Отец

Василий Овчинников
                Во имя Отца и Сына
                живём мы на этой земле...


     На взвод охраны поставили нового взводного, старшину. Двадцать семь лет. Фронтовик. Ладный стройный, только уж больно тощий. Да и как бы пришибленный слегка. Тамарка не знала, что слегка это совсем не слегка.

     С сорокового года в армии, на севере. Сначала артиллерист комендор тяжёлой береговой батареи, потом, когда от пушек ничего не осталось,  морской пехотинец на Рыбачьем. Верблюд. Была и такая “должность”. Малые группы разведчиков из штаба Северного флота в Мурманске, перед дальним поиском, прибывали на полуостров Рыбачий. Группа доукомплектовывалась на месте курсантами специально созданной бригадной школы разведки. В спецшколу отобрали молодых, но уже опытных, физически сильных старшин и сержантов. Как бы учились, но не только. На финский, а когда и норвежский берег группы доставляли по-разному. Чаще на торпедных катерах, иногда и на подводной лодке, случалось прыгать и с парашютом. Спецы - разведчики из Мурманска шли в многодневный поиск налегке. Тяжёлую поклажу несли курсанты “верблюды”. Случись что, верблюды превращались в огневое прикрытие. Основная группа с данными должна была вернуться любой ценой.  «Верблюды», почти все они были сорокового года призыва, за спиной три года безвылазной службы на Рыбачьем, страшно хотели жить, поэтому смотрели в оба и быстро учились у кадровых разведчиков.

      С сентября сорок четвёртого начались бои на Муста Тунтури. Со стороны Мурманска наступала армия Мерецкова. С севера на хребет давили и не давали немцам развернуться морские пехотинцы. Немцы, когда в их руках осталась только узкая прибрежная полоса с дорогой на Печенгу, опасаясь попасть в котел, тихо оставили хорошо укреплённые позиции. Отступили по ещё свободной дороге.
 
      Так и продолжалось освобождение севера. Пехота армии Мерецкова по материку, точнее по тундре и сопкам Кольского полуострова. Моряки по берегу. Курсанты разведчики стали командирами отделений и проводниками в отрядах морской пехоты бригады особого назначения. Десант и обходной рейд по немецкому тылу на Печенгу в составе группы майора Тимофеева. Никель, Киркенес, Варангер Фиорд, - это уже в Норвегии. Каждый пункт за личное участие в десантной операции отмечен грамотой – благодарностью Верховного главнокомандующего. Бумаги печатались в типографии флотской газеты, подписаны майором Тимофеевым.
 
     Последний десант был самый страшный. Накануне в бригаду прибыло пополнение. Молодые ребята “Мы из Кронштадта”. Не потому, что они с острова Котлин. Просто ребят в учебке воспитывали на соответствующих фильмах. Невский, Иван Грозный, Пётр Первый, Чапаев и Комиссары. Казалось, не столько учили воевать, сколько красиво умирать. Старики в десантную операцию, ноябрь на севере холодный, одевали ватные штаны, шапки, валенки, ватники под шинели. В мешок побольше жратвы. Спирт во фляжки копили неделю. Молодые - побольше патронов, гранат. Под шинель пялили бушлат, за пазуху бескозырку.

      В  норвежский Варангер фиорд вошли на торпедных катерах. Война на севере подходила к концу, но катерники (ещё поплаваем) не  захотели выбрасываться на камни. Десант сошел в воду по трапам и сходням. Кому повезло - по пояс. Кому не повезло - поглубже. А водичка обжигает и на морозе сразу превращается в ледяную броню. Сунулись на ура, но прорвать оборону с моря - задача нереальная. Да она и не ставилась. Главное - связать немцев. Не дать перегруппироваться, снять береговое охранение.

          Залегли в камнях. Постреливали. "Отвлекающий десант" боевую задачу выполнил. Через сутки остров взяли с материка сухопутные части.  Серенькие пришли на берег с ломами. “Черненькие, живые-то есть?” Солдаты отковыривали, отрывали примёрзших матросиков от камней. Выжили, не замёрзли, в основном, старики.
 
      Из Норвегии, уже после войны, бригаду морпехов перевели на остров Кильдин. Жизнь мирная, сытная. Но там у Василия, не видевшего солнышка родных мест аж долгих семь лет,  с сорокового года, открылся туберкулёз. Подлечили, в мае сорок седьмого демобилизовали.



      На месте домов родной деревни Ситовичи остовы печей. В Порхове отец узнал, что Ситовские, на обратном пути из германской неволи осели где то в Латвии. Поехал. Попал как раз к переезду. Скобарям не дали жить в крепких фольварках немецких бауэров. Своим ходом, скарб на телегах, с трофейным стадом пришли на своё пепелище. Деда, прошедшего войну от Псковщины, до Восточной Пруссии в партизанах, вызвали в райком:
   - Мужик. Грамотный. Собрание завтра. Будешь председателем.
   - Так я же из раскулаченных.
   - Нет, ты из партизан. Откажешься, тогда и вспомнят, что из раскулаченных.

