Глава – 11
В Хабаровске слез наш радист - вспомнил сейчас его фамилию - Цветков и остались мы вдвоем, да две солдатки, бывшие.
Все продолжается, как и было, но вот в часов 9 - 10 вечера появились в вагоне два здорово подпитых моряка – краснофлотца.
Тогда слова матросы в Военном - морском флоте не применялось.
Они проходя по вагону увидели наших девчат и давай приставать к ним. Александр им сказал:
- Ребята уходите, что вы безобразничаете, а они еще больше распаляясь, особенно один - длинный такой, довольно здоровый парень, прямо лез на него с кулаками.
Я в это время лежал на полке, хотел вздремнуть, но вижу дело, принимает плохой оборот. Приподнялся я и говорю:
- А, ну давайте фраера шпарьте в другое место, здесь все уже места забронированные.
- А это еще, что за комар на полке пищит, - отвечает длинный.
- Мотай, мотай отсюда по - хорошему, пока не заработал, - ответил я
– Что я? Заработал? От тебя? Да я тебя сейчас, как вошь на гашнике задавлю.
Меня конечно, это задело, и вспомнил я всю свою прошлую практику в подобных ситуациях.
Ребята здоровые, но пьяные, реакция у них слабая, а драки видно не миновать, так в этом случаи действуй Серега, по своему принципу - быстрота, натиск и серия ошеломляющих ударов, не давай противнику прийти в себя и победа твоя, а это я знал с детства.
И вот мгновенно соскочив с полки, я ударил длинного своим излюбленным ударом левой ладонью, тыльной стороной под подбородок, чтоб сразу встряхнулись у него мозги с одновременной подножкой правой ногой.
Я же левша и левая у меня почти в два раза сильней правой.
И он грохнулся в пролет между купе в вагоне, то тесно им двоим ко мне не приступиться, только он, поднялся, еще толком не придя в себя, что же такое с ним случилось, как получил еще серию молниеносных ударов в челюсть, глаз и губы.
И снова оперкот с подножкой и лежит он между полками во втором купе.
Вижу самое главное нагнать на него страху, парень - то здоровый и в нормальной обстановке легко достал бы меня своими ручищами, но я уже верхом на нем и «слегка» глажу его физиономию.
А, он, как заорет:
- Военные! Вы, что не видите, моряка бьют…?
Ехавшие в купе военные, о которых я поминал, видели, но видели и то, что в данном случае прав я и не вмешивались.
И все же я отпустил его и он ошеломленный сразу же пустился бежать в другой вагон, а его напарник умотал несколько раньше.
Шуму, конечно было много, а они оказывается и в соседнем вагоне до этого кого - то побили, но в нашем у них не получилось.
Я не оправдываю себя, тут нечем гордиться, но и другого выхода не было, на силу нужно было ответить, если не силой, то ловкостью и быстротой, что и было сделано.
Часа через два, три, я уже спал. Разбудили меня проводник и какой – то военный дежурный, вижу мы стоим на какой - то станции.
Они пригласили меня пройти в комендатуру. Я одев китель и шинель, пошел за ними, а оказывается по дороге к ним уже было сообщение о дебошах, которые провели они в вагонах.
Заходим, а этот длинный уже там, стоит по стойки смирно, а его распекает дежурный военный комендант.
Спросив меня, как было дело, а я ответил, что ничего особенного парни немного пошумели, ну и все.
Все же его сняли с поезда, а второй где - то запропал и как оказалось, потом его спрятали под нижней полкой, сердолюбивые женщины, а я пошел в свой вагон.
До утра никаких происшествий больше не было, а утром видим, ходит тот второй, немного поменьше длинного и спрашивает у пассажиров в каком вчера купе они дебоширили, ему указали наш, и вот он в нашем купе вагона.
Спрашивает, здесь мы вчера пошумели? Здесь отвечаю я ему, а что?
Да, вот вижу, что, как видно, «своя, своих не опознала», сказал он, глядя на мою тоже морскую форму, только торгового флота.
Вы уже ребята извините меня и напарника, так получилось, перебрали вчера малость на радостях, что домой в отпуск на 10 дней пустили, вот и не рассчитали.
Он достает из кармана большой флакон одеколона, предлагая нам опохмелиться и замять это дело.
Одеколон мы пить не стали, нам вина и водки на деньги хватало. Дали мы ему грамм 150 на похмелку, выпили сами, и повели дружелюбный разговор.
Мы ведь русские люди и делить нам было нечего, а что вчера пошумели, так, с кем не бывает.
Так в обоюдной мирной беседе, а прошло несколько часов, мы уже знали кто они - оба из Амурской военной флотилии.
Служат по три года, вот за отличную службу дали им отпуск, а тут это дело и деньги все даже не знают, где спустили или потеряли или вытащили у него.
Одним словом попросил он нас с Александром его выручить сколько можно. Что нам оставалось делать?
Пока мы были при деньгах, то и дали ему 600 рублей, это конечно старыми до реформы.
Вскоре он простившись с нами сердечно, вышел на какой – то станции.
