодая девушка, ей же жить хочется! Себя молодым прокурор с некоторых пор не чувствовал. Почему не пало подозрение на Макса? Ну, верил прокурор Катьке и всё тут. Она же не пожаловалась на него. Подкараулили враги в подъезде, знали, куда она ходит. Убрал оплаченную им кровать из квартиры Макса, что бы ни было у жены доказательств якобы существующего для него борделя в квартире молодого и красивого парня. Некоторые лица знали, что прокурор имеет любовницу в Катькином лице и знали, что он слаб в обычном совокуплении с женщиной. Зачем, же тогда ему Катька? А что бы так не считали. Зачем же Катьке такой мужчина? А что бы считали её настолько крутой и неотразимой, раз сам прокурор с ней водится, ну и обычная меркантильность. Кажется, расставили, все точки над «И».
Катька спит в неудобной позе, как ребёнок после наказания и прощения, всхлипывая во сне. Макс тоже спит, так и не дождавшись возмездия. Не спит Алка. Ей нестерпимо хочется знать, что чувствует сейчас Макс по отношению к ней. Невозможно разлюбить вот так, в одно мгновение!
—С Катькой, наверное, лежит и меня обсуждают.—
Голова как кочан капусты. Обрастает всё новыми и новыми догадками.
—Собственник! С чего он вообще взял, что я должна выходить за него замуж?—
—У нас разные жизни. Цели разные. Он ходит каждый день на работу. Подумать только! На завод и в кузню! Изо дня в день!—
Настоящую кузню. Славится Макс художественной ковкой.
—Гроши в кармане носит и столько мало, что они даже не оттягивают его.—
Легче от этого не стало.
—У меня же был телефон Катьки! Поищу!—
Алка вскакивает с кровати, бежит по новой квартире к новому шкафу. Там лежит её старая записная книжка.
—Зелёненькая такая….. Вот она!—
Радуется вслух Алка и бежит с записной книжкой назад в новую кровать. Новая грудь, как грузило рыболовное, тянет и тянет. Никак организм не примет чужеродное тело.
—Скоро привыкну.—
Успокаивает себя Алка, сбивает темп и уже осторожнее укладывается в кровать. Тщательно и долго перелистывает страницы записной книжки. Нашла.
—Позвонить?—
Болтает ногой тапочек у себя над головой и разглядывает его. Тот падает девушке на живот.
—Позвоню. Узнаю как Макс.—
—А если спросит, почему ему не звоню?—
Второй тапок крутится над головой Алки. Долго крутится и не падает. Приловчилась уже.
—Скажу, не отвечает. Он мне сейчас действительно отвечать не будет.—
—Так кому мне звонить?—
Сердится девушка на саму себя.
—Позвоню маме.—
Неожиданное решение.
—Мам! Это я. Как вы там? Зубы чистите над одной раковиной с папой?—
—Угадала, моя родная, угадала!—
—Недавно у нас с отцом закончилась зубная паста. Нашли сто годовалый зубной порошок.—
—Не нарадуемся. Зубы со скрипом. Так хорошо чистит! Я лагерь пионерский вспомнила.—
—Себя маленькой. Имени Олега Кошевого на реке Медведица был.—
—Трусики на мне синие мальчиковые. Холодно. Металлические умывальники, с сосочками.—
—Поднимешь сосочек, вода и бежит. Холодная! Семь утра. Роса на траве.—
—Сандалии мокрые и скользкие внутри. И к маме так хочется!—
Мать плачет счастливыми слезами. Маму свою вспомнила.
—Ты по мне уже не скучаешь доченька?—
Не то, спрашивая, не то, утверждая, но с тёплой надеждой в голосе говорит мать.
—Потому и звоню. Из всех подруг тебя выбрала и звоню.—
—Донюшка моя, донюшка! Нам бы жить вместе! Да рано повзрослела ты.—
—Ничего себе рано! Двадцать шестой год идёт. У моих одноклассниц дети есть уже и большие.—
—Они замужем, дочка.—
—И я выйду за монаха, он не такой как все.—
—Перестать мне голову морочить. Не женятся монахи, белые священники могут иметь супругу, то есть матушку.—
—Откуда познания такие?—
—Так мимо мамы ни одно слово твое просто так не пройдёт. Ты сказала, я в интернете почитала.—
—Разберусь, мам.—
—Так ты не шутишь?—
—Нет мам. Он не такой как все. Он живёт под небесами. И я хочу жить под ними с ним. Он знает, как жить правильно и меня научит.—
—Уж ли не в монастыре Донском побывала? —
Улыбается мать.
