http://vk.com/predestinednot
_________
Начало:
http://www.proza.ru/2016/02/08/2463
_________
_________
Графа Третья. Выбери своё
_________
- Открой глаза.
Лениво, чуть ли не по одному расставив веки, она ещё не сразу пришла в себя, продолжая находиться в том дремозном состоянии, когда дремота чувствуется коматозной, и пальцы на руках начинают шевелиться не со второго, даже не с третьего сигнала мозга, при этом голова похожа на распухший от укуса шершня локоть.
- Где… я…
На вкус, слова вязали как хурма, хоть она ни разу её не пробовала.
- Ты приглашена.
- Ку…да…
- В Zистему.
Лара Кальтко, выдающийся американский биохимик, уже десять лет занималась одним и тем же: анализом мъерды, окружившей США со стороны России. В замыслах Вашингтона было – использовать мъерду для создания биологического оружия, цитата: «им же их мъерду и вернём, и завернём подарочно». Как ни пытались американские спецслужбы, но канал, транспортировавший мъерду, так и не смогли ликвидировать. Было установлено его примерное расположение, но приблизиться не получалось – русские подводные лодки.
Лара понимала, что занимается чем-то важным – для своего народа – но не могла избавиться от мысли, что делает одно и то же: каждый день в течение десяти лет достаёт образец свежесобранной мъерды, рассматривает его под микроскопом, помещает в специальную капсулу с химическим раствором, заносит график изменений в специальный бланк, слюнявит специальную марку с Микки Маусом на конверт отчёта, отправляет экспресс-службой в Вашингтон. Каждый день одна и та же последовательность. Даже если бы Лара вдруг решила изменить саму последовательность, это было бы невозможно – её работа не позволяла подобной фривольности. Приходилось вновь и вновь механически оправдывать собственную проф. пригодность.
Буквально вчера Лара Кальтко спрашивала себя, в очередной раз вглядываясь в микроскоп, «2029 год, а я делаю работу, которые могли бы делать роботы – и где тот blah-blah-blah прогресс?». В Вашингтоне, судя по новостям, винили мъерду. Но Лара догадывалась, там в первую очередь назначат виноватым всё, что с русской стороны.
Буквально вчера… а сегодня – она лежала на пляже в купальнике в ретро-горошек, и тёплая морская вода щекотала её пока ещё бледные (когда она в последний раз была на солнце?) пятки.
- Zистема?
Молчание.
- Что это? Что я здесь делаю?! – Разозлилась Лара.
Плавный, напевный мужской голос отвечал.
- Ты приглашена.
- Что значит, приглашена? – Вскочила Лара. – Меня никто не приглашал! И что это за место?
Бархатистый монотонный голос отвечал.
- Так совпало.
Лара нервно прогуливалась по берегу, взад и вперёд, иногда пиная обратно в воду выброшенные волнами ракушки мидий. Уже час или больше (она не знала, сколько прошло времени) голос отвечал на её вопросы одними и теми же фразами, и она предпочла в итоге молчать, попробовать трезво и осмысленно оценить, что происходит, нежели снова раздражаться от его неестественно спокойного и безразличного тембра, словно полунемого буддиста загнали в детскую игрушку с тремя функциями звукового выбора.
«Приглашена? Зачем… и кем?» Лара не могла припомнить, какой сегодня день, почему она не на работе. Решив рискнуть, она снова обратилась к невидимому глашатаю.
- И долго мне тут быть?
Размеренно и без эмоций отвечалось.
- Ты куда-то торопишься?
Лара не могла точно сказать, торопилась ли она, но и проводить весь день (или сколько?) на пляже она не собиралась. Сплошная перспектива, чистый горизонт, два облака, похожих на чем-то знакомые материки, никакого намёка на отель где-то за километром песка – «это явно не Турция», обречённо усмехалась Лара.
