Юбилярам 2016-го, моим современникам:
писателю Виктору Григорьевичу Казакову (род. 17 ноября);
актрисе Людмиле Ивановне Касьяновой (род.10 декабря);
инженеру Ивану Григорьевичу Орлову (род. 27 ноября).
Игорь Савельев
«Прости нас, Победа за то, что молчали,
когда от знамён нас своих отлучали,
за то, что веками для всех было свято,
в часы лихолетья вставали распято.
Прости нас, Победа, спаси и помилуй,
всё вспять поверни, надели Знамя силой
чтоб вновь к нам вернулись и герб наш, и слава,
Великой Империей стала держава».
«Сталинград» — группа «Андерсен»
http://www.youtube.com/watch?v=kEnISZu2Q-o
http://www.youtube.com/watch?v=NNs8pJQ25LQ
ОТ УЧИТЕЛЯ СЕРГЕЯ ГРИГОРЬЕВИЧА БОБРОВА
В ТЕАТР КИРТЯПИНА ВИКТОРА ГРИГОРЬЕВИЧА КАЗАКОВА
Время уходит с нарастающей скоростью. Банальнее этого не скажешь, но это так. Совсем недавно жила страна, хорошо упакованная, могучая, шибко верящая в добро. И даже верующая. Двойная вера помогала ей, стране в целом, то бойко, то со скрипом, а то и, не щадя крови и жизни своих граждан, прорываться сквозь ураган времени, стремительно убегающего от всего, что есть на Свете. И История Человечества, как бы она не закусывала накинутые удила Времени, не поспевает, скорее не умеет жить в гармонии со Временем. Поэтому она, когда час от часу становится не легче, начинает барахтаться в ужасных катаклизмах от экономических кризисов до мировых войн. А мы, люди, известные и едва известные, стремительные и неторопливые, возникаем и исчезаем во всякий миг Времени, который у каждого человека, исторического события, явления незаметно или ярко, но индивидуален, независимо от того, какую роль мы во всём этом играем... Опять словесная жижа, но в которой мы плаваем наяву, даже не осознавая, не задумываясь, какая роль нам предназначена в этом плавании. И, если так, то тогда не мы «родились, чтоб сказку сделать былью» и не нам «на зеркало неча пенять, коли рожа крива».
Не наводя тень на плетень заголовка того, о чём я собираюсь писать и далее, обмолвлюсь, что Сергей Григорьевич Бобров — учитель русского языка и литературы 9-го класса 368-й средней и неполной средней школы Сокольнического отдела народного образования (СОНО) города Москвы в 1953-54 учебном году. Кто его сейчас знает или помнит? Не знаю. Но кто-то должен его знать. По крайней мере, от меня узнают. А воспоминания о нём, до него и после вызваны во мне в связи с очень дорогим подарком мне от писателя-классика Виктора Григорьевича Казакова — выходом в свет его книги «Две повести», в которой «Театр Киртяпина» издаётся впервые. Книгу классик мне подарил, вытискнув на предтитульном листе собственноручный инскрипт: «Дорогому Игорю — единомышленнику! Автор и подпись. 4.V 2016 г.». Такое случилось в моей жизни впервые. «Дорогому Игорю» я уже имел. Но высшее признание меня своим единомышленником... Такого не помню. Тем более, от Человека такого ранга как классик русской литературы! И, тем более, знающнего мои убеждения, по крайней мере, моё отношение к нашему с ним Отечеству и его Великому Государю Иосифу Виссарионовичу Сталину.
Шестьдесят четыре года назад. 7 ноября 1952 года. Отнимите от той даты ещё шестьдесят четыре года назад, то есть 7 ноября 1888 года, что тогда было? Откуда мне помнить, если ни меня, ни моих родителей, ни дядей, ни тёть и в помине не было. Но что-то было. Совсем маленькими были тогда бабушки и дедушки. А что ещё? Чайковский был. То, чему учили в школе и институте, наверное, тоже было. А дальше? Книги, конечно. Сейчас помогает Интернет, узнавать о том времени, если вещает о прошлом не какая-нибудь...