Они прощаются. Алка подходит к зеркалу. Ей нравится строгость в своём лице.
—Почему ты прогнал меня Макс? Обидно так, как тварь тебя недостойную. Мы же друзья давнишние!—
Говорит она в зеркало. Да, именно так она и скажет ему.
Звонить пришлось долго. Сделав вызов первый раз, у неё вспотели ладошки, и уши загорелись огнём. Пошла посмотреть на них в зеркало. Действительно уши красные. Второй, третий вызов лишь дыхание сбил немного. Последующие вызовы будут набираться зло и на автомате.
—Всё равно я задам тебе этот вопрос! Предатель!—
Да что же такое?! Катька бывает у Макса набегами. Если бы была сейчас у него, обязательно схватила телефон. Ей приятно будет лично сказать Алке, что Макс не желает отвечать на её звонки. Уж в секретаря Катька поиграла бы обязательно. Она это умеет делать! Как она познакомилась с прокурором? Проходила свидетелем по уличной драке, сидела в его приёмной вместе с потерпевшими и ждала прихода прокурора на рабочее место. Не могла она сидеть на одном месте больше минуты! А тут полчаса уже. Секретарша прокурора ушла обедать и табличку выставила на стол, где указано, сколько времени её не будет. Катька ужаснулась этой цифре. От нечего делать встала, прошлась по приёмной. Видит, подоконник зарос паутиной. Цветы пожухли в горшках, стол заляпан отпечатками пальцев. Круги всех размеров на дорогом подносе от чашек, бокалов и фужеров на нём переносимых. Вышла в коридор, заглянула в один кабинет, другой и вернулась с тряпочкой и распылителем с чистящим и обезжиривающим средством. Горшки сняла с подоконника и поставила рядком на пол на полотенце секретарши.
—Бедненькие!—
Сказала для скучающих в ожидании прокурора людей.
Не полила, а залила цветы водой, предварительно взрыхлив им клёклую землю чайной ложкой отсутствующей секретарши. Оттёрла стол, потом поднос, а затем подоконник. Оконные стёкла после чистящего средства протёрла скрипучей газетой. Одним движением все папки на полках поставила плотно и с наклоном в одну сторону. Делала она эта легко и непринуждённо, как актриса Орлова в фильме «Свинарка и пастух», лишь только не пела. Присутствующие, молча, наблюдали. Они встречались с этой девицей у следователя и знали, что перечить ей бесполезно. Им было интересно даже, чем закончится это незаконное вторжение на территорию прокурорской секретарши. Было интересно за ней наблюдать и ещё одному мужчине, вошедшему в приёмную чуть позже начавшегося представления и присевшему от увиденного на свободный стул с края. Нервы вошедшего человека были напряжены, до боли в висках. Прокурор жаждал излить гнев на кого угодно, по любому поводу или без него, лишь бы выкричаться, выплеснуть из себя эту ноющую боль. И что же он увидел у себя в приёмной? Мало того, что секретарши не было на рабочем месте и время обеденное давно вышло, вместо неё, прехорошенькое, лёгкое, улыбчивое создание с ямочками на щеках и простите, ещё кое-где (при наклоне), занималось генеральной уборкой приёмной. Да так старательно, с такой любовью к цветам, разговаривала с ними даже. Оборачивалась на присутствующих, призывала и их пожалеть всеми забытые, умирающие в пыли и без воды цветы. Закончила стрекоза свои дела. Набрала полный рот воды, и громко фыркая, опрыскала их. Подняла с пола и водрузила на место, то есть на подоконник. Как после грозы стало в приёмной.
—Вот и всё! Дел-то!—
—Чего смурные лица?—
Обратилась она к ожидающим прокурора людям в приёмной.
Те промолчали. Смотрели в пол, за окно, или на только что освободившиеся цветы от пыли и паутины. Похоже, они знали прокурора в лицо.
—Здрасте….—
Кивнула Катька новому человеку в приёмной и села рядом.