За десять лет она, к неожиданному удивлению, ни разу не задавалась вопросом, «зачем она вообще исследует эту fucking мъерду?». Свободная страна, Америка, не заставляла её приходить каждый день на работу и смотреть в микроскоп. Но Лара Кальтко исправно продолжала это делать на протяжении десятилетия. «Биологическое оружие они готовят, да, конечно…», нервно смеялась Лара, непривычно замечая, что начинает недолюбливать свою страну, больше интересуясь той, названной «оппонентской». В списке лайков Ютуба множилось количество русскоязычных видео, мнений, так сказать, с другой стороны; попадались даже занятные бич-обзоры, к сожалению непригодные для американской действительности. Лара испытывала чувство вины: ей казалось, все знают, что она недостаточно патриотична, но за десять лет исследования мъерды вся идея беспричинного (она считала) противостояния, перестала её хоть как-либо цеплять. «В конце концов, она всегда одна и та же, эта мъерда!» - психанула она в день, предшествовавший настоящему, после чего сутки, вместо добавления очередных набухших капилляров к правому глазу (всё от микроскопа), драила исследовательскую, рьяно размахивая тряпками и шваброй. И вот, в настоящем, она рыхлила песок ногами, где-то на каком-то побережье, у, возможно, моря… или голограммы.
Трезво взвесив все шансы, что едва ли некий тайный поклонник одурманил её, оттащил от микроскопа и украл в тёплый морской курорт, Лара Кальтко заорала, рассчитывая: хоть это произведёт эффект на незримого буддиста, возможно, спрятавшегося на одном из материковых облаков.
- Что, fuck fucking fuck, происходит!!!
_________
Артём был успешным потомственным бизнес-аналитиком. Его резюме сплошь говорило о безмерной деятельности, настолько безмерной, что в него не помещалось и толики личной информации «о себе». Он сидел за стойкой бара, медленно потягивая полуторный мохито – 1-й ранг ограничения на алкоголь не позволял ему выпивать два коктейля за вечер, как раньше; поэтому, поднаторевший в части махинаций, Артём увещевал бармена миксовать полуторный – Zистема не распознавала полтора, касаемо всех смешанных напитков. Помимо бокала с 1,5 мохито перед Артёмом на стойке стояла склянка йодированной соли и зелёный табаско. Они его не интересовали, просто, так присел. За время его выдающейся международной карьеры, Артём перестал обращать внимание на подобные мелочи. Наоборот, в отличие от многих, он специально всегда и везде присаживался там, где что-нибудь стояло, будь то стол или стойка, где-то в глубине желая, что это привнесёт в его размеренную (даже выверенную) жизнь какой-то диссонанс.
- Передайте соль, пожалуйста!
Алёна Рудольфовна была одной из тех последних защитниц права отчества (или короче, ЗПОТЧ), рождённая ещё до 80-х, старевшая скачками через три, а то четыре года, в ритме дискотеки, которая в свои без двух лет сорок уже превратилась в неухоженную даму района шестидесяти, исправно пользовавшуюся сомнительной привилегией 5-го ранга алкогольной зависимости. Потомственный юрист, работающий лаборантом кафедры перевода с юридического на технический и обратно, Алёна Рудольфовна опрокидывала уже 4-ю стопку текилы (ещё шесть в запасе), упорно болея за столичный Спартак, несмотря на трёхкратное отставание в счёте в матче с фиестной Барселоной.
- Соль, пожалуйста!
Артём замялся, пододвигая соль в направлении Алёны Рудольфовны.
- Извините, не могли бы вы передать даме соль?
Вадим хмуро посмотрел на Артёма, но не стал ничего говорить, только переставил солонку от себя направо. Через несколько секунд оттуда же раздался стук пустой стопки и требование, заплетающееся на конце слога: «Ещё!».
«Пятая.» Продолжил счёт Вадим, явно не сильно заинтересованный футбольным матчем.
Алёна Рудольфовна упиралась локтями о стойку, тщательно вглядываясь в телевизионный экран наверху, пытаясь разобрать, за какую команду болеет: цвета футболок слились в кашицу и ползали размазанными слизнями по салатовому газону стадиона. Перед ней стояла бутылка текилы и крупно нарезанные четвертинки лайма.
