Эту историю мне рассказал мой дедушка, а ему в свою очередь, его дядя Лука Егорович Харламов.
Когда я не могу заснуть, я вижу себя в подводной лодке, лежу я, Лука, там на кровати, а лодка на грунте, 300 метров воды над головой и ещё шторм. Прежде, глядючи на эту картину, я быстро засыпал, а теперь стало не до сна..теперь мне кажется, что из меня вынули душу и скормили её собакам. А всё из-за неё, из-за Фаины Марковны.
Началось это в конце 30-х годов, аккурат перед войной. Жили мы тогда с женой в одном городке на Волге. 40 тыс. населения, трамвайная линия: магазинчики, конторы, вывески, рынки, сады, церкви, пристань, новый кинотеатр.
Жили хорошо, в большом бревенчатом доме над кручей. Сидишь летом в саду, пьёшь чай с мёдом и вниз смотришь как буксиры по Волге баржи тянут, чайки кричат и так красиво. А какие закаты!.. А заволжские дали - леса в сиреневой дымке, а яблоки в саду падают - душистые.
До 38-го я работал счетоводом в конторе, знаешь: сатиновые нарукавники, очки, счёты, папки, парусиновый портфель, а в 38, как вышел на пенсию, да так дома и застрял в помошниках у Капитолины Авдеевны, жены значит. Шила она у меня, да как шила - дар от Бога, все окрестные модницы к ней в очередь записывались. С утра до вечера шли, кому примерить, кого обмерить, а кто просто за советом. И вот я, старый дурак, стал за ними подглядывать. Вот он грех-то, с него всё и началось. Вышло однажды случайно, а потом уже и в охотку вошло. Как начнут они переодеваться, я тут как тут, за ширмочкой и притаюсь филином, глазами в шелку хлопаю. Молодые мне не нравились, худые они, мосластые, шеи тонкие - смотреть там не на что. Дородных любил, осанистых, чтобы икры плечи, грудь, всё было налитое. Ты кустодиевскую Венеру видел? Вот-вот, такие.
Нравилась мне одна, ох как же она мне нравилась, сох я по ней, генеральша, вдова, Фаина Марковна..Когда она приходила - а кажется и не шла, а плыла, - я становился сам не свой..А строгая была, жене не применёт сказать: "Капа, ткань английская, смотри не испорть..Ты меня знаешь." И жена её боялась.
Жила недалеко, через две улицы, двухэтажный особняк над Волгой, с большим садом и даже кирпичный гараж есть для машины. И не было у меня заботушки, да приспела тут эта мука, хоть с обрыва в Волгу кидайся, всё время о ней думаю. Жена ночью начнёт меня обнимать, ластится, а я: "Уйди Капуша, не могу, здоровья не стало".
И стыдно мне перед ней что вру, сам в то лето до середины Волги доплывал.
Я ведь у неё второй. Первый муж озорник был, дождётся как ей уснуть и волосы в подмышках, и подпалит Капе, а сам хохочет. Упокоился, слава богу, утонул..
Ну так вот, о генеральше: я о Фаине Марковне всё время думаю, все родинки уже у неё на теле сосчитал, когда подсматривал и кажется мне, как звезда она на небе - красивая, а не дотянешься. Княжна.
Ходил я и в церковь, к заутрени( не все их тогда ещё порушили), всех святых просил избавить меня от наваждения, конечно грех роптать на Бога, да только ещё пуще стало.
Кто-то надо мной посмеётся, кто-то осудит, но я отвечу так: если ты сам без греха - первым бросай в меня камень.
Втемяшилась мне в башку такая блажь : дознаться, есть ли такой мужчина, который Фаине нравится? Ведь не может его не быть..Эта блажь, а точнее ревность, всё время меня терзала и не давала покоя. Я её встречал на базаре, на улице, у кинотеатра - и всегда она была одна. Только сумочка в руках, да шляпка на голове. Пройдёт мимо, а я ей: здравствуйте, Фаина Марковна и картуз сниму, а она в ответ кивнёт так, свысока, и пошла дальше. А я думаю, вот придёт домой сейчас..а ОН обнимет её и давай грудь целовать. Вот ничего так не сводило меня с ума ..как эта сцена. Ходил, и не раз, я возле её дома, высматривал всё, разведывал, да только толку от этого не было никакого. Не выдержал, и однажды, аккурат после Ильина дня, когда день клонился к вечеру, перелез через забор сада и прокрался к её дому со стороны чёрного входа. Думаю: пусть что будет, хуже смерти ничего не случится, а так хоть доподлинно всё узнаю.