Оглядела вместе с ним приёмную. Заглянула прокурору в лицо ещё раз.
—Правда, же так лучше? И времени ушло всего ничего.—
И пожала плечами.
Открывается дверь и взаправдашняя секретарша делает шаг в приёмную, и чуть было не собралась выйти назад. Подумала, что дверью ошиблась, но прокурор сидел сразу у двери.
И пошла к рабочему месту. Всё вокруг было новым, свежим. Откуда эта тряпка и распылитель? Наверное, уборщицу сменили. Ретивая какая!
—Зайдите ко мне.—
Услышала она голос прокурора.
—Конечно.—
И пошла вслед за ним в кабинет.
У Катьки вытянулось лицо, остальные посетители изобразили на лицах ядовитые ухмылки.
—Ничего противозаконного я не сделала.—
Отрезала Катька.
Беседа в кабинете прокурора прошла сухо и официально. Выходя из прокуратуры, Катька увидела секретаршу на крыльце, курящую с подругой. Они проводили её злыми глазами.
Вечером Катька проболтала с незнакомым мужчиной по городскому телефону целый час. Голос приятный, разговор ни о чём и с прозрачными намёками на всё сразу. Любовь у Катьки была на это время. Как же без любви в таком возрасте?! Но любовь была с подпиской о не выезде из города. От того любовь была злой на весь белый свет, сердитой и короткой.
—Пошёл ты!—
Подумала Катька про свою нынешнюю любовь, и приняла предложение прокурора встретиться в шикарном питейном заведении. Через неделю она уже летела в самолёте в Турцию, где её ждал прокурор. Отель роскошный, еда роскошная, море! Да и пусть что прокурор вместо одного фужера, видит сразу два или три. Ему весело от этого, и Катьке не мешает наслаждаться новыми видами, новыми вкусами, новым состоянием души и тела.
А вот про то кем является папик Алки, по-настоящему не знает никто. Депутат это понятно! Шлейф домыслов сопровождал его повсюду. Нет дыма без огня. Третья семья, это факт. В каждой дети, тоже факт. Все жёны целуются троекратно в щеки при встрече и этот факт общедоступный.
—Да глядите, пожалуйста клуши колхозные!—
Хмыкают бывшие и настоящая жёна, величаво скрываясь за массивными дверями бутиков, салонов красоты, тренажёрных залов, бассейнов и дорогих машин с личными водителями. Алка знает со слов депутата, что каждой очередной супруге папик ставил условие – дружить с бывшей женой, любить детей от бывшей жены. Шаг в сторону – развод. Недавно в него стреляли и промахнулись. Этим событием пестрели местные газетные издания и даже Московские.
Вернётся к истокам их отношений. Однажды с Алкой произошёл неприятный случай. Она гуляла с папой, вернее шла за его инвалидной коляской по узкому тротуару. Местный пёс обожал папу. Папа обожал бездомную собаку. Отец не выезжал гулять без гостинца для неё, так и в этот раз было. Угостили пса лакомством, тот и бегал всю прогулку вокруг коляски. Специальной дорожки к подъезду для инвалида не было. Правда, обещали власти сделать её каждый год. Отец приспособился руками, рывком поднимать коляску вместе с собой по ступенькам вверх, конечно с чьей-то помощью. В этот раз была Алла. Залюбовалась Алла собачьими выходками и пропустила очередной рывок инвалида, не зафиксировала коляску на достигнутой высоте и поскакала та по ступеням назад. Алла за ней, нога подворачивается и застревает между металлическими прутьями лестницы. Коляска катится по тротуару и выкатывается на дорогу. Собака в восторге скачет вокруг неё, решив, что с ней играют. Машина с депутатом за рулём смогла объехать инвалидную коляску с диким визгом шин по асфальту, оставляя на нём чёрные следы и запах гари. Инвалид руками прикрыл лицо и почувствовал тепло металла. Теперь перед машиной на дороге сидела сжатая в комок собака, с прилипшими к голове ушами и ужасом в глазах. Второй манёвр водителя был целенаправленным в дерево. Дрожит дерево от страха и боли, терпит и плачет осенними листьями, в огромном количестве посыпавшимися с него. Из изуродованной машины долго никто не выходил. Так и стояла коляска с инвалидом на дороге. Так и прижимал к лицу человек руки. Осталась на месте и собака, ослабнув от пережитого страха. Тихо сыпались осенние листья на разбитую машину, как бы говоря ей:
—Ты молодец. Мы прикроем твои раны листьями.—
По крайней мере, так показалось Алке. За тонированными стёклами никого не было видно.
