Осенью 1961 года в ознаменование очередного съезда партии Хрущёв вознамерился «показать Западу Кузькину мать» и над «Маточкиным Шаром» был произведён воздушный взрыв термоядерной супербомбы, мощностью порядка 60 мегатонн. Ни до, ни после того, никто и никогда не производил взрывов такой мощности. Огненный шар поднялся на высоту до 70 километров и был виден за сотни километров. Содрогнулась не только Новая Земля, содрогнулось всё человечество и ужаснулось.
Сейсмическая волна от взрыва супербомбы впервые была засечена в США, не говоря уже о скандинавских странах. Радиоактивное облако, как сообщали западные средства массовой информации, накрыло не только Новую Землю, но и часть северных территорий Норвегии и Финляндии. А руководитель группы прогнозирования Ю. Израэль не исключал, что часть радиоактивного облака перенесётся на материк и может достичь Японии и даже Америки. И тогда срочно стали вести подготовку к подписанию договора о запрете испытаний в трёх средах.
Вы спросите, а как же полярная станция!? А что полярная станция?! Её волной смыло! Взрывной, разумеется! И, естественно, ни о каком восстановлении не могло быть и речи. Просто нечего уже было там восстанавливать. Вы скажете, что мол, а Хиросима…? Да, Хиросима! Но вспомните, какая там была мощность бомбы?! А потом увеличьте её эдак в несколько тысяч раз. Ну что, теперь представляете?! Нет?! Конечно же, нет! Такое просто невозможно себе представить, пока не окажешься сам там, в той обстановке.
Вот мы и оказались в ситуации сродни жутковатому триллеру о последствиях ядерной катастрофы. Среди развалин, после взрыва термоядерной супербомбы, в насквозь промерзшей, наполовину разваленной лачуге, без тепла и еды, мы были просто обречены, медленно замерзать, ожидая очередного, пусть и подземного, но всё же, ядерного взрыва. А как мы могли поступить иначе, оставив неисправным АРМС, жизненно важного для северо-востока страны направления?!
Когда предыдущее испытание застало нас на Савина, мы всё же были в добротной избе и в тепле. И хотя с продуктами из-за задержки вывоза, уже была некоторая напряжёнка, но засоленная рыба тогда была в достатке. Вот мы её вымачивали, варили и ели. Конечно же, со свежей никакого сравнения. Но, как говориться, не до жиру – быть бы живу! Нам ли привыкать к разносолам?! Да и до полигона было больше сотни километров. Теперь же мы были в непосредственной близости от полигона, можно сказать, у него под боком, да ещё и восточнее его, то есть на самом вероятном направлении распространения смертоносного следа…
Пару дней назад, когда нас вывозили с Савина, вертолёт подсел и снял группу геологов, которые на момент прошлого испытания находились в непосредственной близости от эпицентра взрыва. Как потом выяснилось, нас, на Савина, радиоактивный след не задел, он прошёл севернее, как раз через лагерь геологов…
Потом мы видели их перед вылетом на Большую Землю, окрылённых радостью скорой встречи с родными и близкими. Глядя на их радостные лица, у нас просто язык не повернулся поведать им страшную правду. Я так до сих пор сомневаюсь, правильно ли мы поступили.
Теперь же и мы оказались в роли ядерных заложников. Винить же в сложившейся ситуации можно было лишь самих себя. Ведь военные предупреждали, что не смогут нас вывезти. Так что вылетели мы на аварийный АРМСа на собственный страх и риск. Никто ни в чём не виноват.
Нам не сиделось в теплых уютных квартирах, мы презирали эту мещанскую жизнь. Нам хотелось романтики! Ну, что ж мы добились своего, получили её вволю…, и даже через край! Так что теперь и нечего скулить! И всё же…, погибать никак не хотелось. Хотя от нас в этой ситуации, мало что зависело, но смириться с полной безысходностью никак мы не могли. Радиостанции с собой не было, хотя и проку то от неё не так уж много: услышать нас могла только Амдерма, да и то лишь случайно, поскольку сеансов связи мы не назначали. И всё же, на манер соломинки утопающему, мы соорудили подобие радиоключа, и в далёкую Амдерму от передатчика АРМСа понеслось наше SOS...
Бессонная холодная и голодная ночь длилась, казалось, бесконечно. Пожалели, что Жора бросил курить и без нужды ему теперь были спички и зажигалка. Хотя, впрочем, будь у нас сейчас спички, не то что печку, но и костер не из чего разжечь. Это не Савина, где добротная изба и запас сухих дров и растопки. В этой дырявой развалюхе набилось снега и всё обросло инеем. А как не хватало наших спальных мешков?! Многолетний опыт работы на автоматических станциях в необжитых и самых труднодоступных районах Арктики воспитал из нас матёрых полярных волков, и в какие только переплёты мы не попадали, но всегда находили из них выход. Кроме опыта, тому помогало тщательно подобранное и не раз проверенное экспедиционное снаряжение. Теперь по своей же воле мы вынуждены были отказались от него – и вот жестокая расплата.
Память возвращает к временам Карибского кризиса, когда ложились спать, и не знали, проснёмся ли утром, а перед глазами воображение рисовало зловещий ядерный гриб. Но то было так давно, в далёком детстве, и уже порядком позабылось. А теперь предстало ощутимой реальностью во всей своей зловещей сущности. Это давило на психику, чуть ли не доводя до умопомрачения.
Жителей Хиросимы бомба накрыла внезапно, они даже и сообразить-то не успели, что же произошло. Наша ситуация сродни приговорённым к электрическому стулу, когда утром им объявляют об отклонении помилования и выстригают на голове волосы, и несчастные до вечера пребывают в этом ужасном состоянии ожидания смертельной кары. У некоторых психика не выдерживала и этим облегчала их печальную участь.
Ядерные испытания, как правило, проводили по утрам, и нам была уготована бесконечно долгая холодная и голодная ночь невыносимых не столько физических, сколько психических пыток…
***
И когда на рассвете, пройдя через этот ад душевных терзаний мы прислушивались, ожидая услышать громоподобные раскаты ядерного взрыва, до нашего слуха донёсся, сначала едва уловимый, который можно было принять за слуховую галлюцинацию, но постепенно нарастающий и заполняющий собой казалось всё пространство, такой желанный рокот вертолёта...
П-ов Ямал, Мыс Каменный, 2016г.