Если во Владивостоке, совсем почти не чувствовалось война, люди работали, как и прежде, не было даже введено затемнения города.
Только немного подорожали продукты, да стали выдавать хлеб по карточкам, а в столовых, ресторанах этого не ощущалось.
Да чем дальше на запад, тем становилось холоднее, а было середина ноября и вместе с тем голоднее.
Много садилось в поезд мобилизованных в армию мужчин, парней и на каждой остановке поезда, как только раздавался гудок паровоза, у каждого вагона слышались рыдания и вскрики жен и матерей провожавших своих любимых отцов и мужей.
А те бодрились, успокаивали их, но по их растерянным лицам, было видно, что они сами терялись в неизведанном будущим и вернуться ли обратно и это было для них тайной….
Все это очень действовало на нервы, и какая – то тревога возникала внутри себя, вроде даже какая - то вина чувствовалась твоя в этом.
Вот ты едешь спокойный, ты не в их числе команд, ты вольный, тобой и твоей судьбой пока никто не распоряжается, а они?
Они уже рабы войны! И только случай, только слепая удача сохранит твою жизнь, ты вернешься, а 20 миллионов, останутся там, где пройдет жестокая, кровавая, все испепеляющая война! Да будь она проклята на века!!
Но, мы едем дальше и дальше на запад. Сержанты, ехавшие от нас через купе, перекочевали по соседству с нами и теперь мы все вместе, как давно знакомые друзья, и у нас все пополам.
Оказывается они возвращаются из Монголии, но предварительно были в Хабаровске, а сейчас едут или точнее везет их, а еще точнее конвоирует их солдат с карабином.
Все они штрафники и везут их в маршевую, штрафную роту - вся вина их в том, что они опоздали в свою часть на несколько часов, а это уже посчитали за самовольную отлучку.
Вот и едут они не жалея денег, так как все равно, к ак сказал один из них; нам скоро капут придет.
Наверное, так и случилось, так как штрафников бросали в самое пекло, а жаль ребят, к сожалению, я сейчас уже не помню их имена и откуда они родом, но все же они наши Россияне и мне от души их жаль.
Мы в просторах Западной Сибири, здесь уже настоящая зима, со снегом, морозами и ветром и все больше и больше в вагонах ребят, едущих на формирование в Новосибирск, Омск.
Все чаще и чаще слышен, плачь провожающих…. раздирающий нам души и невозможность, чем - либо помочь, человеческому горю.
Вот миновали Новосибирск, скоро будет станция Татарская, где я последний раз видел и разговаривал с Н. К и я решил, остановлюсь на один день, узнаю, уехали они все в Белоруссию или нет.
Не надо было этого делать, так как я ведь знал, что ничего хорошего из возможной с ней встречи у меня не будет, а все же что - то пересилило и я распрощавшись с Александром и его дочкой, а также с двумя Омичками солдатками, вышел на перроне Татарска.
Вскоре исчез и последний вагон поезда вдали и махавший мне рукой из тамбура Александр.
Как сложилась у него в дальнейшем жизнь? Не знаю, так как и был у меня его адрес, но где то утерялся на жизненном пути. Вот теперь мне это жаль… , да поздно….
Зашел я к их знакомым, которые могли знать, что уехала Н. К с родителями или нет.
Там я узнал, что родители ее уехали, а она осталась здесь в Татарске и работает в бухгалтерии элеватора и адрес где живет, сказала.
Вот я подхожу к этому дому, обычному деревянному одноэтажному домику станции Татарская, который ничем ни отличался от остальных таких же сереньких, приземистых домов из которых состояла вся наша матушка Россия.
Спрашиваю, не проживает ли здесь такая та, у вышедшей к калитке молодой женщины.
Проживает - ответила она, а вот и она выскочила из дома и подбегает ко мне.
На ее лице и удивление и заметна радость, что она видит меня. Сидим, разговариваем, как и что.
Оказывается, что ее родители не поехали в Белоруссию, а уехали в город Борисоглебск Воронежской области.
Где И.П работал слесарем в вагона - ремонтном заводе, а потом в связи с плохим материальным обеспечением уехали в село Киквидзе.
Отец работает кузнецом в колхозе, там все же жить немного легче, а она тоже бы уехала, да нет пропуска для выезда туда.
Пробыв в Татарске один день, я выехал в Омск. Остановился я у тети Лизы -Жены дяди Арсентия, они в это время переехали на другую квартиру улица Октябрьская дом №1, где занимали одну комнату.
Но, к тому времени, то - есть за год, моего отсутствия тетя Лиза умерла, а жили там ее дочери, то - есть мои двоюродные сестра Зина и Шура, совсем еще полу дети Зине было 17 лет, а Шуре где то 14 - 15.
Вот я в Бассейном Управлении и там предложили мне ехать в город Павлодар, в судоремонтный завод на должность мастера Механического цеха.
Я дал свое согласие и меня оформили приказом………….
Продолжение следует - http://www.proza.ru/2016/04/03/1385