Дверь была приоткрыта, и я осторожно ступил внутрь. Вошёл на цыпочках, озираюсь, заглядываю в комнаты, но, слава Богу, кроме кошки никого не встретил. Чертоги меня поразили: везде ковры, голубая полированная мебель с гнутыми ножками, картины, шкафы с книгами, и книги всё больше про колдовство, да про нечистую силу и прочую хулу, люстры и даже бильярдный стол есть, наверное от мужа покойника остался. Да ещё эти, оскаленные львиные головы в углах комнат вместо икон. Я шёл и трепетал от каждого шороха, ибо боялся что вернётся генеральша, но за мной наблюдала с любопытством только кошка. Хоть голос мне и твердил: Лука, беги отсюда покуда цел, но всё же любопытство, любовь, ревность и старческое сумасбродство были сильнее его. И вот, в тот момент, когда я рассматривал на стене фотографию старшего майора в форме НКВД(соответствует генерал-майору), вдруг вижу в окно, по дорожке к дому сама матушка, Фаина Марковна, идёт, а потом уже и дамские туфельки её услыхал так: цок-цок-цок..и всё ближе. Я заметался, бросился под стол, но, увидев большой шкаф с несколькими дверцами, впрыгнул туда. С вешалок на меня посыпались шубы, платки пуховые, манто ..замер там. Дверца шкафа до конца не закрылась, что-то мешало, и мне в щель видно часть гостиной и спальню Фаины Марковны. Последнюю я так и не успел толком оглядеть смотрю только кровать там у неё под голубым стёганым одеялом, на которой и восьмерым не тесно да камин с часами.
Сижу я на шубах, жарко, в висках стучит, от нафталина голова кружится, гляжу ходит моя Фая туда-сюда по спальне, то какие-то свёртки разворачивает, то цветы в вазу поставит, то свечки в подсвечнике зажжёт, и вроде как нервничает, ну, думаю, ждёт кого-то, а не иначе как ЕГО. Потом легла на кровать в халате, ноги раскинула и журнал листает. А я разумею, сколько мне тут куковать, как выбираться буду и всё такое, а то ведь можно и насмерть нафталином отравиться. А у самого голова уже кружится и что-то вроде забытья находит. Может поэтому я и просмотрел самое главное, а когда очнулся, спектакль был в самом разгаре..
Откуда он взялся в её спальне, как пришёл, молодой смуглый красавец с тонкими усиками?.
Расфуфырился: бабочка и полосатый пиджак на голое тело, на нём нет даже исподнего, но и Фаина Марковна хороша, одета под стать, стоит перед ним на коленях и целует красавцу ручки. Я слышу как она называет его Рудольфом и разговор у них тоже непонятный.
- Звала меня?
- Прости, любимый, я не могу, я не выдержала, это выше моих сил, ты же знаешь, кроме тебя никто не нужен..так люблю.
- Забыла, что у тебя только три осталось, я давно предупреждал.
- Рудольф, убей меня лучше сейчас, сразу.. зачем ждать ещё три дня? Для меня это будет самая сладкая смерть, такая смерть от тебя, слаще любой жизни.
- Не торопись Фая, ты можешь жить долго, прожить столько сколько тебе отпущено, но только видеться мы больше не будем.
- Не для меня это, ты знаешь, мне нужен ты..ты ..ты, слышишь?
Она упала на ковёр и стала яростно колотить по нему кулаками, потом разрыдалась. Красавец не стал её утешать, напротив, усмехнулся..и сказал властно: "Вставай и сдавай карты".
Генеральша покорно, как корова идущая на бойню, поднялась и, размазывая слёзы по лицу, полезла в шкафчик откуда вынула нераспечатанную колоду карт.
Я никак не мог взять в толк, чтобы это всё значило и продолжал смотреть. После непродолжительной игры, она встала на четвереньки и Рудольф, ухмыляясь и с прибаутками, называя её ползуньей босой, объехал на ней верхом вокруг кровати, понукая генеральшу пятками по толстому животу. Сиськи у бедной Фаины Марковны при этом болтались и свесились почти до пола. После этого настало медовое времечко для любовников: парочка предалась страстным объятиям, поцелуям и не менее страстному совокуплению, но даже не это потрясло меня..
Покуда вконец обессиленная генеральша лежала на кровати, молодой красавец бодро соскочил с ложа, разгладил слегка помятый пиджак, который он так и не снимал, поправил перед зеркалом бабочку..и, не обращая больше внимания на измождённую генеральшу, молча вошёл в стену, словно она была не твердь земная, а сделана из воздуха. Фаина Марковна только слабо подняла руку, то-ли в напутствии, то ли, чтобы остановить любимого..но рука так и упала безжизненно на кровать.
Генеральша больше не шевелилась.
