ЗАПИСЬ СПРОСОНЬЯ 13 ИЮЛЯ 2016-го
Там, где выходит море из берега нашей мечты,
рождается чувство,
за которым вырывается стих поэта.
А у меня всего лишь уплывает шкаф со свирелями
туда, где играет розовый луч. — К ноутбуку.
А разве вам это надо?
Каждому суждено мечтой,
но не у каждого рождается это.
Как сказал года два назад классик прозы
Виктор Григорьевич Казаков: «Поэзия возвышается
над строкой — она между прозой и музыкой».
Вот, где она... И я тоже об этом.
У поэта чувства рождаются не из
«семи пядей во лбу», но и, как
у каждого чувства — всего лишь лишь чувства.
Но для того, чтобы из грусти лохматых чувств сделать
всего лишь причёсанный стих, надо быть и
парикмахером этого.
Надо, чтобы от... И с трепетом отозвалось ЭТО.
И чтобы оно билось о берег волной без лопающейся пены...
Отодвигая его, этот берег, от моря ввысь —
туда, где поэта душа, не слушающаяся разума. Взлетая вверх,
ибо её «страстям» — не «мордастям» скромно быть в кармане...
И даже поэта.
А сейчас утро, далеко не раннее, тринадцатого июля числа,
но года уже две тысячи шестнадцатого... Лёгкая дымка
в тумане плавает, рифма из неё нечёсаная, льётся
и на меня слегка капает.
Я её, даже не стесняясь своей глупости, передаю вам,
не соображая, правильно ли я это делаю.
Вот и родился блаженный «стих», я чуть-чуть ещё думаю, что же это?
Рифма же слабенькая, но это Жизнь!!!
Поэт, Тебе за меня стыдно? —
А мне совсем нет! Вот поэтому я
и откровенничаю
С Тобой про это.
Порозовел опять шкаф, и мне в глаза
бьются лучи, как с эстрады...
Я выхожу на неё, ожидая «бис!»
Но публика мрачная — над нею карниз, размалёванный.
Карниз для них — это и есть сама —
розовая эстрада.
Я же «с теми, кто вышел строить и месть»,
а не разрисовывать вам плакаты,
о том, «что партия есть...».
Да, уже снова есть,
но давно без
«лихорадки буден»...
Сердце, как море о берег... Пока стучит.
Я же до ваших сердец достучусь,
но только не здесь, под карнизом,
а между небом и нами, отброшенными от неба вниз
глупеньким, кем-то размалёванными картинками
самой древней из всех профессий и с «ухарями-купцами».
Здесь место скунсам витать и рыскать, ища вас,
со счастливой слюной, вытекающей из глаз...
Переодевающимися из чёрного в белое, и наоборот,
шагающими задом наперёд...
Здесь, у нас, с кишащими откровениями
глупостей...
А я с раннего детства был ишаком, не любящим этих
от шуток отодвинутых мозгами
СМИ-ху.., но совсем не ху-дожниками,
а всего лишь
об-назвавшими себя
«смеху-й-иго-го(!)-терапевта-сми».
Не понимая, что для нашего
истекания смеха,
это даже совсем не эстрадное,
а пародия на себя —
маленького
челове-ка-ка-шика.
ИгВаС.
13.7.2016
P.S.
Мои «откровения», так или иначе, навеяны чувствами воспоминаний моей души об очень близком мне «лучшем, талантливейшем поэте нашей советской эпохи»: (7 [19] июля 1893 — 14 апреля 1930). Кое-что, закавыченное, надёргано памятью о моём самом любимом поэте. Фото из Интернета: http://staroeradio.ru/audio/29387
А «ухарь-купец», похоже, прибежал от Ивана Саввича Никитина (21 сентября (21 сентября (3 октября) — 16 (28) октября 1861) — «Ехал из ярмарки ухарь-купец».