О гражданской войне в Финляндии. Бойня в Выборге

О гражданской войне в Финляндии. Бойня в Выборге.

(Продолжение. Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2016/08/18/563)


К великому сожалению, по целому ряду причин, на которых я не буду подробно останавливаться,  у нас в стране было издано не так много исторической литературы о гражданской  войне в Финляндии.
Одной из самых интересных книг, на мой взгляд, является монография Генерального штаба полковника  Михаила Степановича  Свечникова «Революция и гражданская война в Финляндии», иданная в 1923 году в Москве.
 
(Сам М.С. Свечников был одним из героев обороны крепости Осовец в 1915 году, выпускником Николаевской академии Генерального штаба и командиром 106-я пехотной дивизии, которая  была развернута в Финляндии (г. Таммерфорс) для защиты Ботнического побережья и подступов к Петрограду от возможного германского десанта).
М.С. Свечников принимал живейшее участие в Гражданской войне в Финляндии, когда он  фактически командовал отрядами финской Красной гвардии и русскими добровольцами. (Номинальными главнокомандующими числился Э. Хааполайнен).

Надо подчеркнуть некоторые особенности Гражданской войны в Финляндии:
- русские войска, дислоцированные в Финляндии, к концу 1917 года потеряли остатки дисциплины и боеспособности. Все вопросы службы, жизни и быта войск решались  на многочасовых  заседаниях комитетов, или митингов.
Никакой готовности воевать у большинства русских солдат (да и немалой части офицеров) НЕ БЫЛО.
Несмотря на довольно значительную численность подчиненных Свечникову русских войск, входивших в состав  его дивизии (четыре пехотных полка, 40-й инженерный полк,  и части усиления), для активных боевых действий  фактически он  мог располагать лишь небольшими отрядами ДОБРОВОЛЬЦЕВ, набранных из их числа. 
Основная масса войск, с грехом пополам, могла быть использована только для охраны мест своего пребывания (казарм, военных городков и т.д.). В наступательных операциях они, как правило, отказывались принимать участие.
Да и при обороне своих городков, увы, русские части  не показали особой стойкости и твердости, в отдаленных гарнизонах они спокойно сдавались даже  небольшим отрядам щюцкоровцев и позволяли им  себя разоружать.
Повсеместным желанием подавляющего большинства солдат было скорейшее «замирение» и убытие домой, «делить землю».
 
- не лучше с боеспособностью было и на революционном Балтийском флоте, стоявшем в гаванях Гангута (Гангэ) и Гельсингфорса.
 С митингами и «грозными» резолюциями у «братишек» все было хорошо, но когда дело дошло до прямых боестолкновений с «белыми» финскими отрядами щюцкоровцев, на помощь дивизии Свечникова, как он вспоминал, Балтфлот направил следующие «могучие» силы:
 « Балтийский флот прислал матросов-анархистов в двести пятьдесят человек, которые, появившись в г. Таммерфорсе с черными знаменами, произвели удручающее впечатление на финскую буржуазию и подняли настроение Красной гвардии и русских добровольцев.
Матросы обратились ко мне с просьбой послать их в самое опасное место, что вскоре и представилось возможным».
Для понимания «мощи» этих матросских сил: двести пятьдесят человек их отряда -  это чуть больше штата обычной пехотной роты (коих в русском полку в годы ПМВ было от 12 до 16 штук).


С «самым опасным местом», куда просились направить их матросы-анархисты, и вовсе вышла незадача:
30 января 1918 года отряд русских пехотинцев-добровольцев и отряд матросов-анархистов пытались наступать на  станции Куру и Руовеси, занятые щюцкоровцами.
Из  Куру передовой отряд белофиннов отступил, а в районе Руовеси произошел «жестокий бой», в результате которого «Матросы понесли большие потери и, не выдержав контрудара «белых»  начали отступать к Куру».
«В общем, бои в районе Таммерфорса, имевшие целью отбросить белых к Сейнайоки и освободить захваченные на севере наши гарнизоны, благодаря слабости наших сил для активных действий, не были вполне удачными», - дипломатично отмечает в своей книге М.С. Свечников.

- бедой русских войск в Финляндии тогда было отсутствие централизованного управления ими. На западе Финляндии (г. Таммерфорс и окрестности, где стояли полки 106-й дивизии) командовал М.С. Свечников, на востоке (в Выборге) стояли управление и части 42-го армейского корпуса, которые тяготели к России и тоже отнюдь не желали участвовать в кровопролитных боях «где-то на западе  Финляндии».
В целом,  «революционной болтовни и красивых  поз» в русских войсках тогда было с избытком, а вот желания воевать, боеспособности и дисциплины, в большинстве частей не было вовсе. Доминировало шкурничество и желание уехать домой как можно скорее.

Более того, несмотря на то, что в январе 1918 года в Выборге (и его окрестностях) у «белых» финских  отрядов были совсем  небольшие силы, командование и корпусной комитет 42-го АК настойчиво требовали от Свечникова перебросить в Выборг два пехотных полка (Чудской и Царскосельский) из 4-х имевшихся в его подчинении.
Свечников, естественно отказался делать это, тогда корпусное командование стало жаловаться на него в армейский комитет 6-й армии (который и вовсе находился  в Питере) и т.д. и т.п.
В общем, как писал Свечников, «командование корпусом начавшуюся борьбу рассматривало с точки зрения обороны и «спасения русских войск», которым особенной опасности и не угрожало».
 
- Еще хуже обстояли  дела в районе средней Финляндии, где и вовсе не было никакого военного руководства. Весь север Финляндии был под контролем щюцкоровских отрядов.
На юге, где располагались крупнейшие русские базы Балтфлота Гангут (Гангэ) и Гельсингфорс находилось правительство «красной» Финляндии.
Общее командование всеми отрядами финской Красной гвардии было в руках военного министра Эро Хаапалайнена, а Свечников был назначен его помощником.

