начало http://proza.ru/2016/06/03/1199
Очнулась, когда полная желтая луна заглядывала в незанавешенное окно. Встать, чтобы задернуть шторы, сил не было. Мила облизнула пересохшие губы и почувствовала сильнейшую жажду. Такую, что за глоток воды отдала бы все, что имеет. А что она имеет? Этот уже не принадлежащий ей огромный дом, разъединивший ее с детьми вместо того, чтобы соединить… больше ничего. И никого. Пошарив ладонью по тумбочке, она нащупала стакан, к огромной радости он был полон бесценной прохладной влаги. Но воды оказалось мало. Слишком мало.
Женщина попыталась встать и это у нее получилось. По стенке она дошла до кухни, включила свет, налила в бокал из стеклянного кувшина морса. Рука, держащая тяжелый кувшин, задрожала, пальцы разжались, и он с грохотом полетел на пол.
- Что ты делаешь? – услышала она за своей спиной. – Боре завтра на работу, а ты шумишь!
Мила резко обернулась и почувствовала, что падает.
Разгневанное лицо дочери приближалось с каждой секундой, оно нависло над ней, лежащей на холодном паркете и сжимающей ладонью область жгучей боли в груди, рот на лице еще что-то выговаривал, но спасительная тишина опустилась на грешную землю, оставив далеко позади мнимые блага, обманывающие людей своей мнимой притягательностью. А потом через легкую пепельную дымку, моментально затянувшую комнату, проявился молочно-белый свет, и Мила увидела желтую песчаную дорожку, ведущую к этому свету.
«Галлюцинация», - решила женщина и затрясла головой, отгоняя наваждение. Голова оказалась легкой и весом напоминала воздушный шар.
- Иди, - донёсся откуда-то сверху шелестящий гипнотизирующий шепот. – Иди сюда!
Сквозь призму блаженства, охватившего ее, Мила осознала, что окружающие предметы стали подозрительно быстро терять свои очертания и расплываться в пространстве, только белый стол с пустым стаканом да тело худой женщины в ситцевом старушечьем платочке, разметавшей руки, словно собираясь взлететь, по-прежнему оставались на месте. Это тело было чужим и Мила не испытала душевной боли при его созерцании. Только острая печаль по чему-то утраченному обвалилась камнем на грудь, и Мила захотела к груди прикоснуться. Мгновение, и ее ладонь прошла сквозь дешевую турецкую ночную рубашку и провалилась в вязкой глубине чьей-то эфирной оболочки. Чьей-то?
- Наконец-то, - услышала она снизу и вздрогнула от неожиданности. – Как же я боялась, что начнет под себя ходить. Жаль, эвтаназия в нашей долбанной стране запрещена.
- А я на что? – мужской голос ликовал, и Мила хорошо знала этот голос. – Подушка на нос и дело сделано!
- Слава Богу, обошлось без подушки, - Наташка радовалась. Она радовалась ее смерти.
Дочь брезгливо взяла двумя пальцами со стола бокал, выплеснула в раковину воду и бросила его в помойное ведро. Зять схватил сотовый и начал набирать чей-то номер.
- Полиция? – сморщив большой рыхлый нос, закричал он в мобильник. – Приезжайте, тут старуха преставилась! Как от чего? Сердце, наверное, но у нее еще и рак был. Записывайте адрес!
Мила хотела проглотить слюну, но ее не было. И горла как такового не было. Если бы у нее имелось сердце, оно бы вдребезги разлетелось от увиденного и услышанного.
-Иди сюда, - снова обволакивающе зашептали сверху. Дорожка дернулась и резво приблизилась к новопреставленной.
- Наконец, этот дом наш! – разрезал обволакивающий шепот ликующий крик рожденного Милой ребенка. Того, которого она так тяжело носила, того, кого она оберегала от болезней, не спала ночами, того… И этот дом она тоже рожала, они с Ваней экономили на всем, во всем себе отказывали, подбирали бригады строителей, контролировали их работу, нервничали, не спали ночами… А теперь…теперь негодяи и убийцы по праву наследства будут владеть ее детищем.
- Не пойду! – задыхаясь от негодования, прокричала небесному искусителю женщина. – Пока не пойду! И пусть Господь накажет меня, но я отомщу им! Всем отомщу!
Внезапно наступила тишина. Там, на небесах, убрали лесенку в неизвестную и, наверное, лучшую жизнь, а здесь угомонились новые хозяева ее коттеджа, они сели на диван и стали обсуждать предстоящие похороны.
- Звони братьям, - приказал жене Борька.
- Они не приедут, - откликнулась Наташка. – Кто же захочет бросать место отдыха и возвращаться сюда даже ради погребения матери.
- Собственной матери, - уточнил зять.
- Игорь не сможет, - после первого звонка доложила дочь своему мужу. – Израиль далеко, да и тещу, говорит, оставить не получится, Ирка возмутится. Не хочет Ирка одна на Красном море купаться.