Москва. Красная площадь. Я — восьмиклассник. И вот я здесь, надеясь увидеть самого Сталина. Я среди всех, проходящих через Красную площадь ближе к ГУМу, а Сталин среди избранных — вождей и полководцев — на трибуне Мавзолея В.И. Ленина. Сталину тогда было чуть меньше 74-х, мне — без 13 дней 15. Был я тогда счастлив — видел Сталина! Во второй раз. И летел я с демонстрации домой как на крыльях. Да, именно так! Куда? Дальше куда надо лететь?
Моей первой детской мечтой было... Вспоминаю. Было мне тогда лет пять, возможно, меньше. Я уже знал, что люди болеют и даже умирают. А я не хотел умирать сам и чтобы умирали другие. Мне очень-очень хотелось тогда, чтобы люди не болели и жили вечно. А Давенда, где я тогда бродил по кустам была прекрасна, я смотрел на листики и цветочки и думал, что в них, а также в корнях деревьев, в траве и даже камнях содержится то, что даёт человеку силу и здоровье — надо только научиться доставать из окружающего это. И тогда моя мечта осуществится. Я очень хотел быть тем, кто это сделает.
Прошло года два. Случилось так, что я ехал с мамой в кабине грузового автомобиля и, глядя в окно, вдруг увидел, что всё за окном убегает назад, а мы стоим на месте. Обман выявился очень быстро, но желание передвигать окружающее, став шофёром, не пропало.
Года через два-три, было это уже в Вершино-Шахтаме, я увидел в небе самолёт. Он так красиво летел и гудел. И мне очень захотелось летать. Всегда летать. Появилась новая в жизни мечта — стану лётчиком!
Где-то в возрасте лет двенадцати, зимой, воздух уже начал синеть к вечеру, а я, как обычно зимой, легко очистил хлев — лепёшки коровяка быстро спекались на морозе в твёрдые круглые «хлеба» и легко поддевались вилами. Хлев был чистый. Я стоял, опершись на вилы, и мечтал.. Накануне на меня большое впечатление произвела книга Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома».
Нет, буду разведчиком, — решил я тогда. — На самолёте меня доставят в Америку, сбросив на парашюте, где я освобождаю бедных негров и бедных рабочих от эксплуататоров...
Некоторые мои мечты сбылись, полностью или частично. В том числе и с полётом в Америку. ККК (Ku Klux Klan — Кей-Кей-Кей — Ку-клукс-клан) и Суд Линча, кажется, канули в Лету, а вместо дяди Тома в хижине появился Обама в Белом Доме США. Но Суд Линча принял новые изуверские формы. Примеры, далеко не единственные, лицом к лицу с нами — Саддам Хусейн, Муаммар Каддафи... Похоже, что потомки линчуемых иногда становятся сами линчевателями, но совсем не потомков линчевателей своих предков.
Время летело и мечты преобразовывались, конкретизировались, реализовывались... Но к первой своей мечте — в отношении спасения человека — я мчусь то на автомобиле, то в ощущении полёта без всякого самолёта на собственных крыльях в космосе, то улетая в глубину эр, эпох, столетий, поколений. Интересно, куда мы все движемся?
2015 год, 9 мая. Весна в полном разгаре. А что в Москве? Красная площадь. Мавзолей Ленина, на котором стоял Сталин, завешен шторкой. В голову приходят воспоминания 1952-го. В сопоставлении с тем, что происходило в этот день, написал почти сразу:
«Прощай, свидетель падшей славы...»
«Увидеть барский дом нельзя ли?»...
А.С. Пушкин «Евгений Онегин».
Глава седьмая: XVII. XXXVIII.
ПОБЕДА ОДИНОКО УЛЕТЕЛА
«Прощай, свидетель падшей славы» —
запрятанный
за шторку
Мавзолей!
Иные времена,
иные нравы
проходят
мимо памяти
твоей.
Той, что хранит
лета
минувшей
славы.
Швыряют в прошлое
кургузые слова.
Зачем
нашёптывать
о битве
в Сталинграде,
когда снесли мы
город Сталинград?
И не пристало
вспоминать
блокаду
нам,
выпалившим
с карты
Ленинград!