Ситуация РЕЗКО изменилась в худшую сторону после подписания 3 марта 1918 года навязанного Германией «похабного» Брестского мира.
Согласно его требований,  Россия обязывалась вывести свои войска и силы флота с Финляндской территории. 
Как отмечал Свечников: «…Это сразу повлекло за собой отлив добровольцев, как командного, так и солдатского состава».
Воевать с регулярными частями германской армии весной 1918 года в «революционной»  русской армии мало кто хотел. Слишком горьким был опыт сражений  Первой мировой  войны с немцами…

К началу марта  русских добровольцев во всей  Финляндии у Свечникова оказалось всего около ОДНОЙ тысячи человек.
Развал остатков русской армии и Балтфлота, их массовая демобилизация и убытие в Россию, поставили финскую Красную Гвардию в очень тяжелое положение.

Германские войска еще в январе начали переброску в Финляндию частей финского егерского добровольческого батальона, воевавшего на стороне Германии на Восточном фронте с 1915 года. 
Тысяча этих финских егерей-добровольцев, в условиях вялотекущей гражданской войны, оказались огромной мотивирующей и организующей «белых» финнов силой.
Их использовали в качестве инструкторов, командного состава в щюцкоровских частях и они сыграли огромную роль в повышении их дисциплины и боеспособности.
Все-таки суровая школа германского рейхсвера и двухлетний опыт войны, под немецким командованием, в действующей армии, полученный егерями, значили очень много…


А вот финская Красная гвардия, в основном состоявшая из рабочих и не имевшая военной подготовки,  действовала очень пассивно, в оборонительном стиле.
Её отдельные отряды стремились оборонять свои поселки, городки или хутора, не умели, да  и не желали участвовать в активных наступательных операциях или даже просто переезжать в удаленные от своего места жительства районы.
Все попытки красного финского командования в лице нового «главкома» Тайми и Свечникова создать хоть какой-то стратегический резерв войск, в своем подчинении, ни к чему не привели.


В это время «белое» финское правительство, находившееся в г. Ваза, стало понимать, что без помощи иностранных войск белофиннам будет сложно одержать победу и война может затянуться.
Сначала лидеры белофиннов попытались обратиться за прямой военной помощью к Швеции (!!!), которая тогда была нейтральной страной и не участвовала в ПМВ. В Швеции были традиционно сильны позиции социал-демократов и прямое вмешательство шведских войск в мировую войну, фактически на стороне Германии, вызвало бы в стране непредсказуемые последствия. Это хорошо понимали правящие шведские круги, и от прямого вмешательства в гражданскую войну в Финляндии Швеция уклонилась, ограничившись поставками вооружения и направлением Маннернейму своих добровольцев.
После отказа Швеции в участии в интервенции, белофинские правители – обратились за военной помощью к кайзеру Вильгельму Второму.
Надо сказать, что у финских националистов было очень оригинальное понимание собственной «нэзалэжности»:
они категорически требовали от России вывода русских войск (стоявших в Финляндии более 200 лет) и с удовольствием представляли свою территорию для германских войск (в 1918 году – кайзера, а в 1941 году – Гитлера)
Если о Маннергейме у нас сказано и написано множество статей и книг, то о другом финском лидере, организовавшем тогда германскую интервенцию в Финляндию, у нас, как правило,  мало что знают.
Вот небольшая справка о нем:

 Свинхувуд  Пер Эвинд (1861—1944) — государственный и политический деятель Финляндии, по профессии — адвокат.
В 1907—1914 годах — депутат Сейма (финского парламента) и его председатель (до 1912).
Принадлежал к правому крыло младофиннов, приверженец финского шовинизма и германофил. После начала I Мировой войны был за прогерманскую пропаганду выслан из Финляндии в район Томска. (Был «незаконно репрессирован», как сказали бы нынешние либеральные публицисты)
Вернулся в Финляндию после Февральской революции, успешно разрекламировал себя как «жертву царского произвола» и был провозглашен  «национальным героем».
В ноябре 1917 — январе 1918 года — президент Сената (премьер-министр).
В январе 1918 года арестован Красной гвардией, но в марте того же года бежал в Германию, где обратился к кайзеру с просьбой об организации немецкой военной экспедиции в Финляндию с целью подавления революции. С апреля 1918 года — глава белого правительства в городе Васа, в мае-декабре 1918 года — финский регент.
Свинхувуд был сторонником монархии и водворения в Финляндии немецкой династии, из-за чего под давлением Антанты был вынужден оставить свой пост и до 1925 года не участвовал в политике.
В условиях усиления крайне правых сил в Финляндии в 1930 году призван к власти, в июле 1930 — феврале 1931 года — премьер-министр, в 1931—1937 годах — президент.
В 1937 году потерпел поражение на выборах и ушел в тень.
Во время советско-финской войны безуспешно пытался добиться от Гитлера и Муссолини отправки в Финляндию экспедиционных корпусов. Один из главных организаторов «белого террора» после подавления Финляндской  революции.


М.С. Свечников так вспоминал о начале германской интервенции в Финляндию:
«Моральное впечатление, произведенное немецкой интервенцией было огромно.
Она буквально парализовала действия правительства, не говоря уже о массах, у которых, после небольшого подъема небывалого еще в истории рабочего движения, наступила пора нервозности, неуверенности в своих силах, и навлекла панику.
В то время Германия достигла апогея своей славы, своего могущества и в результате своих успехов к этому моменту всемирной войны могла диктовать свои требования Советскому Правительству…
Даже русские добровольцы стали постепенно оставлять финскую Красную армию, что еще больше расстраивало ее ряды и производило невыгодное моральное впечатление».

С момента высадки регулярных германских войск, результат Гражданской войны в Финляндии стал предопределен.
Никакого существенного сопротивления дисциплинированным и хорошо подготовленным  германским частям разрозненные отряды финской Красной гвардии и русских добровольцев оказать не смогли.
Началась быстрая  деморализация, многие самовольно оставляли свои позиции, или просто разбегались по домам.


Вот некоторые вехи последнего этапа Гражданской войны в Финляндии:
3 апреля по соглашению с Германией на полуострове Ганге (Ханко) высадилась «Остзейская дивизия под командованием генерала Рюдигера фон дер Гольца. Дивизия насчитывала около 18 тыс. человек.
Через несколько дней в Ловизе высадилась вспомогательная немецкая бригада полковника Бранденштейна численностью около 2 тыс. человек.
 