- А мать оставить смог, - усмехнулся Борис.
- Олег завтра вылетит, - обрадовалась Наташка после разговора с младшим братом. – Хоть кто-то помогать будет.
- Наймем фирму, - нахмурился Борис. – Они-то хоть расстроились?
- Олежка – да, а про Игоря не поняла, - пожала плечами молодая женщина.
Больше в подробности их переговоров Мила вникать не стала. Она зависла под потолком и недоуменно разглядывала бывшую себя.
Старая, уже старая, кожа дряблая, желтая. Скоро она начнет синеть и станет невыносимо страшной и отвратительной. А потом труп начнет разлагаться. И что эта мертвая отныне женщина видела в физической жизни? Работу. Нескончаемую работу с утра до вечера и бесконечные родительские обязанности. Изредка случались и счастливые моменты. Они случались тогда, когда ничего плохого не происходило. И все трудности человеческого бытия из-за того, что материальную обузу надо кормить, одевать, обувать, да она еще предпочитает болеть, а для лечения нужны лекарства. Сколько химии выпивает человек за свою жизнь?
- Вот и приехали, - послышался возбужденный Наташкин голос. Мила вздрогнула и всем корпусом повернулась к двери.
Трое молодых ребят в погонах степенно зашли на кухню, за ними последовали медики.
Тело обследовали, завернули в черный полиэтиленовый мешок и загрузили в машину «скорой помощи»
Напоследок взглянула на свою дочь Мила и, заметив на ее губах полуулыбку, прошептала:
- Я еще вернусь.
А затем взмахнула руками и, словно большой воздушный шарик, полетела за неотложкой. Зачем она это сделала, так и не поняла, но стремление быть рядом с тем, что когда-то принадлежало ей, не покидало. Так привязываются к любимому платью и искренне огорчаются, когда оно рвется.
Машина, вывернув из коттеджного поселка, помчалась в сторону города. Странно, но Мила ничего не делая, не отставала от нее. Просто она мысленно привязалась к «скорой», и эта мысль исполнила ее желание. Летя, она с удивлением рассматривала окрестности и видела тени, мечущиеся зигзагами над шоссе.
«Странные тени», - наблюдая за ними, думала женщина, - наверное, это жертвы аварий, произошедших здесь»?
Мегаполис приближался, и Мила стала задыхаться от обилия черноты, идущей от него. Эта чернота давила и раздражала, не давала сосредоточиться и вызывала чувство отчаяния. Наконец, «скорая» заехала в ворота больничного комплекса. Равнодушные к ее смерти медики вынесли черный мешок и бросили его на тротуар возле маленького одноэтажного здания. Из него вышли два мужика в халатах, когда-то бывших белыми, халаты кишели подтеками крови и желтыми разводами.
Мужики взяли мешок, и Мила вслед за телом очутилась внутри морга. За столом сидел усталый седой врач. Вцепившись мощными пальцами в плетеную булочку, он жадно пожирал ее, запивая дымящимся чаем. Над врачом понуро висело несколько теней. Проигнорировав новенькую, они с неодобрением наблюдали трапезу живого человека. Одна из теней, юная девушка, глотала несуществующие слюнки.
- Не ела уже несколько дней, - пожаловалась молодая брюнетка худому и лысому старику лет восьмидесяти. – Когда меня убили, я пролежала в кустах трое суток, пока меня не нашли.
-Почему ты не поднялась туда? – спросил дед и покосился на Милу.
- Я должна отомстить убийце, - пробормотала девушка. – А вы почему не ушли?
- Я тоже должен отомстить, - превратив губы в ниточку, недобро прищурился старик. - Свеженькая?
Это он обратился к Миле.
- Народные мстители, блин, - послышался из угла громкий злой шёпот
Мила вздрогнула и развернулась на этот шепот, за ней к нему повернулись и девушка со стариком.
- Что смотрите? – выплыла на середину комнаты невысокая тень мужчины среднего возраста. – А я вот никому не хочу мстить, но меня туда не берут. Говорят, недостоин! Это я-то не достоин! При жизни богатым был, не убивал, не воровал.
- И как же ты разбогател? – язвительно произнес старик.
- В девяностые на ваучерах только придурки не разбогатели! – фыркнул мужчина, почесал несуществующий нос, а затем резко отдернул от него короткопалую ладонь. – Вот, блин, никак не могу отделаться от дурной привычки!
- Они и попали на Небеса, - подытожил дед и усмехнулся.
- Поведай о себе, дочка, - спустя минуту попросил он Милу, тихо висевшую в стороне.
И она выплеснула наружу наболевшее за два года, а когда окончила рассказ, заметила сострадание в глазах слушателей. За окном окончательно рассвело, Мила опустила голову и увидела свое беззащитное обнаженное тело на столе, его терзали руки, недавно держащие булочку. В ужасе женщина зажмурилась.
продолжение http://www.proza.ru/2016/06/07/1478