—Разбился!—
Мелькнула мысль в голове девушки.
Она выдёргивает, наконец ободранную в кровь ногу. Колготы порваны, туфель один упал с ноги. Как раненная птица, волоча ногу, сделав перерыв у коляски отца, схватив под мышку собаку с дороги, она спешила к разбитой машине. А листья падали и падали на её крышу. Жёлтые листья на чёрной машине – красиво, печально и живописно. Мужчина в машине был в шоковом состоянии. Положив голову на подголовник, приходил в себя, разглядывая медленно опадающую на смятый капот его машины осень.
—Что ж так медленно? Осень. Уже? –
Перевёл взгляд на коляску инвалида.
—Жив. Слава Богу.—
Звонкий лай собаки, глухо доносится с улицы в салон автомобиля.
—Жива. Слава Богу.—
Глаза его начинают равнодушно рассматривать бегущую к нему девушку. Движения её замедленные и плавные, кричит что-то, но слова звучат, как если бы пластинку со скоростью семьдесят восемь поставили на проигрыватель со скоростью тридцать три. Чёрный плащ испачкан асфальтной пылью. Руки тоже. Руки побывали на лице и оставили грязные следы. Ногу волочит. Нога в крови.
—Задел всё-таки.—
Сознанье водителя включается в прежний режим. Он пытается выйти из машины на встречу бегущей к нему девушки. Дверь не поддаётся. Мужчина в машине грузный. От злости и паники, он что есть сил, рвёт за ручку дверь, толкает, бьёт ногой и вываливается на асфальт. Перед ним падает на колени грязная и окровавленная девушка. Оба тяжело дышат. Собака в руках девушки лизнула мужчину в лицо, потом девушку. Собака мелко трясётся всем телом.
—Я вас задел?—
—Не задели. Это на ступеньках произошло, когда я пыталась коляску удержать.—
Собака лизнула девушку и снова потянулась к мужскому лицу. Тот отвернул его.
—Дочка! Что там?—
Оба поворачивают головы в сторону инвалида в коляске. Не сговариваясь, поднимают грязные руки и машут ему. Начинают подниматься. Каждый сам по себе, но рассматривая друг друга.
—Что с ногой?—
Спрашивает мужчина.
Словно что-то вспомнив, девушка падает на колени, хватает руку водителя и покрывает мелкими и быстрыми поцелуями. Собака падает с её рук на асфальт и бежит к инвалиду. Девушка целует и целует руку незнакомца. А тот не отнимает руку. Больше поцелуев, быстрее уходит боль в голове и шее. Девушка без сил опускается на сиденье его машины. Мужчина присядет рядом и начнёт рассматривать её ногу. Потом подъедет отец на коляске. Подбегут очевидцы аварии. Собака будет прыгать вокруг людей и радоваться.
Так произошла первая встреча депутата с Алкой. Неделю в больничке повалялась, и то потому, что влиятельный дядя с мигалкой на машине, оплатил отдельную палату и строго настрого велел не отпускать, пока совсем не заживёт нога.
—Девушка. Красиво у неё всё должно быть.—
Врач слушал и кивал головой. Заживать было чему, но не так страшно оказалось, когда пораненную ногу обработали и покрыли прохладной пеной.
—До свадьбы заживёт.—
Пообещал дежурный врач.
—Когда свадьба?—
Вполне серьёзно отреагировал депутат.
—Да нет никакой свадьбы. Все так врачи говорят. Пословица русская.—
Ответила Алка с больничной койки.
—А-а-а….—
Больше она его не видела, пока в больнице лежала.
А когда вышла из больницы не узнала своего подъезда. Её встречала ещё влажная цементная дорожка, прямо к подъездной двери с поручнями, и остатки песка и цемента вокруг. ЖКХ расстаралось, после звонка из администрации.