Главные силы немцев начали наступление на Гельсингфорс (Хельсинки) и 12-13 апреля взяли его.
4 апреля, в связи с создавшимся угрожающим положением было принято решение о переводе Совета Народных Уполномоченных и Главного штаба Красной Гвардии из Гельсингфорса в Выборг.
Переезд состоялся в ночь на 9 апреля. В Выборге рабочее правительство Финляндии располагалось вначале в гостинице «Бельведер», а затем — в Выборгском замке.
 
6 апреля, после упорного сопротивления, пал Таммерфорс (Тампере). В боях за город на стороне белых принимал участие шведский батальон, так называемая «Чёрная бригада».
12 апреля последовал приказ главнокомандующего К. Маннера об отводе войск с запада на восток (после переезда в Выборг к нему — главе Совета народных уполномоченных — «перешли и функции главнокомандующего» Красной Гвардией). Однако благоприятное время для выполнения этого и последующих приказов было упущено, части Западного фронта были в 20-х числах апреля окружены войсками немцев и белофиннов и «после пятидневных боёв в районе Тавастгуса — Лахти, сложили оружие».

В час ночи 26 апреля Совет Народных Уполномоченных, командование Красной гвардии и группа ответственных финских товарищей» отплыли из Выборга в Петроград.
Накануне отъезда главнокомандующий финской Красной гвардией К. Маннер и исполняющей обязанности начальника штаба Э. Гюллинг подписали следующий приказ: «Настоящим приказываю выборгским восточным батареям поддерживать более мощный артиллерийский огонь с целью помешать продвижению противника к дороге на Койвисто до того, когда органы, руководящие обороной города, не прикажут иначе, или когда сопротивление батарей станет невозможным, или продвижение частей Красной гвардии восточнее Койвисто приведёт к необходимости прекращения обстрела и уничтожения батарей.

В Выборге остались и продолжали руководить боями Эдвард Гюллинг и Эро Хаапалайнен, «исполняющим обязанности начальника обороны Выборга» был назначен «старый красногвардеец Рантала, состоявший в Красной Гвардии ещё во время Свеаборгского восстания».
На следующий день после отъезда правительства в Петроград железная дорога Выборг—Петроград была перерезана белыми.
Выборг штурмовала армия белофиннов, которой командовал шведский генерал Лёфстрем. В её составе было «9 пехотных полков с артиллерией, и другими войсками, общей численностью в 30 тыс. человек, к которым спешили подкрепления. Красных было около 20 тыс., подкреплений им ждать было неоткуда».

В Выборге, сразу же после его захвата, начинался кровавый шабаш победителей. Перед тем как рассказать о нем, надо обратить внимание читателей на одно важное обстоятельство.

С началом  финской Гражданской войны, русофобия в Финляндии (точнее в «белой» ее части) принимает наиболее массовые и радикальные формы.
Причину такого положения дел сформулировал финский историк О. Каремаа:
«Во время гражданской войны в Финляндии за разжигаемой русофобией, как представляется, стояло желание белых сделать русских козлами отпущения за все жестокости и тем самым обосновать собственные идеи», «по психологическим причинам жестокую правду о братоубийственной войне пытались замаскировать якобы идеологической борьбой в защиту западной культуры от русских, объявленных заклятыми врагами…без внешнего врага поднять массы на войну было бы сложно».
Иначе говоря, «белым» в Финляндии требовалась какая-то внешняя угроза, чтобы отвлечь собственное население от тех глубоких политических и социально-экономических проблем, которые привели финское общество к расколу и войне.

И такой угрозой была объявлена Советская Россия и в частности — русские войска, которые еще не были полностью выведены с территории Финляндии после получения ей независимости.
 В общественное сознание финнов начала активно внедряться мифологема «освободительной войны» против России, которая должна была подменить собой реальную гражданскую войну, хотя в действительности русские войска не несли никакой угрозы финской независимости, а вся помощь РСФСР красным финнам свелась к помощи добровольцами, поставкам оружия и идеологической поддержке.

В итоге ненависть к русским, в этот период, вылилась в Финляндии в открытые этнические чистки.
Русские подвергались уничтожению безотносительно того, служили ли они добровольцами в Красной гвардии, или были сочувствовавшими белым гражданскими лицами.


В Таммерфорсе после его взятия белыми 6 апреля 1918 г. было уничтожено около 200 русских, в том числе белых офицеров.
21 февраля 1918 года в Варкаусе белофинны  казнили около 90 человек, а в середине марта – около двухсот. 10 марта в полевом госпитале Красного Креста Хармойнен были казнены все раненые и некоторые работники персонала.

О  событиях последних дней апреля 1918 года в окрестностях Выборга в своём дневнике рассказал писатель Сергей Минцлов, проживавший в то время в своём имении, в деревне Кямяря, что находилась в 7 км от одноимённой железнодорожной станции.
Приведем  некоторые  выдержки из его «Дневника»:

10 / 23 апреля
Вчера с полудня к ставшему обычным уханью дальнобойной пушки присоединились частые удары лёгких орудий, затем затрещал ружейный огонь и зататакали пулемёты. Пальбы пошла непрерывная.
Около 7-ми часов вечера прибежала взволнованная чухонка и сообщила нам, что напали «лахтари», что последних много и что перекрёстки дорог на Хейнйоки и Питер близ имения Гуревичей и большая пушка уже в их руках... Бой продолжался всю ночь... В половине пятого утра... мы поднялись... я раздавал коровам сено, и вдруг дверь в коровник приотворилась и выглянула голова в австрийской серой фуражке...
За нею виднелись фигуры в серых австрийских же куртках, с белыми повязками на левых рукавах и с винтовками... Без четверти семь наступила полная тишина... Итак, прихода белых мы дождались...
Должен отметить, что стоявшие у нас красные были вежливые и корректные. Среди тех, кто постоянно ходили к нам за молоком, были и очень симпатичные люди, и очень жаль, если они убиты. Как они слепо верили в полное торжество своё!...