Сидя спиной
к (за шторкой)
Мавзолею,
стыдливую
улыбку
соблюдя,
мы не готовы
крест нести
Победы,
как рыбку
золотую
из пруда.
Дух победителей не в нас:
мы — пораженцы!
Мы всё
сдаём,
сидя
на поплавках.
Не прощены мы свыше:
индульгенций
никто нам
не раздаст —
грехов
душа
полна.
А ты держись,
браток — Свидетель Славы!
Той, что вершилась
с твоего хребта.
Когда к победам
вёл
великий Сталин
под бой
курантов
русского
Кремля.
Иные времена,
иные люди — давно в храмлях
лжедмитрии сидят.
И прошлое,
от зависти ревнуя,
бросаются,
на что глаза
глядят.
Им тяжек груз
чужих воспоминаний,
им не под силу
созиданий
труд.
Не быть же им
в руках
с Победой
в цацках.
С ней,
в доблести
плывущей
по векам...
И, взяв в себя
величие
Народа
и полководцев
ратные
дела,
Победа одиноко
улетела,
чтоб веру дать
тому,
кому
нужна.
© Copyright: Игвас Савельев-Сталинградов, 2015
http://www.proza.ru/2015/05/11/176
http://www.stihi.ru/2015/05/11/926
http://maxpark.com/community/1920/content/3459454
А кто сзади нас идёт, бежит, едет, летит? Наконец, ничего не делает... Кто? О чём мечты молодого поколения?
Вспоминаю 9 класс, в который я пошёл продолжать учение в тяжелейшем для страны 1953-м году.
Сергей Григорьевич Бобров, новый учитель пришёл к нам вместо Александры Михайловны Преснухиной, учившей нас русскому языку и литературе в 8-м классе. Необычный для нас в то время, с первого взгляда, человек. Кажется, ему было тогда 53 года — ровесник века, трагического и великого. И сам Сергей Григорьевич нам показался сразу каким-то трагичным — глаза его были очень печальными в нём самом, и очень глубоко проницательными, когда он смотрел на тебя с любопытством, слегка укутанным в лёгкую насмешку, но не высокомерную, а, пытаясь проникнуть в тебя с высоты своего возраста по доброму, как бы говоря: «Вот я встал перед тобою, ну а ты, голубчик, вытянись ещё и расскажи мне, что ты сейчас собой представляешь»... И мы начинали сбивчиво себя проявлять, тоже пытаясь вытянуться и пытаться защищаться не силой своего ума (ясно, что это казалось сразу с нашей позиции делом безнадёжным), а выискивая недостатки, кажущиеся нам очевидными, во внешнем виде Сергея Григорьевича, где, казалось нам, он проигрывал, несмотря на его высокий рост, нормальные пропорции по длине-ширине и толщине, красивую быструю походку... Нет здесь сразу не придерёшься, скорее проиграешь, пытаясь получить какое-либо превосходство.
Баллы по литературе и русскому языку у нас стали, подобно осенним пожелтевшим листьям деревьев, падать у всех мгновенно. Сразу в сентябре, напоминаю, 1953 года, не ожидая первой годовщины пограничного (между добром и злом) XIX съезда ВКП(б) /КПСС, проходившего с 5 октября по 14 октября 1952 года.
Тайный межучениковский псевдоним литератора между нами вбросил, не помню, ни то заика Борис Борисов, ни то футболист и хитрован Валерка Дроздов: — «Орангузе». За что? Не совсем понятно. Не за гладкие же, зачёсанные на косой пробор, слегка золотистые, блондинистые волосы и пухлые бледновато-розоватые ладони с длинными желтоватыми пальцами. «Придираюсь» дальше — желтоватая кожа на лице, тонкая как пергамент и без волосинки, была сморщенной. Мне он чем-то внешне напоминал известную дворянского рода мира музыки и искусств Елену Дмитриевну Стасову. Данные о Елене Дмитриевне и ёё знаменитых родных можно легко найти не только в Интернете. О Сергее Григорьевиче не нахожу.