Артёму показалось, что полуторный мохито недостаточно кислит. Прокашлявшись, он обратился.
- А не могли бы вы поделиться лаймом?
Но Алёна Рудольфовна не услышала. Артём вежливо обратился к Вадиму.
- Не могли бы вы…
- Я слышал. – Прервал скучающий Вадим.
- Так могли бы? – настаивал Артём.
Вадим молчал. Он понимал, что тот не отстанет. Досадно вздохнув, он потянулся рукой к тарелке с нарезанным лаймом. За что получил по рукам от Алёны Рудольфовны.
- Кыш! Это что за рукоприкладство!
- Не поделитесь лаймом… - уважительно попробовал замять инцидент Вадим, - Человеку он просто необходим.
- Необходим!? – возмутилась Алёна Рудольфовна, тут же опрокинув шестую рюмку текилы (почувствовала, что трезвеет).
Тут слева послышался голос Артёма.
- Кислит…
- Что?! – взъярилась Алёна Рудольфовна.
- Эт… простите… кислит недостаточно.
Вадим усердно растирал ладонью лоб. «И что я вообще тут делаю…»
- Кислит, видите ли, недостаточно! – кричала Алёна Рудольфовна, чуть ли не облокотившись на Вадима, - А мне, вот, горчит недостаточно! И что дальше?
Артём нашёлся.
- Вот, табаско!
- Ху*ска! – вызверилась Алёна Рудольфовна, осушая седьмую рюмку кактусовой. – Нужен тебе лайм – возьми, и закажи!
- Не положено. – отрезал бармен.
- Не положено. – вздохнул Артём.
Алёна Рудольфовна уже почти переползла на стул Вадима.
- Что значит, не положено?
- Не положено… - повторил бармен, - сопроводительная продукция не подаётся без алкогольной, по крайней мере, на моём уровне должности бармена в Zистеме.
Вадим заранее прикрыл уши руками.
- И что дальше! – закричала Алёна Рудольфовна, - Ты вон сидишь весь красивый, ухоженный, в костюмчике, небось, ранга 10-го по заработку! Молодой! А мне тридцать восемь, да, мне не стыдно говорить свой возраст! И зарплата у меня 2-го ранга. Поэтому, пока, не дай господь, меня пренорма не настигнет, я буду выпивать свои десять положенных рюмок этой солёной гадости со своими честно заслуженными лаймами! А ты наслаждайся своей сладкой водичкой. И сам плескай в неё свой грёбаный табаско! Мне и без него горечи в жизни хватает…
Ещё какое-то время Вадим не рисковал, крепко сцепил руками уши. Только когда Алёна Рудольфовна, лихим хэт-триком завершив положенный десяток, убрала руку с его плеча (а ведь вцепилась в него так, что Вадиму до сих пор казалось, что его весь день волочили подъёмным краном над пустыней), он смог снова вернуться к своей кизиловой с томатным соком. Глотнув сейчас, ему показалось, чего-то не хватает. С ухмылкой он вытянул руки в стороны: слева ухватил табаско, справа лайм – и выжал, и выплеснул всё в содержимое тумблера.
Вадим потягивал кизиловую «Маргариту». Ни Артёма, ни Алёны Рудольфовны, ни футбольного матча, ни бармена. Только стойка, высокий бокал с бледно-красным, и он, простой ассенизатор непростого времени, в котором: чем выше профессиональный ранг, тем ниже ранг на алкоголь.
_________
В УСП-Z толком никто не знал, кто ввёл в Zистему ранги и на чём построена их логика. Ранжирование велось от 1 до 10, где 1-й ранг обозначал самое суровое ограничение. Если проглядеть отчёты, можно заметить определённую закономерность: Zистема поощряла молодых и успешных, заставляя их работать на износ, при этом назначая минимальное количество сенсуальных, так сказать, удовольствий (оправдывая, по всей видимости, высокой заработной платой и набором общественных привилегий); старых же (или стареющих) Zистема также заставляла работать на износ, при этом постоянно понижая уровень зарплаты, но повышая рабочие часы и списки обязанностей, компенсируя всё увеличенным рангом сенсуальных удовольствий (в основном сводившихся к неизлечимой алкогольной зависимости).