(Обратите внимание, что именно «чухонка» (т.е. женщина финской национальности) в разговоре с Минцловым именовала приближающиеся войска белофиннов «лахтарями».
Лахтари  - буквально «мясники» — от фин. lahtari, мясник). Так называли белофиннов красные и местное население из-за массовых расправ и их беспримерной, по тем временам,  жестокости).

12 / 25 апреля
… 6 часов вечера. Жена пошла в деревню по делу с чухонкой Марьей, живущей в доме напротив нас. Муж Марьи, имеющий шесть человек ребят, был месяца два назад задержан в Хейнйоках белою гвардиею и работал у неё: недели две назад он сбежал... Во время боя он и другие скрылись в Перо — соседнюю деревню, но вчера он пришёл обратно. Вечером его вызвали в усадьбу Гуревичей, где помещается штаб, и ночевать домой он не возвратился... Когда жена моя и Марья поравнялись с двумя финнами из нашей деревни, убиравшими убитого красногвардейца, один из них обратился к ней и сказал, чтобы она пошла в народный дом: там лежит труп её мужа... Его нашли в лесу расстреляным... Впечатление этот расстрел произвёл огромное, и не в пользу белых. Ненависть между ними и красными жесточайшая...
Русских солдат и матросов, попавших им в руки, белые, по словам их же офицеров, приканчивают без разговоров.
13 / 26 апреля
Заговорили выборгские пушки, гул их доносится явственно... Когда начался бой в нашей деревне, красные велели управляющему имением Гуревичей и служащим там же женщинам уйти в оранжереи... Служащие пролежали всю ночь в оранжереях на полу и, когда выстрелы стихли, вышли наружу.
На них... наскочили белые... Узнав, что они русские,... потребовали, чтобы они сейчас же убирались вон... Дом в имении ограбили немедленно: взломали сундуки и шкафы, ещё оставшиеся нетронутыми, забрали из них всё, даже шубы.
При этом говорили, что грабят потому, что это имущество русских... В лесах кругом... слышались выстрелы: приканчивали находимых красных.
14 / 27 апреля
Выборг ревёт и гремит. Канонада идёт беспрерывная.
Заходил проведать нас Трейгут (управляющий соседним имением). Ограбили их имение основательно, как красным и не снилось...
Трейгут рассказал нам, что если бы не несколько шведских офицеров, бывших в отряде, бравшем Кямяря, мы все русские были бы перебиты, так как на этом настаивали финны-офицеры и солдаты — и только решительный протест шведов спас нас.
15 / 28 апреля…
Ещё 4-ро красногвардцейцев-финнов из нашей деревни приговорены к смерти. Двое из них утром сегодня вернулись из леса, где скрывались, в деревню, и их отправили в Сайнио, куда передвинулся штаб... В нашей деревне в каждом доме по покойнику, а то и по два. С такими расправами следовало бы не торопиться!
16 / 29 апреля
В имении Гуревичей уцелели только стены: стулья и кресла переломаны ударами об пол, стёкла все выбиты, шкафы и комоды разбиты вдребезги, картины, обивка с диванов содраны, занавеси с окон сорваны... Из имения увезли решительно всё — от топора до бочонков...
Вероятно, в видах справедливости, победители ограбили и своих местных финнов, бежавших во время боя из своих изб…
(Минцлов С. Трапезондская эпопея. Дневник // Литература русского зарубежья. Антология. Т. 2. М., 1991. С. 314-318).

Многие выборжане, в первую очередь бывшие офицеры русской императорской армии, с радостью встречали белофинские  войска, думая, что они принесут им «свободу».
Смотритель местной церкви Юхо Кочетов вспоминал, как один русский офицер «с букетом в руках и униформе пошёл приветствовать белогвардейцев, но был вместо этого расстрелян».
Йох. Кайкко в своих мемуарах вспоминал: «один имеющий связь с щюцкором (военизированная националистическая организация в Финляндии) русский офицер в высоком звании был убит вместе с Ээнокки (брат рассказчика). При полном русском обмундировании он отправился на улицу сказать белогвардейцам слова приветствия, и первый встреченный им солдат без раздумий застрелил его».

Белофинны начали вламываться в квартиры ночью, искать там «не финно-угров». «Сначала тихо и  нетребовательно стучали в дверь. Из квартиры не доносилось ни звука. Более настойчивый стук также оставался без ответа. Приходилось сильно стучать. Тогда испуганный женский голос спрашивал: «Что вы хотели?». Находящиеся на улице кричали, что они белогвардейцы, которые ищут красных. Лучшего пароля нельзя было и придумать. Двери распахивались настежь, и все жильцы радостно устремлялись на улицу. Таким образом, чистки проходили легче, так как жители помогали белым».
Однако, в основном, белые финны действовали более жестко. «…приехавший в середине мая из Петербурга в Выборг очевидец по фамилии Катонский рассказал о событиях в пригородах Выборга следующее:
«28 апреля около 6 часов утра белые с Коликкойнмяки бросились в город с криками «стреляй русских». Они вламывались в квартиры, хватали и убивали, отвозили людей на валы и расстреливали из пулеметов. Расправлялись, в основном, с мужчинами, но были и дети».

«Поверенный из города Вааса Ёста Бреклунд, который лично участвовал в расстреле, рассказывал о случившемся: «Пленных расставили во рву так, чтобы они образовали прямой угол. Охранявшим приказали выстроиться в цепочку перед пленными и стрелять. Первыми начали стрелять солдаты, находившиеся в начале процессии, затем все остальные, в том числе и рассказчик (...). Почти сразу, как только начали стрелять, большая часть заключенных упала на землю. Несмотря на это, стрельба продолжалась еще примерно пять минут. На валах были военные, егеря (...). Через некоторое время человек в немецкой егерской униформе приказал поднять винтовки и огонь прекратился, после чего мужчины подошли ближе к убитым.
Затем сначала двое, один из которых был в немецкой егерской форме, начали из револьвера стрелять в головы раненых, но еще живых людей. Постепенно к ним присоединились и другие»4. После 29 апреля убийства длились еще несколько недель. Последним убитым стал Николай Иванов, жизнь которого оборвалась 16 июня 1918 года. Также несколько русских умерло в выборгском лагере для военнопленных.