С появлением Боброва осень нас засмущала, но не больше, чем на пару уроков литературы, ибо совершенно неожиданно Сергей Григорьевич начал нам развивать память уроками XIX съезда. В это время должность Предсовмина занимал Г.М. Маленков, хотя тут же, в сентябре, он почувствовал ощутимый удар локтем Хрущёва, который 7 сентября 1953 года на пленуме ЦК был избран первым секретарём ЦК КПСС. Но Бобров повернул своих учеников назад — к последнему Сталинскому XIX съезду ВКП(б), переименованному в КПСС, который проходил с 5-го по 14 октября 1952 года в зале заседаний Верховного Совета СССР в Москве.
И вот, спустя 11 месяцев, Сергей Григорьевич потребовал от учеников выучить наизусть кусочек из отчётного доклада ЦК ВКП(б), с которым выступил член Политбюро ЦК ВКП (б) Г.М. Маленков, который о литературе, в частности, сказал:
«Наша советская литература и искусство должны смело показывать жизненные противоречия и конфликты, уметь пользоваться оружием критики, как одним из действенных средств воспитания. Сила и значение реалистического искусства состоит в том, что оно может и должно выявлять и раскрывать высокие душевные качества и типичные положительные черты характера рядового человека, создавать его яркий художественный образ, достойный быть примером и предметом подражания для людей. Наши художники, литераторы, работники искусства в своей творческой работе по созданию художественных образов должны постоянно помнить, что типично не только то, что наиболее часто встречается, но то, что с наибольшей полнотой и заостренностью выражает сущность данной социальной силы. В марксистско-ленинском понимании типическое отнюдь не означает какое-то статистическое среднее. Типичность соответствует сущности данного социально-исторического явления, а не просто является наиболее распространенным, часто повторяющимся, обыденным. Сознательное преувеличение, заострение образа не исключает типичности, а полнее раскрывает и подчеркивает ее. Типическое есть основная сфера проявления партийности в реалистическом искусстве. Проблема типичности есть всегда проблема политическая».
(http://m.litread.me/read/426158/418000-419000?page=162 стр. 162)
Но я до сегодня помню то, что мы учили наизусть: «...типично не только то, что наиболее часто встречается, но то, что с наибольшей полнотой и заостренностью выражает сущность данной социальной силы... Типичность соответствует сущности данного социально-исторического явления, а не просто является наиболее распространенным, часто повторяющимся, обыденным».
Но это было тогда, а то, о чём пишет В.Г. Казаков в «Театре Киртяпина» о типичном, это время, в которое мы плаваем в условиях разгрома СССР пятой колонной руководства КПСС в результате «революционной» контрэволюции — следствия предыдущей реформации надстройки и базиса СССР, начиная с марта 1953-го. И серьёзной разрушительной работы руководства КПСС и СССР в решающем направлении «Кадры решают всё!». И, действительно, кадры всё и решили в стратегии, тактике, лозунгах и директивах, когда из-за спины засидевшихся на престольных и околопрестольных должностях выдвинулись подготовленные сверху кадры типа горбачёвых, ельциных, яковлевых, гайдаров с рыжковыми, лигачёвыми и прочими шумейками с чубайсами...
А те, кто нам не известен по шороху газетных страниц и мельканию телекадров?
А здесь как раз основная масса нас и кроется, типичными представителями которой к нам пришли герои театра Кирчатова в одноимённой повести Виктора Казакова, то есть те, кто «с наибольшей полнотой и заостренностью выражает сущность данной социальной силы... соответствует сущности данного социально-исторического явления, а не просто является наиболее распространенным, часто повторяющимся, обыденным».
Именно В.Г. Казаков показал нам в своём, нет, нашем (!!!) «Театре Киртяпина» не то, что плавает как акула в нашей нефти или как моль летает в нашем газе типичное в человеке, который вырос в плену всевозможных хрущёвско-косыгинско-либермановских контрэволюционных реформаций, «перестроек» и прочих «либдемреформ», когда наш человек не превратился в Либер-Мана, то есть Свободного Человека-Гражданина, а именно пленника, как бы мы не верещали и кудахтали о либеральных свободах, демократическом обществе и прочих кукареку.