Специалисты УСП-Z в одном из первых докладов Президенту сравнивали Zистему с естественным отбором, с поправкой на механическую составляющую.
Один из абзацев доклада гласил:
«Анализ первого цикла работы Zистемы показал, что Zистема намеренно выживает с РН людей от 40 лет, психологически настраивая их с помощью жёсткого ранжирования зарплаты и графика рабочих часов, также воздействуя на них через экраны, к тому, что они уже не так полезны, как раньше. В результате весь срез нации от 40 достаточно быстрыми темпами вводится в состояние систематического саморазрушения, вызывая девиантные настроения, на которые тут же реагирует Zистема, назначая первые ранги на сенсуальные удовольствия – единственное, что ещё поддерживало жизнь в подопытных ей человеках. Как следствие, не выдержав, они подписывают Увольнение. Zистема будто собирается переосмыслить человеческий возраст и набор ценностей. В новом будущем мире РН люди будут жить до 40, а пенсионный возраст отныне рекомендован к ликвидации, за ненадобностью».
В другом абзаце, на следующей странице, встречалась интересная деталь:
«Пока не совсем понятна реакция Zистемы в отношении женщин на пятом сроке беременности. Независимо от возраста, Zистема назначает похожие ограничения, что и на 40-леток...»
В ответном письме Президент написал:
«Zистема лучше знает. Благодаря ей наша нация станет сильнее. Меньше старых и стареющих. Меньше слабых и неспособных перебороть трудности. Это касается в том числе матерей, поставленных перед условиями: родить в мир уже в утробе закалённого ребенка, или распустить нюни и сдаться. Исходя из доклада, всё работает как надо, даже лучше. Продолжайте работу. В.П.»
_________
Адмирал стоял в пятиугольной комнате. Из экрана раздавался громкий хруст и настырное чавканье.
- Ну! Что стоишь? – отплёвывая оранжевой кашей, прикрикнул на Адмирала очередной зверёк олимпиады, - Что с изолентой?
- Ваше… зайчество? – На мгновение усомнился Адмирал, нервно дёргая свой правый книзу ус. – Эта изолента – из запрещённых.
- Запрещённых? – Зайка поперхнулся. – Каких таких запрещённых?
Адмирал приподнял густую бровь.
- Вы не знаете?
- Что! Нет! Точнее, да! Конечно, знаю! – Зайка выронил морковку и теперь активно теребил бабочку на шее, не решаясь, сорвать или нет.
- Вы не знаете. – Поставил точку на решении Зайки адмирал; бабочка резко улетела в правое ничто экрана.
- Что я должен знать?! Ты должен мне докладывать. Я должен слушать. Вот и всё, что я должен знать! Что с этой изолентой, почему она так называется, запрещённая?
- Потому что она за…
- За идиота держишь!? – Зайка скрутил уши в сплесень.
- Позвольте, я договорю. – Процедил, скрежеща, Адмирал. – Потому что эта изолента за…платочная.
- Заплаточная? – Зайка чесал хвостик.
- Боюсь, это всё, что я знаю. Эту информацию необходимо срочно передать Президенту и ОПРФ.
- Передадим. Сеанс окончен.
Адмирал ещё некоторое время стоял напротив тускло мерцающего серым монитора. Он смотрел на пульт в руке: всего три кнопки, «файл», «глаз», и… «изолента». Адмирал никогда не использовал больше двух кнопок. В руководстве, скорее краткой справке, пользователя было написано просто, без лишних объяснений.
«Кнопка Файл – получить резюме Цели пренормы».
«Кнопка Глаз – встать на очередь связи с УСП-Z, или принять звонок».