Есть список, в котором представлено 327 фамилий убитых. Но, вероятно, казненных было значительно больше. По подсчетам Ларса Вестерлунда тогда в Выборге было убито 360-420 граждан. Из них примерно 50-100 убийств было совершено вечером 28 – утром 29 апреля; во дворе Выборгского замка 29 апреля – 10-20; между валами у Фридрихсгамских ворот – 200; 30 апреля – 16 июня – около 100 человек. Среди них больше всего было убито военных чиновников, офицеров и рабочих. Также там было убито 23 подростка.
При этом уничтожали не только русских. В списке из 327 фамилий есть граждане и других национальностей, например 23 поляка. Были убиты даже двое итальянских рабочих.

Кого убивать, финны определяли в первую очередь по одежде и акценту. Многие бывшие российские офицеры носили свою форму и говорили, само собой, не на отличном финском языке. Таким образом, белофинны «вылавливали» свои цели.
Или же просто кричали: «Русские на выход!» и всех, кто вышел, строили в колонну и вели на расстрел.

Ответственность за эту резню никто не понес. Дело в том, что егеря и финские ультраправые (которые учинили это массовое убийство) были в те годы грозной силой, на которую опиралась финская армия. Положение главнокомандующего армией Финляндии, бывшего генерал-лейтенанта Русской императорской армии, Карла Густава Эмиля Маннергейма было очень шатким: националисты ненавидели его за службу на «русских свиней».
Поэтому Маннергейм предпочел не проводить расследования по факту бессудной казни русского населения Выборга.
 Причем убитые не были ни в чем виноваты перед независимой Финляндией: они не принимали участия в боевых действиях, а многие из них даже считали себя союзниками белофиннов.
(http://forum-msk.org/material/news/11728088.html)

Лахтарями было убито множество ни в чем не повинных русских людей.
В прошении протоирея Выборгского кафедрального собора Михаила Успенского говорится:
«Наряду со многими сотнями русских семейств в г. Выборге и мою семью постигло тяжелое несчастье. Трое моих племянников, которых я воспитывал, как своих детей (они были сироты): Григорий Александрович Михайлов 23 лет, Андрей Александрович Михайлов 20 лет и Петр Александрович Михайлов 18 лет - погибли напрасными и невинными жертвами от руки белогвардейцев.
В первый день вступления белой гвардии в Выборг они, взяв свои документы, пошли зарегистрироваться у белогвардейского начальства. Не зная за собой никакой вины, они смело и доверчиво шли, уверенные в благородстве и закономерности действий белой гвардии. И за свое доверие жестоко поплатились. Без всякой вины они были расстреляны белогвардейцами. Моя жена нашла их потом за Фридрихгамскими воротами в общей груде русских мучеников.»

Свидетельница тех событий  Аура Кийскинен с болью описывает трагедию жителей выборгских предместий:
«Белогвардейцы непрерывно обстреливали из пушек Коликкойнмяки, и весь этот рабочий район Выборга был охвачен огнём... с каждым новым залпом загорались всё новые и новые дома, расширяя море огня.
Я прожила в Выборге пятнадцать лет и была свидетельницей того, как разрастался этот рабочий район. На моих глазах многие лично мне знакомые рабочие построили здесь... свои домики, отказывая себе в самом необходимом, лишь бы к старости иметь крышу над головой...
Не хватает слов, чтобы рассказать о тех ужасах, которые переживали старики, женщины и дети, бежавшие лавиной из охваченного огнём Коликкойнмяки. Вот бредёт женщина с котомкой за плечами, в которую она в спешке сунула под руку скарб. В этой котомке теперь всё её имущество. На руках она несёт ребёнка. Двое других, плача, бегут рядом. Они идут в темноту ночи, освещаемой пламенем из собственного горящего домика. Куда идут? — Этого никто не знает. Но страх гонит их вперёд...»
(Кийскинен Аура. За десятилетиями. Петрозаводск, 1958. С. 228.)
Как только белые вошли в Выборг, здесь, как и в других населённых пунктах, захваченных ими, начались массовые расстрелы, проводившиеся без суда и следствия.
 
Вот что было рассказано об этом в трудах исследователей, материалах периодической печати, очевидцами событий:
 «... В Выборге зверства белых  были настолько ужасны, что даже находящиеся в Выборге консулы иностранных держав решились сделать протест против жестокого избиения рабочих. Когда белогвардейская армия 29-го апреля вступила в город, то немедленно же начались аресты и казни граждан.
По доносу было арестовано пять членов совета, экспедитор Алексеев и уполномоченный выборгской почтовой конторы Коми. Их увели во двор находящейся рядом школы и без всякого следствия расстреляли. Один из расстрелянных не умер от пули, и палачи вонзили в его шею топор...
Сколько было казнено взятых в плен красногвардейцев и арестованных граждан, неизвестно, но во всяком случае количество убитых весьма значительно. Могилы, в которых этих граждан похоронено по 50 и по 100 человек, являются лучшим доказательством зверства белогвардейцев.

Арестовывали всех, кого лишь подозревали в неблагонадёжности. Все казармы и школы были переполнены арестованными. Русских и евреев расстреливали целыми массами. Расстрелы происходили обыкновенно рано утром, около 4-6 часов… При расстрелах буржуазия не разбирали виновных и невиновных. Так, например,… расстреляли одного русского капитана и двоих прочих лиц, которые скрыли некоторых белогвардейцев, чтобы они не попали в армию красных…
В Выборге, Гельсингфорсе, Таммерфорсе была расстреляна масса русских рабочих... В Усикиркке и Куолемаярви на местах казни заключённых находились груды трупов, причём в каждой груде насчитывалось по 5-15 трупов». (Торниайнен Э. Рабочая революция в Финляндии. М., 1919. С. 61, 63-65)

Аура Кийскинен (под видом больной она скрывалась в это время в больнице дьяконисс в Сауналахти) сообщала в своей книге:
Сестра больницы Альма-София рассказала ей следующее:
«Лахтари охотятся за людьми, как за дикими зверями, и расстреливают их на месте. На улице Алексантеринкату, во дворе школы, расстреляли работников почты, не прекращавших работы во время власти красных. Расстрелян какой-то Кесси Ахмала. Говорят, что он был писатель или поэт.
Трупы расстрелянных валяются во дворе уже несколько дней. Та же картина и перед рабочим домом и в его дворе. Здесь расстреливают также евреев. Рассказывают, что на улице Мустайнвельстенкату] владельца магазина готового платья расстреляли в подъезде магазина...».    (Кийскинен Аура. За десятилетиями С. 238-239).