«Театр Киртяпина» это «достижение» антиэволюции реформации России внутри самого человека, представляющего народ, о котором Великий Сталин не так уж и давно говорил как о Великом Народе, у которого «ясный ум, стойкий характер и терпение». Где потомки этого народа, дети и внуки тех отцов и дедов? Есть ли какие-либо проблемы между поколениями? Где они, в чём эти проблемы? Высветил ли их кто-то, кто-нибудь хотя бы как в те времена, когда по России блуждал Герцен, а Тургенев взял да и обозначил проблему «Отцы и дети».
Неужели у нас не возник новый Тургенев по причине того, что смутьяны и главные перестройщики СССР, приведшие к его кончине, не были наказаны подобно тому, как 25 июля 1826 года на столичной площади на затянутых галстуках повисли лидеры декабристов? И даже никого не препроводили во глубину сибирских руд, как поступили власти с основной массой соратников висельников? Но а «Путешествие из Петербурга в Москву» совершил не подконвойный «кустарь-одиночка», а целая плеяда «младореформаторов» из Ленинграда, начиная от чубайсов сотоварищи и не ограничиваясь дочерью первого градоначальника северной столицы в промежности «перестройки», переименованного на французский манер в мэры.
Мир благоденствия, воцарившийся на земном шаре после того, как лукавый «социализм», разоблачившись и показав подлое нутро «руководящей и направляющей силы советского народа и всего прогрессивного человечества» ссучившейся постсталинской КПСС, неожиданно для противника в «холодной войне», начавшего переживать жестокий экономический кризис, вдруг плюхнулся на спинку и, раскидав подрыгивающие лапки, отчаянно завизжал капитализму: «Не надо, братец, я сама...» Архитектору «перестройки» за это подарили авансом Нобеля, а куриные «ножки Буша» - не взбунтовавшемуся населению. Для для обилия продуктов и товаров всеобщего (народного) потребления на прилавках и витринах магов и ларьков не обязательно было жить по хрущ-кос-либ экономметодичке, шестой статье брежневской Конституции СССР и понятиям пятой колонны руководства КПСС.
Вот так кончилась через три десятилетия хрущёвская затея с «мы будем жизнь при коммунизме» и «борьбой за звание ударников коммунистического труда», провёрнутая через мясорубку хрущёвско-либермановско-косыгинской реформы организации, планирования и экономического стимулирования надстройки и базиса огромной империи, ранее модернизированной за какие-то 10-15 лет в могучую державу, победившую злейшего врага человечества - национал-фашизм. И это в условиях двадцатилетней гражданской войны, внешней интервенции и внутренней контрреволюционной борьбы с революционными по сути и эволюционными, насколько это было возможно героической ВКП(б) под руководством гениального государственника и величайшего полководца, в обоих ипостасях одновременно, Великого СТАЛИНА. СССР тогда одним махом перескочил из феодальной страны с развитым земледелием и начинающимся развиваться капитализмом в социалистическую по принципам, но наполовину государственно-капиталистической по содержанию крупнейшую, с вполне обоснованными амбициями быть первой в мире по экономическому развитию державу. И это при бурном экономическом развитии в предвоенный и послевоенный период по всей супер-гигантской территории.
Недоразвитый капитализм мы должны были доразвить, чтобы вернуться к доразвитому социализму (коммунизму), который Сталину не дали развить, а без него возвратили развитый социализм к недоразвитому капитализму. Нельзя нарушать эволюцию контр-эволюцией посредством череды революционной и контрреволюционной борьбы внутри одной и той же общественно-экономической формации. Революция — это самоубийство — долго незаживающая дыра с ранами и язвами вокруг неё, раскиданными по огромной периферии и разной глубины поражения.
И ради чего всё это? Послушаем автора «Театра Киртяпина»:
«Нет в нашем языке более многозначного словосочетания, чем слова хорошая жизнь! Однозначно эти слова понимают только те, кому достаточно хорошо, когда они сыты-обуты, ничто и никто их не волнует и им ни до кого нет дела. Но, к чести человечества, живут среди нас и такие люди, для которых хорошая жизнь — это непредсказуемый бег с, увы, неизбежными препятствиями, где на дистанции (у кого-то она короче, у кого-то длиннее) есть все, что умножает ум и укрепляет сердце; когда человеку хочется сделать и он делает (!) нечто такое, чему сам удивится, а все порадуются…»
Так получилось, что герой повести Виктора Григорьевича Сашок Киртяпин к своему тридцатилетию...