«Кнопка Лента – использовать только в случае неисправности других».
Адмирал поднёс палец к третьей кнопке. Казалось, он уже готов нажать, но что-то остановило. Адмирал убрал пульт, решив, «Не сейчас», и вышагал из комнаты.
_________
Вадим сидел в пустом баре: нарисованный грифелем силуэт с раскрашенными акварелью чертами лица – он чувствовал себя как мультяшка, попавший в человеческий фильм; пародия картины среди тысяч пикселей. Допив кизиловую «Маргариту», Вадим пододвинул ближе чековую книжку, оставленную барменом, исчезнувшим так же поспешно, как Артём и Алёна Рудольфовна.
Всего три поля:
Должность_________
Зарплата___________
График____________
Вадим грустно улыбнулся, вспомнив, кто он. Сорокалетний, согласно Zистеме потомственный, ассенизатор с 10-часовым рабочим днём и зарплатой в жалкие двадцать пять тысяч. А ведь в РН жизнь подорожала, со всеми этими около-феодальными отношениями между островными регионами. Не хотел он, Вадим, больше так жить. Особенно сейчас, оказавшись внутри Zистемы. Конечно, он не верил в это, думал, всё ещё такой длинный и затягивающий приключенческий сон. Но хотел бы поверить.
- Заполни чек. – знакомый голос, уже настолько нравившийся Вадиму, что он готов был никогда не просыпаться, лишь бы, если не видеть, то хотя бы постоянно слушать… - Хватит мечтать. Заполни чек. Торопись! Zистема заподозрила неладное».
Вадим подумал, «а, была, не была!», и решил, коли уж сон, то по его сценарию. Быстро, решительно заполнив чек, он встал от стойки резко, с удовлетворённым видом. Стойка медленно раздвинулась в стороны; впереди, роняя полки с бутылками, образовалось окно. Вадим направился к нему, успев подхватить один из падающих штофов.
Чековый лист потоком ветра из окна сдуло под аппарат розлива крем-соды. Из-под основания был виден только край листа, и первое поле, заполненное Вадимом:
Должность – Художник.
Снова бархатный акцент.
- Закрой глаза.
_________
_________
Графа Четвёртая. Знай нишу
_________
Ответ Президента, довольно срочный, на доклад о запрещённой изоленте, был всё так же кратко конструктивен.
«В РН есть только синяя изолента. Запомните это. Вы ничего не знаете о других видах изоленты. Однако вы должны понимать, что под запрещённой изолентой ОПРФ имеет в виду прозрачную, или бесцветную изоленту. Далее, следует знать, что не всякая прозрачная, или бесцветная изолента подходит под категорию запрещённой. Запрещённая прозрачная, или бесцветная изолента была разработана специальной секретной службой, в ОПРФ шутливо, и я позволю себе шутку в этом документе, называемой «Пиаритет», или «связывающий общественность». Большего раскрыть не могу – личная государственная тайна. Установка агентам «Находки»: запечатать найденные образцы и отправить в подземный архив; срочно обнаружить обладателя запрещённой прозрачной, или бесцветной изоленты и представить экрану УСП-Z, без возможности отказа от Увольнения. В.П.
P.S. В РН есть только синяя изолента. Вы ничего не знаете о других видах изоленты.»
_________
Лара Кальтко за неизвестно сколько времени (в отсутствие часов) успела: належаться на шезлонге, настроить песочных животных (по большей части мутировавших), поплавать в море, до буйков, не заплывая дальше только из-за показавшихся поблизости подозрительных плавников, да и вода как будто погустела («медузы», опасалась Лара, однажды, на побережье Флориды, получившая неприятный ожог от одной из «этих склизких тварей»). Она старалась меньше говорить вслух; монотонный голос надоевшего «буддиста» раздражал её даже сильнее, чем полное отсутствие хоть какого-то намёка на выход. Пока Лара не сильно огорчалась: всё же мирный пляж и море спустя десяток лет прищуривания в микроскоп, наблюдая за мъердой, как за собственным несостоявшимся (для этой жизни) чадом, помогали отдохнуть, прийти в себя, не заниматься тем, что уже по уши надоело. Но всё-таки вся эта тишь и блажь начинала тяготить; Лара всё больше задумывалась о смысле жизни, о себе в этой жизни, о течении своей жизни, о том, как жить иначе, если не так, как она постановила себя в этой жизни.