Другая из сестёр больницы — Мария — поведала Ауре Кийскинен о страшной картине, которую ей довелось увидеть во рвах Аннинских укреплений:
«Сегодня около одиннадцати часов утра, — рассказывала Мария, — пошла я по делам в город. По дороге в Нейтсютниеми, около рвов, наткнулась на двух истерически плачущих русских женщин. Я остановилась и спросила, что случилось? Заметив по моей одежде, что я — «сестра милосердия», как они называют, и, услышав, что я говорю по-русски, женщины уцепились за меня, как утопающие хватаются за соломинку, и стали просить помочь им найти во рву расстрелянных мужей. Солдаты, охранявшие ров, не пускали их туда.

Оказывается, накануне, ночью или рано утром, ко рву привели несколько сот русских солдат и финских красногвардейцев, поставили на край рва и расстреляли. Всех свалили в одну кучу. Позднее рассказывали, что у этих рвов расстреляли в разное время не менее двух тысяч человек.
— Я объяснила солдатам, — рассказывала далее Мария, — что эти женщины хотят проверить, есть ли среди расстрелянных их мужья, и что во имя человечности им следует разрешить это. Солдаты отдали честь, очевидно, моей форме сестры, и разрешили нам пройти… Трудно описать словами ту страшную картину, которая открылась перед нами. Трупы расстрелянных валялись вповалку в самых различных положениях. Стены рва были забрызганы кровью и кусками мозга, а в промежутках между валами земля превратилась в сплошную кровавую слякоть. Здесь не возможно было пройти, а о поисках родных не могло быть и речи. Мы поспешили уйти от этого ужасного места, подавленные морально и физически. Неужели это происходит в XX веке?..».


О том, что во рвах Аннинских укреплений происходили массовые расстрелы, в частности  русского населения, рассказала на своих страницах в некрологе «Памяти погибших» газета «Свобода России»:
«…Белая гвардия вошла в крепость через так называемую Восточную позицию и, рассыпавшись по городу, стала арестовывать всех носивших военную форму и не умеющих говорить по-фински. Как говорили, на офицеров существовал какой-то проскрипционный «черный список», куда будто бы были включены фамилии некоторых. Никто этому значения не придавал, так как беспартийность русских офицеров была, казалось бы, вне сомнения. Но, по-видимому, такой список действительно был, т.к., например, подполковник Высоких был арестован потому, что у него в квартире нашли разыскиваемого капитана Климова. Большая часть расстрелянных офицеров — артиллеристы крепостной артиллерии» (Свобода России, № 23 (23 мая 1918).

На Сорвальском кладбище сохранились надгробия над могилами этих двух расстрелянных в Аннинских укреплениях офицеров. Из архивных документов известно, что отставной 43-летний подполковник В.А. Высоких был членом Ликвидационной комиссии в качестве начальника артиллерийского отдела.
Вероятнее всего, рядом с могилами В.А. Высоких и К.П. Климова были захоронены расстрелянные одновременно с ними артиллеристы — солдаты и офицеры: командир Выборгского артиллерийского полка подполковник М.Т. Софийский, члены Ликвидационной комиссии генерал Скобельцин («начальник управления по общим делам ликвидации»), подпоручик Н.М. Кирилин, прапорщик Алексей Брагин и другие.
 
В  газете «Свобода России» приводится письмо женщины (её имя не называется) к родственникам одного из погибших. Вот отрывок из него: «Про расстрелы, конечно, все в городе слышали, но никто не думал, что они были проведены над офицерами без суда. Когда все места, где могли бы сидеть арестованные, были пройдены, мы отправились на место расстрела (у Фридрихсгамских ворот), где и нашли их.
Трупы были сильно обезображены: лица были покрыты кровью и пылью, большинство были убиты в голову. Убитых было так много […] тут были офицеры, солдаты, реалисты и масса русских рабочих. Искала я М.В. Молчанова, а нашла совершенно случайно двоюродного брата, мальчика 14-ти лет (реалиста), и многих знакомых. Вначале трупы брать не разрешали, но потом удалось выхлопотать разрешение похоронить знакомых […] Настроение у всех русских страшно подавленное».


В статье старшего научного сотрудника Государственного музея «Выборгский замок» Зинаиды Анатольевны Новоселовой «Выборг в период революции и гражданской войны в Финляндии» содержатся малоизвестные  подробности той трагедии:
«Несколько лет тому назад сын одного из белых нашёл на чердаке «Протокол допроса» свидетелей расстрела 29 апреля.
Комиссия под председательством Вика (Wiik) была назначена по указанию коменданта Выборгской крепости генерал-лейтенанта Лёвстрём-Толла (L;fstr;m-Toll). Приводим фрагменты из некоторых свидетельских показаний:

Капитан Кости Сундберг (Kosti Sundberg): «не знал, какие войска в этот день производили расстрелы, но слышал, что русские пленные рядами были проведены в Фридрихсгамские ворота и в ров, после чего солдаты стали цепью вокруг пленных и расстреляли их […] несмотря на просьбы о помощи».

Майор Ёквист (;hquist), командир 9-го егерского батальона: «... чистку проводили военные патрули, которыми командовали офицеры, унтер-офицеры, капралы. Выдавали владельцы домов.
Если те, которых арестовывали, сопротивлялись, их расстреливали во дворе или на улицах. Остальных повели в здание железнодорожного вокзала».
 