С депутатом, после этого случая стали происходить диковины разные. Сидит он в кресле депутатском, думы думает, за народ свой ратует, а перед глазами девушка с грязным лицом и окровавленной ножкой. Хочется ему подхватить её, обогреть, спасти. Нести и нести на руках! Мужчине надо быть героем. Но в жизни так не бывает. Тряхнёт государственной головой депутат и снова думы думает, да Алку по памяти рассматривает. А голова-то сединой отливает, потому и думать правильно уже научилась. К чему ему новая любовь? Ни к чему. Три семьи на содержании. Детей множество. В именах путается. Те не обижаются. Лишь бы денег давал. Жизнь у депутата общественная. В думе за народ думает и решает, за стенами думы кассу «общака» стережёт и распределяет. Адский труд. И ни малейшего намёка на ухмылку при этой фразе. Дела закручены серьёзные, даже более чем….
—Разводится с женой я, не буду. Тебе помогать стану. Чего у тебя нет?—
Депутат осмотрел девичью комнату, в которой сидел, придя в гости, узнать о здоровье девушки. Махнул рукой.
—Всё будет. Золотого биде не обещаю, но самое необходимое в жизни получишь.—
—Можно спросить?—
Алка подняла руку, как в школе за партой.
—Спрашивай.—
Был ответ.
—За что?—
Был вопрос.
Смутился депутат. Смущался долго. Разглядывал ногти на руках. Забылся и откусил зубами заусенец. Сплюнул. Алла встала и принесла щипчики для ногтей и удалила остатки заусенца собственноручно.
—Вот за это. За молодость твою. За чистоту порывов….—
—Я подумаю.—
Депутат поворковал с мамой на кухне. Обсудил какую—то поправку в законе с отцом. За прощальной чашкой чая вдруг взял и заявил:
—Квартиру вашей дочерю куплю рядом.—
У мамы Алки стало вытягиваться лицо. Опускаться крылья бровей.
—Что бы мать с дочкой чаще виделись, в гости ходили.—
У той вроде как просветлели глаза при этом пояснении. Вполне человеческие и добрые слова.
—Что ещё? Ремонт, мебель, всё необходимое в дом. Машину, это обязательно.—
—На шпильках тяжело ходить по нашим дорогам. Не дорогую, но качественную.—
У мамы Аллы стал приоткрываться рот.
—Приданное у хорошей девушки будет хорошее.—
Поясняет гость.
Глаза у мамы Аллы наполняются влагой.
—А взамен чего просить станешь?—
Спросил строго так отец.
И депутат тут же перешёл на «ты» и лицо его депутатское, перестало таковым быть.
—А ты не серчай человек! Не на что…. –
И как бы спохватившись:
—Хорошая девушка и без приданного. Не хорошо. Если сам сможешь осилить, отступлюсь….—
Мягко так, в тёплых тонах проходил разговор.
—Так женатый ты…. Вы.—
Вскрикнула мать и рукой рот зажала, как бы соседи не услышали.
—Такой я. Да. Положительный. Дочь ваша с хорошим приданным скорее замуж выйдет, дамой станет, а достойного человека мы всегда найдём. Потом…. Пусть поживёт пока в своё удовольствие.—
Встал, раздающий посулы, попрощался.
—Время позднее. Дети, жена ждут. Позвольте откланяться.—
—Не провожайте….—
Вышел из комнаты. Тихо прикрыл за собой дверь.
Мать и отец уставились на дочку. Ни малейшего удивления или возмущения на её лице.
Наши дети живут не другой жизнью, а в другой жизни. В ней по их замыслу должно быть всё, что перечислил седовласый депутат, и ещё много чего другого, нам и не снившегося. Список может приложить каждый на своё усмотрение. Вот, как-то так дорогие родители. Никого не обличаю, ни на кого не указываю пальцем.
—Есть и не такие дети!—
Кто-то крикнет, возмутившись таким заявлением.
Да конечно есть! Практически все! Но если появляется возле них кто-то, кто даёт всё и сразу, вежливо и смело, как головокружительный герой, причём положительный герой из любовного романа, они перестают таковыми быть. Даже молодые и здоровые парни, становятся альфонсами и даже Геями ради одной цели – иметь всё и ещё чуть-чуть больше. Иметь не трудом своим заработанное, а как само собой разумеющееся. Объяснение тому есть. Невозможно в наше время заработать человеку разнорабочего сословья, как бы он не работал. Не платят.