"Так вот значит кто к ней ходит, нет..не по-божески это, тут дело нечисто, - в возбуждении думал я, ворочаясь в шкафу и вытирая струящийся пот со лба. - "Продала душу дьяволу, это вот бабье любопытство всё, удумают так удумают эти бабы, а как умирать потом, не страшно тебе будет, Фаина Марковна?!. Ты же теперь ведьма, получается, вожжами бы тебя отстегать..Ох, православные, отцы-пустынножители, рассказать кому не поверят".
Генеральша спала мёртвым сном, ночник светился уютным зелёным светом, в круге которого были разбросаны игральные карты, стояла полупустая бутылка и две рюмки с рубиновым вином, а на камине чадил подсвечник с тремя оплывшими свечами.
Надо идти прочь, намаялся я тут в шкафу, упрел.
Я открыл дверцу шкафа, переждал сердцебиение и дрожащей ногой ступил на пол. Ноги затекли и не слушались, всё тело ломило от ноющей боли..эх, кабы молодой был.
На цыпочках, прежним курсом, через несколько комнат к чёрному ходу. Тихо иду, опираясь рукой о стены. Дошёл, только вот дверь-то оказалась на ключ заперта. Я заметался в маленьком коридоре и тут в темноте, сбоку замечаю узкое окошечко, нашарил шпингалет, повернул и начал потихоньку пролезать в него, но на беду пустой бидон задел ногой, стоял он похоже там у стены. Покатился он по ступенькам, да такой грохот поднял, хоть святых выноси. Что тут началось!..
"Стой! Кто?!"- кричат из темноты..собаки залаяли...Я уже было совсем вылез, а он, детина, бежит на меня, лицо перекошено, сам дюжий, в военной форме, а фуражка на затылке и замахивается то-ли багром, то-ли дубиной какой, а может и прикладом от ружья, хрипит: "Ах,ты гадюка"..
Метил мне в голову, да промахнулся и попал по стеклу. Посыпались осколки, звон на всю округу. Я оттолкнул его, и побежал в сад, напрямики к забору. А сад у генеральши огромный, дремучий, бывший монастырский, там даже дубы росли. Бегу, а сзади топот, эти наседают. Чую, пробежать весь сад не получится, залез в кусты и сижу там, а они дальше побежали в другом конце сада меня ищут, перекликаются, фонарики включили.
Прошло время и по голосам слышу возвращаются, кто-то кричит: "Остапчук, спускай Азора!"
Ну, думаю, это конец ..Как только они мимо меня прошли, я из кустов выскочил и к стене. Добежал, а перелезть не могу, силы кончились, а забор кирпичный высо-окий, зараза. Бахнул выстрел и пуля рядом в кирпич "квяк", меня кирпичной крошкой всего обсыпало. Я снова тужусь-тужусь, тянусь на руках, ногти ломаю, да чую, и собака близко, дыхание уже её слышу, радостное такое повизгивание, что вот, мол, сейчас я человеческую плоть зубами рвать стану. Уж как я перелез и кулём свалился с другой стороны, только Богу известно. Немного отдышался и пополз на четвереньках к волжскому обрыву. А когда к реке скатился, тут уж спасён!
Воду речную пил как козлёнок, с колен, хоть и лягушки и тиной воняет, а мне всё одно, кажется вкуснее ничего не пил никогда - шутка ли, пять часов в шкафу просидел.
И вот вышел я на другой день в свой сад, наутро, смотрю сверху на Волгу, какая она красивая..как это у Некрасова: "О Волга!.. колыбель моя! Любил ли кто тебя, как я?"
..А в тумане пароходы кричат как раненные звери, да я и сам теперь как раненный зверь..такая пустота в душе, словно тысячу лет я прожил и больше не хочу, да и не удивишь меня больше ничем.
Но судьба, однако, удивила меня да ещё как. В солнечный полдень я, Лука Егорович Харламов, шёл по тенистой стороне улицы вдоль забора под нависшими большими липами, шёл как все последние дни, в состоянии душевной горечи, отупения и безразличия. Можно сказать, не я управлял своими ногами, а они сами несли меня куда хотели. А то что ноги обычно несли меня к дому Фаины Марковны, это уже напасть, это и так понятно. Но в этот раз они свернули в небольшой переулок к двухэтажному, деревянному особняку в тени старого дуба. Я едва успел прочесть вывеску на фасаде "РАЙПОТРЕБКООПЕРАЦИЯ", как уже через пять секунд ноги поднимали меня по расшатанной деревянной лестнице на второй этаж. Повторюсь, всё это происходило в состоянии оцепенения и отсутствия даже пустопорожних мыслей. Я не ведал почему я сюда пришёл да и ведать не хотел. Повернув по коридору налево, я уже было взялся за дверную ручку обшарпанной коричневой двери, но в этот момент она распахнулась сама и молодой белобрысый в линялом синем халате и с карандашом за ухом, улыбаясь осведомился у меня: не тот ли я человек, который заказал 300 кусков. мыла?. Я ответил утвердительно, и парень повёл меня по этому же полутёмному коридору только теперь уже направо. Вскоре мы остановились на пересечении двух коридоров у стола заваленного кусками серого хозяйственного мыла. От окна на эти мятые липкие и вонючие кубики падал солнечный свет, и казалось, что всё это полчище шевелится и ползёт по столу. Неожиданно для самого себя, я изрёк: "Беру три тыщи кусков".