Капитан Карл Гуннар Хейнрикс (Karl Gunnar Heinrichs): «... приказал людям проверить дома, где прятались красногвардейцы, и на основании показаний горожан многих арестовали. Штаб батальона находился в финской народной школе, туда привели арестованных. Во дворе расстреляли 8 человек красных и 7 человек из почтовых чиновников из революционного Совета Хельсинки».
Капитан Микко Турунен (Mikko Turunen): «Насколько рассказчику известно, от ж/д вокзала около 1000 заключённых повели по дороге в Хиекка к казармам Минной роты, возле которых часть людей в конце колонны отделили, отвели во рвы и расстреляли».

Купец Эуген Свартстрём (Eygen Svartsr;m): «29 апреля в 1 час дня поехал на лошади к больнице, по дороге, идущей в Монрепо, мимо шествия арестованных, в котором были русские и финны и 2 священника […] Возвращаясь около 4 часов, слышал выстрелы. Прибыл к Фридрихсгамским воротам, из рвов на дорогу выходили солдаты и несли под мышкой сапоги и другие предметы, часть солдат оставалась во рвах, переворачивали убитых. Но он не видел офицеров, которые командовали бы солдатами».
Наиболее массовые расстрелы финских красногвардейцев происходили по утрам за городом на Собачьем кладбище. Там пленных заставляли рыть для себя могилы, а потом уже расстреливали…
Расстрелы и захоронения красногвардейцев происходили и на Папуле. Однако позже белые нашли это место слишком хорошим и заставили пленных красногвардейцев разрывать могилы и перетаскивать уже разложившиеся трупы за гору, на болото.

На трагические события, происходившие в Выборге, откликнулись и иностранные газеты.
Так, шведская «Social-Demokraten» сообщала своим гражданам о том, что в Выборге «белые устроили […] настоящую резню […] расстреляно 4000 красногвардейцев, русских и поляков без какого-либо суда. О польских жителях Выборга было известно, что они во время войны симпатизировали белым. Но были славяне — этого оказалось достаточно для расправы» ( Social-Demokraten, 12.07.1918; Hufvudstadsbladet, 17.07.1919).

Точное количество людей, расстрелянных в Выборге в период белого террора, неизвестно. Исследователи и свидетели тех событий называют цифру от 3 до 5 тысяч человек.
Из них около тысячи — гражданские лица: русские, поляки, евреи, а также русские солдаты и офицеры, в основном уже демобилизованные. Многие из тех, кому удалось избежать расстрела, погибли затем в концлагерях от голода, болезней и непосильного труда». («Гражданская война в Финляндии. Выборг. 1918 год». Материалы научно-практической конференции. СПб., 2012).


Трагические события в Выборге вызвали широкий резонанс в России.
Советское правительство 13 мая обратилось к германскому послу В. Мирбаху с просьбой о создании совместной комиссии для расследования убийств русских жителей Финляндии.
При этом происшедшее в городе описывалось следующим образом:
«Здесь происходили массовые расстрелы ни в чем не повинных жителей русского происхождения, совершались чудовищные зверства над мирным русским населением, расстреливались даже 12-летние дети. В одном сарае в Выборге, как передавал свидетель, последний видел 200 трупов в том числе русских офицеров и учащихся. Жена убитого подполковника Высоких рассказывала свидетелю, что она видела, как уничтожаемые русские были выстроены в одну шеренгу и расстреляны из пулеметов. По словам свидетелей, общее число убитых за два дня доходит до 600 человек.
 
После занятия Выборга белогвардейцами группа арестованных русских подданных, числом около 400 человек, среди которых находились женщины и дети, старки и учащиеся, были приведены к вокзалу; посоветовавшись между собой минут 10, офицеры объявили им, что они приговорены к смертной казни, после чего арестованные были отправлены к Фридрихсгамским воротам на «валы», где их и расстреляли из пулеметов; раненых добивали прикладами и штыками, происходило настоящее истребление русского населения без всякого различия, истреблялись старики, женщины и дети, офицеры, учащиеся и вообще все русские». (Документы внешней политики СССР. Т.1. М. 1959, с. 299).


В современной Финляндии некоторые финские историки начали пытаться давать объективную оценку белого террора во время Гражданской войны.
Так, в новом исследовании, проведенном в Лапландском университете, утверждается, что расстрел женщин в 1918 году в районе Хеннала финского города Лахти был инициирован самими финнами.
«В лагере для военнопленных было более 2000 женщин и даже грудные младенцы.  В 1918 году в лагере для военнопленных в Хеннале были расстреляны 218 женщин без судебного разбирательства, утверждает новое исследование. Основаниями для массового убийства послужили идеи расовой гигиены и демонизации образа «красных» женщин в буржуазной прессе.
В ходе написания лиценциатской работы,  автор также выяснила, что в военном лагере, вопреки ранее полученным данным, находились дети младше 15 лет, многие из которых погибли.

Марьйо Лиукконен (Marjo Liukkonen), магистр социальных наук, занимавшаяся вопросом судьбы женщин и детей в Хеннале, рассказывает, что сама удивилась итогам исследования:  «Я начала подозревать, что не все рассказывалось. Позже выяснилось, что та информация, которую я нашла, не была изучена ранее».
По ее данным, в Хеннале находились 2216 женщин. Среди них были бежавшие из Южной и Юго-Западной Финляндии жены, сестры и дети красногвардейцев, женщины, находившиеся на вспомогательных должностях в красной гвардии, и бойцы женских батальонов.
Самым молодым женщинам, расстрелянным в Хейноле без судебного разбирательства, было 14 лет. По словам исследователя, раньше расстрелы приписывались немецким солдатам, но результаты нового исследования говорят об обратном.
В Хеннале также содержалось около 13 тысяч красногвардейцев. Лагерь для военнопленных в Хеннале был одним из крупнейших в Финляндии.

«В воспоминаниях, которые я находила во всех архивах, финские, немецкие солдаты и сами красные пленные говорили, что расстрел женщин был проектом финнов», — говорит Лиукконен.
По ее словам, среди причин убийств женщин была в том числе и расовая гигиена: испорченных и строптивых «красных» женщин-солдат считали угрозой для чистых сексуальных отношений буржуазного общества. Раньше утверждалось, что казни женщин, носящих брюки и входящих в состав женских батальонов, были мифом, отмечает исследователь.
По результатам исследования Лиукконен выяснилось, что среди пленных женщин в лагере Хенналы было 289 детей младше 15-ти лет. В лагере были и младенцы.