—Чего не брать, если дают.—
Спокойно и рассудительно произнесла дочь.
Отец пошёл пятнами красными по шее, лицу и груди.
—Найдёшь парня хорошего, а его, и искать не надо. Макс тебя любит и ждёт.—
Мать печально смотрит на дочь и печаль её в том, что мать знает, что дочь так не считает.
Алла встала и попыталась обнять отца со спины за плечи. Тот не дался. Не то колёса коляски скрипнули, не то зубы мужские.
—Прости меня пап….—
Алла отошла от отца на приличное расстояние.
—Я от вас ничего не требую. Сама заработать не смогу за всю жизнь даже на жильё. Макс тоже не сможет.—
—Хочу, что вы жили долго. Врачами да санаториями он поможет. Если родители умирают рано, что говорит детям их батюшка в церкви на это?—
Мать и отец молчат.
—Что дети не доглядели своих родителей.—
—Ну, выйду я замуж за Макса. Придёт он к нам жить. По материнской линии у них в роду двойни проскакивают. Рожу двойню. Буду сидеть с вами в вашей квартире с двумя орущими детьми, вечно ищущим работу мужем, и пилить гирю. Пилите Шура, пилите! Она золотая. Квартплата наша станет золотой от такого количества в ней проживающих людей, а распилить квартиру нельзя.—
Алка вздохнула.
—Маленькая она.—
И ждет, что ей скажут на это родители.
—Старый он…. Отяжелел уже весь…. В коленях прогнулся.—
Отозвалась мать.
—Грех ….—
Это сказал отец.
—Старый? Прогнулся?—
Переспросила Алла. Допила из своей чашки.
—Это хорошо….—
И зашла в свою комнату.
На удивление Алла спала всю ночь, не просыпаясь до самого рассвета. Как только окно стало сереньким, мать, шлёпая босыми ногами по полу, пришла к ней в комнату с таким же серым лицом. Села женщина напротив серого окна, в выстиранной серой ночной сорочке. Волосы с проседью. Помолчали. Вздохнули, обнялись и заплакали. Слёзы высохли быстро. По обоюдному согласию, решено было не говорить на эту тему и не вспоминать. Может, вообще ничего ещё не будет происходить. Ан, Нет!
Сидит на заседаниях седовласый депутат и скучает. О нынешней жене чего вспоминать, у неё всё налажено. Женщина занята собой, ребёнком с няней. Бывшие жёны всё пристроены и упакованы достойно, живут с достойными мужчинами. У каждого свой бизнес, образованный самим депутатом, что бы дети его ни в чём не нуждались. Его доля есть в каждом. Ещё и доходы имеет с их деятельности.
—Как бы ни заснуть, прямо тут!—
Таращит депутат глаза прямо по курсу выступающего коллеги, а в них Алка, так не похожая на всех его женщин. Не понимает депутат, что и из Алки он с великим рвением сделает подобие своих жён и снова заскучает. Сам процесс становления золушки в сварливую принцессу, даёт мужчине ощущение всесилия. Существует мнение, что родители больше любят внуков. Так и у нашего депутата! Пока его женщина прыгает ему на шею, болтает ручками и ножками в воздухе, его тянет к ней именно за этим – лице зреть детскую наивность, шалость, капризушки, попрыгушки всякие. Как только его женщина превращалась благодаря нему же в дородную даму, и начинала соответствовать положению…..
—Обабилась….—
Называл он это преображение со вздохом и терял к ней интерес.
Как бы это сказать вежливее? Потеря была не велика. Талия в размере депутата сто пятьдесят сантиметров. Из-за этого депутат никогда не видел своих дорогих ботинок. Он их чувствовал. Дорогая и качественная обувь, приятна в носке. Надеюсь, до вас дошла скрытая мысль.
Берёт депутат с серьёзным видом ручку шариковую и чистый лист бумаги. Со стороны выглядит так, как будто услышав умное изречение выступающего коллеги, депутат решил записать для памяти. Начинает по пунктам перечислять свои действия для исполнения данных обещаний Алке и её родителям. Время пошло. Отказа он не услышал. Так у Алки появилась квартира в том же квартале, где она жила с родителями, напротив дома Макса.
Продолжение: Глава шестая http://www.proza.ru/2016/12/02/2289