     К зиме срубили нехитрые дома, больше похожие на бани. Но для каждой семьи - отдельная тёплая банька. Были сторонники коммун. Желали строить сразу большие дома, на несколько семей. А потом, перезимовав, уже к следующей зиме, продолжать строиться и разъезжаться.
   - Передерётесь, сволочи. Да и надо ещё посмотреть, нужны ли будут большие дома.

        Аргумент деда был весомым. За аргумент его и сняли из председателей в сорок девятом. Дед уступил место молодому, более грамотному направленцу из райкома. Не обижался. Должность объездчика колхозных полей, тогда была и такая, его устраивала. Как утро, на коня. К разводу уже ясно, кого куда послать, что делать. Правая рука молодого председателя. Дом большой для своей семьи дедушка построить так и не собрался. Семеро семей собирались в гости к деду и бабушке на Престольный Тихон в конце августа. Мой отец и немалые ростом дяди пригибались, проходя под матицей, поперечной балкой к красному углу. Взрослые ночевали на сеновале.  Мы, дети, на русской печке, занимавшей четверть избушки. Тесноты не чувствовали.



      Василий тогда не остался в деревне, уехал в Псков. Устроился кочегаром на электростанцию. Но, поработать  долго не довелось. Вызвал особист.
-           Что же это ты не написал в биографии, что сын кулака?
-           Отец  в партизанах. До Пруссии дошёл.
   -          Это в войну. А в тридцатом?
      Выбирать не пришлось. Да и какой выбор? Электростанция - режимный объект. Статья. И срок немалый карячится. Если сядешь, то надолго.
       Времени сутки. Восемь километров от города и, Моглино - Неёлово - старая граница. За Изборском уже хутора, леса, в лесах лесные братья. И не только Сету и Эстонцы, достаточно и русских.

       Легенду сочинять тоже не пришлось. По городу слух прошёл про вредителя - диверсанта, выявленного на электростанции. Кулацкому сыну, сбежавшему от НКаВэДэшников поверили. Жили в землянке - бункере. На дело выходили не часто. И не вчетвером. Шли по хуторам.
-     Тыну, бери автомат, идём. - Жена в крик.
-     Не пущу! - Тыну упирается.
-     Хорошо, Тыну, идём без тебя, но ты, на всякий случай, чтобы никуда не побежал, до утра повисишь на воротах. Вниз головой.
      Делать нечего. Тыну идёт в хлев, выходит со свёртком. На ходу сеном счищает навоз, отбрасывает в сторону промасленную овчину, и, обреченно выходит за ворота. Часа через два километрах в десяти стрельба. Обязательно пошуметь, чем больше, тем лучше, и убитые сельсоветчики. Утром автомат снова возвращается в навозную кучу. Окрещённый кровью,  Тыну лежит в постели с женой…

    Через месяц, в доме очередного убитого,  НКВДэшники нашли условленный спичечный коробок. Бункер взяли ночью. Но не четверых, один успел выстрелить. Забили прикладами на месте. Отец потом вспоминал: “Больнее, чем свои, никто не бил”.

      В Псков не повезли. На допросы водили поодиночке. Уже не били. Через неделю отсидки Василий оклемался. Привели на очередной допрос. В комнате рядом со следователем сидел знакомый по Пскову опер:
-     Всё хорошо, Василий, получилось, но, одно плохо. Твои друзья могут догадаться, как вышли на вашу нору. Тогда, сам знаешь. Бежать надо. Это не последняя банда в лесах.

      Всё прошло по сценарию. Побег вдвоём. Внедрение уже в новую банду. Сдача.
Подлечили.  А потом уже выбора и не было. Отец одел фуражку с синим верхом. Медаль “За боевые заслуги” отцу дали за мирное время.
     Три лыки на погонах, с которыми «кулацкий сын» прошел, считай, всю войну, он носил недолго. Но наградами не звенел и в чинах не преуспел. Так и остался на всю жизнь “Гвардии старшиной”.



     Новую семью перевели в Грызавино, в лагерь на торфоразработках под Островом. Там, по паспорту, меня и зарегистрировали. Второй в роду  бабушки после Петрова. И первый из Васильевых.
     Как-то, уже в новое время, спросил тётю Марусю, Марию Васильевну  младшую сестру отца, почему все папины братья и сёстры Ивановы, он один Васильев. Дед боялся за двенадцатилетнего Василия. После раскулачивания он отправил старшего на жительство в соседнюю деревню к своей сестре. Племянник за четыре года окончил семь классов и успел несколько лет до призыва в армию поработать счетоводом в колхозе.
     А Васильевым, в честь своего деда, тоже Василия, назвался уже по призыву в армию.
 
       «Дети за родителей не отвечают».

Фотография.
Такая же на планшете "Бессмертного полка":
Гвардии старшина Васильев В.В., 1921-1960.
http://www.proza.ru/2017/12/30/337