На сей раз Мыс Выходной встретил нас неприветливо. Разница между его летним и зимним видом была куда более значительной, чем на полотнах Клода Моне Руанского собора утром и в полдень. Жуткая картина воздействия термоядерного взрыва. Если летом несколько ещё скрашивает впечатление незаходящее солнце полярного дня и вспыхивающие в расщелинах скал огоньки полярных маков, то зимой обстановка мрачная и угнетающе давящая на психику: развалины зданий и искорёженная техника производили впечатление потустороннего мира.
Неисправность определили быстро. Как и предполагали, вышел из строя только автопуск, видать не слабо его тряхануло. К нашему счастью, блок автоматики был в исправном состоянии и аккумуляторная батарея не разрядилась. Устранив неисправность и проверив работу всех датчиков и станции в целом, мы теперь могли возвращаться в Амдерму с чистой совестью.
И только теперь, ожидая вертолёт, посетовали на свою чрезмерную честность и горько пожалели, что не взяли с собой не только спальники, бутерброды и термос с чаем, но даже и спички. В азарте работы мы даже ни обращали внимание, ни на холод, ни на голод – спешили уложиться в отведенное время. А когда всё сделали, то сразу ощутили, что сильно проголодались и продрогли. Ну, ничего, успокаивали мы себя, вот уже совсем скоро прилетит вертолёт, и тогда уж мы...!
Но миновали все оговоренные сроки, а вертолёта не было. Короткий осенний день быстро заканчивался – полярная ночь уж была не за горами, и надежда на скорое возвращение таяла вместе с угасающим светом дня. Если на мысе Крашенинникова геологи не управятся засветло, то на военный аэродром «Рогачёво» вертолёт сможет вернуться и в темное время по приборам, и без затруднения совершить посадку на освещенную посадочную полосу, а нас, в этих условиях, естественно, снять не сможет, а посему пролетит мимо. Никто никому ни чем не обязан. И руководство полигона об этом предупреждало…
И когда совсем стемнело, по спине пробежал холодок, и мы к своему ужасу осознали, что по своей же собственной воле остались в промерзшей насквозь полуразрушенной лачуге без тепла, продуктов и спальников. Но больше всего угнетала мысль, что попадём под «испытание». Есть что-то таинственно зловещее в этой радиации, которую, казалось бы, ты никак не ощущаешь, а она уже невидимой змеёй вползает в тебя. Хотя испытания и подземные, или точнее сказать, заряд закладывают в штольни в горах на Маточкином Шаре, но очень редко, когда наблюдается практически полный камуфлет, а, как правило, происходит просачивание радиоактивных веществ.
Иной раз мощность дозы на технологической площадке может достигать нескольких сотен рентген в час, то есть превышать естественный фон более чем в миллион раз. И тут уже имеет значение, в каком направлении будет распространяться радиационный выброс. Для прогнозирования подходящей для испытаний метеорологической обстановки всегда приглашались самые опытные синоптики из Амдермы.
Рекомендовалось проводить испытания во время циклона с центром в Карском море между Новой Землёй и Ямалом. В этом случае радиоактивный след, втянутый в воронку циклона, топится в Карском море. В случае ошибки синоптиков, изотопный шлейф потянется на Ямал или даже на тундровые области большой земли, бывало, что он распространялся более чем на 500 км и доходил до Нарьян-Мара, Салехарда, Сургута и даже до Ижевска. Что греха таить, иногда и такое случалось.
Самым недопустимым было бы, если б радиоактивный след устремился на запад, на Скандинавию. Тогда не избежать международного скандала. Поэтому и старались, уж лучше перестраховаться и «пожертвовать» Ямалом или Югорским полуостровом, чем упустить этот след на запад. Ведь кроме политических проблем, это ещё и утечка секретной информации, касающейся компонентов, содержащихся в радиоактивном шлейфе.
Наши АРМСы (автоматические радиометеорологические станции) как раз и устанавливались для контроля распространения радиоактивного облака, охватывая полигон с трёх сторон.
Первая станция – на Баренцевой стороне Северного острова архипелага на северо-запад от полигона, на мысе Сухой нос. Здесь до подписания договора Вторая – на Карской стороне Южного острова, на юго-восток от полигона, в устье реки Савина, названной так в честь русского морехода Саввы Ложкина. Он в 1742 году на коче впервые обошёл Новую Землю. Аппаратура этой станции была установлена в избе охотника-промысловика, опустевшей после развёртывания на Новой Земле в 1954-м году ядерного полигона.
На выходе из Маточкина Шара в Карское море на Северном острове, на восток от полигона, существовала полярная станция, названная так же, как и место где она была расположена – «Мыс Выходной». На время испытаний персонал вывозился со станции.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/04/04/1327