Желающие сами в состоянии изучить «непредсказуемый бег с, увы, неизбежными препятствиями» героя повести.
Мне не понятно, кто готовил меня к встрече с «Театром Киртяпина» — в своей жизни, особенно в последние годы мне пришлось испытать на себе «прелести» общения с очень разными по возрасту, полу и профессии жизненными персонажами, очень близкими героям Виктора Григорьевича. Это с одной стороны.
С другой стороны, после первого прочтения повести в моей жизни произошло то, что «умножает ум и укрепляет сердце; когда человеку хочется сделать и он делает (!) нечто такое, чему сам удивится, а все порадуются…», за короткий период
Возможно, что это случайно, но слишком много нового произошло со мной за довольно короткий период. Я лишний раз убедился, что общение с книгами одарённых в своей профессии людей обогащает и умственно, и практически.
Попробуйте и вы, желающие принять что-то для своей жизни из протянутой руки книги классика. «Всем хорошим в себе я обязан книге» Алексея Максимовича Горького живёт веки вечные.
У меня смолоду было, и осталось до сейчас, когда я не читал книги, которые кто-то расхваливает. Такое же отношение у меня к хвалёным другими спектаклям и фильмам.
Свою выгоду из «Театра Киртяпина» я получил. Но, просматривая книгу сейчас понял, что не до конца. Придётся почитывать повесть ещё. Когда-то ещё в детстве слышал ироничное, вроде того, что «У них книги для мебели». Если вдуматься, то отличные афоризм...
Да, забыл, что в подаренной мне автором книге «Две повести» есть ещё и «Конец Света». О ней я отзывался почти четыре года раньше. Взглянул вновь, и расстроился — последнее, моё любимое предложение исчезло, но оно осталось у меня в тогдашнем мнении о писателе. Придётся повторить это снова.
Виктор Григорьевич пишет исключительно на русском. Но, как пишет! Почитайте хотя бы его последний трёхтомник повестей и рассказов. Кое-что вспомните и о себе. О своей юности вспомните. Каждый вспомнит что-то своё. Но все вместе вспомним одно слово. Классика!!! То есть, В. Г. Казаков отражает в литературе показательные, характерные, типичные явления прожитого им времени. Вот всего лишь концовка его повести «Конец Света»: «...жители города... вспоминая, радовались, что всё обошлось. Все собирались жить долго, хотя и знали, что жизнь будет бедной и скучной». Всего полторы фразы, а тянут на отдельное произведение. Как афоризм! Да, классика! Казаков, в отличие от многих так называемых русскоязычных (по своему письму и разговорной речи), является уникальным носителем именно русского языка, прошедшим по этому своему качеству проверку ещё в юшеском возрасте, когда в литературу, как и во многие другие профессии, шли душою. Виктора Казакова смело можно называть именно Русским, а не русскоязычным и именно Писателем. Как Карамзин... Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Некрасов, Гончаров, Достоевский... Шолохов... А мало ли среди нас придворняющихся К Великому Имени — Русский Писатель. И дело здесь не в этносе или только в умении грамотно говорить по-русски. Настоящий Писатель на любом языке и любых этнических кореньев — это Душа, через Дух связанная с Богом. (http://archive.newsru.nl/readarticle.php?article_id=1488)
Дорогой Виктор! С Юбилеем Тебя крепко поздравляю! То есть желаю крепкого здоровья. И жить долго-долго! Чтобы радовал Ты нас всех тоже долго-долго! Своими трудами праведными и нас укрепляющими здоровьем и Духом!
Обнимаю Тебя, дорогой
Твой Игорь.
17 ноября 2016 года.
P.S.
Каждому суждено мечтой,
но не у каждого рождается это.
Как сказал года два назад классик прозы
Виктор Григорьевич Казаков: «Поэзия возвышается
над строкой — она между прозой и музыкой».
Вот, где она... И я тоже об этом. (Запись спросонья - Поэзия по Виктору Казакову)
http://www.proza.ru/2016/07/17/1778
http://www.stihi.ru/2016/07/17/8263