"А вот это правильно,- обрадовался белобрысый, потирая руки,- это по-мужски".
- А транспорт на вывоз есть?
- Как не быть.
- Тогда сейчас подойдёт кладовщик и оформит накладные.
Парень откланялся и ушёл, и уже через минуту передо мной стоял кладовщик, а точнее, тот самый смуглый красавец из спальни Фаины Марковны. На нём был такой же как на белобрысым линялый халат с оторванными пуговицами, а в руках он держал потрёпанную амбарную книгу. Я, побледнев, опустился на стул, достал дрожащими руками носовой платок и стал промокать им лицо и шею, боясь поднять глаза.
- В шкафу сидел, подглядывал?
- Да-а
- Ты что, баб голых не видел?
- Видел
- Кому скажешь, Егорыч, уши отрежу. Сначала одно, а потом второе. А теперь пошёл прочь.
Очнулся я уже на улице, под тусклым солнцем, под пыльными листьями старых лип. На обочине копошилась воробьиная стая, а я стоял сгорбленный и несчастный, и ноги понесли меня дальше, в сторону особняка обольстительной генеральши. Едва я поравнялся с домом, как из калитки вышел солдатик и крепко взял меня за локоть.
- Пошли старик
- Куда?
-На Кудыкину гору
Я уже перестал чему-либо удивляться и покорился судьбе. Меня привели в маленькое помещение, пристройку к дому, где за столом сидел верзила в военной форме без фуражки. Перед ним на столе стоял стакан чая в подстаканнике и тарелка спелых слив, а за его спиной на стене висел портрет Берии. Боец доложил ему:
- Товарищ сержант, вот этот, который всё время тут вертится. Разрешите идти?
-Иди и скажи Чавадзе пусть там в караульном всё в порядок приведёт. Я проверю..Ну что старый хрен, доигрался? Ты похоже матёрый шпион, зачем сюда каждый день ходишь?..
Здоровяк с отвращением посмотрел на меня, уминаю сливу за сливой..Ты знаешь что со шпионами делают?..Вот-вот, поедешь на Соловки медведей кормить, это я тебе обещаю. И откуда ты такая старая псина взялась, давай сюда документы.
Я стоял, помертвев и не двигаясь, ибо документов у меня с собой никаких не было, потом смиренно начал: "Почтенный, не сердитесь, я туточки, на соседней улице живу, не ведаю ничего, просто гуляю..на пенсии я, заняться-то особо и нечем, вот для здоровья и хожу везде, глупый.
В это время зазвонил телефон, стоящий на подоконнике, здоровяк недовольно крякнул, встал и, поправив гимнастёрку, снял трубку.
- Куницын у телефона..Так точно товарищ капитан, здесь, поймали. Есть отпустить. Слушаюсь.
Так, в секунду, решил мою судьбу неведомый капитан. На улицу меня вывел всё тот же солдатик и на прощанье сказал: "Ты папаша, здесь больше не ходи, место тут худое, для здоровья не полезное, это я тебе как есть по дружбе говорю. Ещё раз попадёшься на раз-два, уши отрежут."
Вот оно что,- подумал я,- и этот про уши, значит они тут все заодно. В шайку сбились, паутину сплели, душегубы..Владычица небесная и не боятся ничего, грех-то какой.."
Как-то дня через три-четыре, когда я уже раздумывал, а не пойти ли опять к Фаине Марковне "в гости", пусть собаками меня рвут, пусть застрелят, всё равно один конец,- подошла ко мне Капа, жена моя, обняла и молвит: "Лукаша, а генеральша-то твоя вчера преставилась".
- Как преставилась?..Что ты несёшь..
- А вот так, нашли её, говорят, голую на кровати, на теле ни царапины, а только вокруг карты игральные разбросаны..
- Кто такое говорит?
- На базаре сегодня люди болтают..а у меня отрез её остался, как раз кроить собиралась, материал такой поискать ещё надо..Что теперь с ним делать, ума не приложу.
Посмотрел я на Волгу, на дали её туманные и подумал: а ведь это святая правда, ведь так оно и есть. Не может дьявол человеку счастья дать, и здоровье не даст, и жизнь не продлит, а только горе одно принесёт..и смерть. Юрий Тихвинский http://www.proza.ru/2016/10/06/2038