С любимым мы встретились не в нашей обычной большой комнате с портретом Одри Тату, а в кабинете Маргариты, напомнившем мне то маленькое помещение, где я увидела Макса в первый раз. Только тут помимо столов и стульев находились ещё мягкий кожаный диван и здоровый фикус в кадке. Мы сели за круглый столик. Жёсткие листья растения упирались мне в спину, а Максим разглядывал своё отражение в стёклах забитого документами шкафа. Царапины и пятно на его лице по-прежнему выступали неприятными свидетелями передряги, в которой он побывал. Мне страстно хотелось поцеловать его раны, но так как это было столь же невозможно, как и сиюминутный полёт Москва-Париж, я с какой-то дурацкой издёвкой спросила:
- Ладно, я понимаю всё кроме одного: почему Каштанов-то?
- Попробуйте угадать! - Максим прищурился.
- Вы обожаете жареные каштаны или каштановое пюре?
В комнате потянуло уютным ароматом парижских жаровен вблизи Марсова Поля.
- Хм-м-м... довольно холодно.
Аромат мгновенно улетучился.
- В детстве вы сочувствовали Каштанке?.
- Ха-ха-ха, тогда я был бы Каштанкиным. Совсем холодно, Таня.
- Ну... вы посетили Париж в период цветения каштанов, и это прекрасное время запало вам в душу? У вас дерево на аватарке.
- Немного теплее, но не то...
- ВАМ НРАВЯТСЯ КАШТАНОВЫЕ ВОЛОСЫ ВАШЕЙ ЖЕНЫ? А, МОЖЕТ, И МОИ ТОЖЕ?
Я пожала плечами, не зная какую ещё гипотезу выдвинуть. Максим откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Он был одет в клетчатую рубашку с короткими рукавами, и я могла полюбоваться рельефом мышц на голых руках. Удовольствие, которое выпадало мне нечасто.
- Татьяна, я разочарован вашей недогадливостью.
- Я уже не знаю, что предположить, - обидчиво сказала я. Мне было тяжело даже в шутку услышать, что что-то во мне его разочаровало.
Максим вновь придвинулся ближе к столу. Он не мог спрятаться от солнца, лучи которого, проникая сквозь жалюзи, золотили ему волосы. Я с болью заметила, что с одной стороны тонкими пёрышками ковыля пробивались седые пряди.
- Марка Марроннье (Фамилия Марроннье переводится как "каштановое дерево"- прим. автора) помните?
- О, Боже! Герой Бегбедера!
- Да, из "Любовь живёт три года".
- Вы фантазёр!
Максим рассказал о том, что он вместе с лидерами оппозиции находился в самом начале колонны, и что полицейские беспрепятственно пропустили их на площадь к сцене, где планировалось проведение митинга. Должно быть, это было сделано для того, чтобы их можно было спокойно арестовать, отделив от общей массы протестующих.
- Зачем же вы признались им, кто вы? Никто ведь не имел понятия. Даже мой помешанный на политике приятель не знал, кто такой Каштанов.
Максим подвигал головой, как обычно разминая шею.
- Прилив адреналина. Посчитал, что хватит скрываться. Другие лидеры действуют открыто.
- Да, но они профессиональные политики!
Я набрала побольше воздуха:
- А ваша жена была в курсе?
- Частично, - сухо ответил Максим.
Меня переполняла любовь, нежность, страсть. Всё, что только женщина может испытывать к мужчине. Но Максим выглядел как-то отстранённо, что-то поменялось в нём, и он вновь походил на того надменного молодого человека, который вступил в мою жизнь в такой же майский день три года тому назад. Вся поверхность сердца уже была истыкана иглами разной толщины, но, кажется, сегодня было бесполезно пытаться растопить этот лёд.
- А почему вас отпустили? По телевизору передают, что многие задержанные остаются в тюрьме, - спросила я.
- Генеральный директор кому-то позвонил. Думаю, не захотели связываться с иностранной фирмой, глава которой вхож кое-куда.
Солнце скрылось, и волосы Максима вернули себе привычный русый оттенок. Я подошла к окну и, потянув за шнурок, открыла жалюзи, которые жалобно зашуршали. По подоконнику прыгал воробей, вертя туда-сюда любопытной головой. Агатовой бусинкой поблёскивал юркий глазок. Максим какое-то время наблюдал за птицей.
- А вы в курсе, что теперешний директор возвращается во Францию и уже на следующей неделе прибудет новый?
- Нет... это может как-то отразиться на простом сотруднике вроде вас?
Слово "простой" не пришлось по душе Максиму, и он поморщился.
- Вероятны изменения...
Мы расстались, и пиявка грусти присосалась к моему сердцу. Было как-то муторно, серо и тягостно. На обратном пути я зашла в Центр и возле кабинета Ксавье слышала, как он, как всегда темпераментно, обсуждает что-то по телефону, упоминая название компании Максима. Секретарша вышла оттуда, прикрыв за собой дверь, и суть разговора укрылась до поры до времени за коричневым куском дерева с золотой надписью "Directeur".
Я отправилась домой пешком. Я шагала по Сретенке, и постепенно весенне-радостные лица людей вытеснили завладевшую мной тоскливую муть. На углу я миновала клуб Crasy Daisy, после долгой борьбы изживший магазин "Ткани", который существовал всю мою жизнь. Всё однажды исчезнет, но впереди цветными картинками маячили две недели с Максом, за которые его настроение может опять поменяться.
Продолжение http://www.proza.ru/2016/02/13/557