«То, что в лагере были дети, скрывалось, потому что лагерное начальство запрещало наличие детей в лагерях. Главный врач лагеря в Хейноле даже отправлял подтверждение начальству лагеря о том, что матери и дети были отпущены домой. Историки верили этим отчетам и не проверяли личные карточки военнопленных».
Дети тоже умирали. В воспоминаниях тех, кто побывал в лагере для военнопленных, рассказывается, что детские трупы лежали грудами в коридорах и на чердаках казарм.  «Я  осознала, что, судя по всему, все, что я читала по теме раньше, оказалось неправдой. В лагерях не должно было быть ни одного ребенка», — говорит Марьйо Лиукконен.

В ее исследовании опровергаются утверждения об условиях жизни военнопленных в Хеннале. Пленным не давали еду, которую им покупали на государственные средства и которую они получали в дар от немецких солдат. Вместо этого еда продавалась тем пленным, у которых были деньги.  По словам Лиукконен, также нашлись доказательства того, что у женщин вымогали сексуальные услуги за еду. Сексуальное насилие не было исключительным явлением в военных лагерях, хотя раньше это отрицалось. Пленные писали об изнасилованиях в воспоминаниях, которые Лиукконен изучала для написания исследования.

Для проведения исследования Лиукконен изучила много документов. Она прочла сотни воспоминаний военнопленных и лагерной охраны. Кроме того, она изучила 26 тысяч карточек арестованных, 11 тысяч карточек военнопленных, письма, доказательства в судебных делах о совершении государственного преступления, протоколы допросов, заметки в газетах и сообщениях церковных приходов о погибших и без вести пропавших на гражданской войне.

По словам Лиукконен, массовое убийство женщин, наличие в лагерях детей и обращение с военнопленными долгое время оставались в тени, потому что более ранние исследования основывались на статистике и других исследованиях.
«В более ранних исследованиях рассматривались сразу все лагеря для военнопленных в Финляндии, в общей сложности 61 лагерь, подсчитывались средние показатели и проценты. Личности в таких показателях терялись. К тому же, женщин было меньше, чем мужчин, поэтому о судьбах женщин и детей почти ничего не говорили», — считает Лиукконен.
По мнению Лиукконен, ее работа имеет большое историческое и общественное значение. Она сравнивает происходившее в лагере для военнопленных в Хеннале с событиями в Германии 1930-1940-х годов.

«Финны часто удивляются тому, как в Германии могло произойти то, что произошло. С таким же успехом они могут задаваться вопросом, как в Хеннале произошло то, что произошло в 1918 году. Подобное происходит, если образ какой-то части народа демонизируют».
У Лиукконен часто спрашивают, может ли подобное произойти в наше время.
«Мне хотелось бы верить, что не может. С другой стороны, в воспоминаниях, которые я прочла, тоже никто не мог поверить, что такое могло произойти.
Что 14-летнюю девушку изнасилуют и убьют только потому, что у нее короткая стрижка и она носит брюки.
Мне снились об этом кошмары».
(http://inosmi.ru/history/20160403/235967862.html)

Немало возмущения описанные выше факты вызвали тогда и в рядах русского Белого движения, в результате чего многие его лидеры выступили позднее против обсуждавшихся проектов совместного с финнами похода на Петроград армии Юденича.

Интересна реакция самого генерала Н.Н. Юденича на события Гражданской войны в Финляндии.
Его соратник по войне на Северо-Западе России морской министр Северо-Западного правительства адмирал В.Н. Пилкин в своих дневниковых записях «В Белой борьбе на Северо-Западе: Дневник 1918–1920», приводит следующий разговор с Н.Н. Юденичем
«28 января 1919 г.
Затем  он  пригласил нас с Горбатовским пить чай к своей жене. Александра  Николаевна Юденич пожилая, но очень живая и светская, по-видимому, женщина.
Разговоры, конечно, те же, что ведутся уже два года, о революции, о большевиках и т.п.
Юденич сказал:
«Когда здесь дрались красные с белыми, мое сердце было на стороне красных».

В другой дневниковой записи адмирала В.Н. Пилкина есть еще одно свидетельство очевидца зверств «лахтарей»:
«Приходил ко мне только что приехавший сюда больной, некий финляндский швед Alexahder Diehl. Совсем еще молодой человек 23 лет, весьма живой и франтоватый…
Жил почти все время в России, в Петербурге, Москве, Киеве и, по-видимому, сохранил о России приятное воспоминание. Главным образом, кажется, о театрах, операх и т. д. Но рикошетом это передается и на его отношение вообще к русским.
Он сравнивает их с финляндцами, и сравнение это не в пользу последних, по его словам эгоистичным, грубым, малоинтеллигентным. «Разве можно сравнивать интеллигенцию Финляндии с вашей?» — говорил он.
С увлечением настаивал на том, что будто бы повторение восстания красных в Финляндии невозможно. Что «белая гвардия», именно гвардия, а не армия, теперь вооружена, многочисленна и организованна...
 
Рассказывал он мне о жестокостях их гражданской войны, которые он приписывает злобному характеру финнов.
Он передал мне будто бы виденную им картину целой семьи, с малолетними детьми, пригвожденной топором  к столу их хижины».


С окончанием гражданской войны физическое уничтожение русских в Финляндии прекратилось, но желание финского правительства избавиться от русского населения и беженцев никуда не исчезло.
Еще в апреле 1918 года финский сенат принял решение о высылке из страны всех бывших русских подданных, и в течение весны-лета около 20 000 русских оказались выдворены из страны. (Мусаев В.И. Финляндия и Кронштадтское восстание 1921 г. // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы восьмой ежегодной Международной научной конференции (13–14 апреля 2006 г.).  СПб. 2007, с. 354).
Впрочем, вскоре финны отказались от подобной практики и предоставили российским беженцам возможность попасть в страну.
Обосновывалось это соображениями формирования благоприятного международного имиджа Финляндии.


О том, как жилось русскому населению Финляндии в 1918-1919 годах и пойдет речь в следующей главе.

Продолжение:http://www.proza.ru/2016/09/09/443