Лару нельзя было отнести к типу курортной девушки, способной лежать светлый день напролёт на берегу, потягивая клубничный «Дайкири». К типу семейной, впрочем, она тоже с трудом относилась. Была замужем раз, лет «десять так дцать» (как она говорила) назад, разошлись через полтора года. Ей стало скучно: скучно держаться за руки, скучно приходить с работы и уделять внимание, скучно проводить вместе семейные выходные, скучно в очередной раз уклоняться от темы детей, скучно делать вид – всё хорошо в постели. Скучно. Даже десятилетие падчерствования мъерды в микроскопе и то было менее скучно для Лары, чем семейная жизнь.
Сейчас ей было тридцать три. Рассматривая свои обнажённые ноги, она с улыбкой вспоминала, как на автомате, возвращаясь с работы, крутила педали велотренажёра – Лара не заботилась о физической форме, по крайней мере, она не думала об этом, просто повторяла то, к чему привыкла, каждый день. Она не включала музыку, крутила педали под мысленный счёт: каждая скорость, от третьей к предпоследней, по восемьдесят оборотов – и так на протяжении получаса. Вверх она ехала с упором, наклонившись, как бывалый велосипедист, будто бы тянет в гору целый фургон собранных на улицах окурков (Лара ненавидела всех, у кого сбился прицел попадания в урну). Вниз, она сначала дотягивала фургон до самой вершины, при этом делая упор на пальцы ног, а после отпускала руль и медленно планировала вниз, выпрямившись в седле уже не велотренажёра, даже не велосипеда, но пегаса – валькирия, исполнившая волю богов, оставившая им целый фургон бычков, выковырянных из песочных пляжей Флориды.
Лара чистила ногти, песок легко закрадывался под вчерашний маникюр. Разглядывая свои ноги сейчас, она ободрительно кивала, словно была мужчиной, оценивавшим её со стороны, как женщину. «Кажется, я не смотрела в микроскоп. Я жила под микроскопом», Лара сжимала губы, думая лишь об одном: в этой тиши и блажи так расслабиться, как никогда за десять лет, просто быть человеческим телом.
В мечтах, Лара задремала, не заметив, как морские воды медленно окрашивались в мутно-коричневую, с запахом привокзальных туалетов, грязь.
_________
Несмотря на то, что за двадцать лет об этом уже никто не помнил, не все жители бывшей Российской Федерации поддерживали идею Раскола, и уж тем более внедрение Zистемы. Противники Раскола, например, приводили следующие доводы.
«Мы – единая нация! Физический раскол неизменно повлияет на духовный! Каждый регион станет чужим по отношению к другому. Мы превратимся в феодальную страну из двенадцати отдельных островных имений!». Известный историк. Ныне дворник.
«Раскол – слово с негативным оттенком. Вспомните Достоевского! Сегодня мы раскалываем землю – завтра расколется культура!» Известный лингвист. Ныне тракторист.
«Раскалывают грецкие орехи, а не Федерацию! Власти задумали какой-то «Водный мир»! Скоро мы будем пить собственную мочу и воевать за бутилированную родниковую!» Малоизвестный кинокритик. Ныне безработный нытик и аскет, сидящий дома без еды и денег, но показательно не намеревающийся подписывать Увольнение.
Президент на это был предельно краток.
«Среди недовольных – кучка безалаберных жалеющих себя людей, неспособных трезво смотреть в лицо переменам. Раскол требует общности и взаимной поддержки. Только тогда мы способны изменить восприятие не только самого слова, но и всей этой страны на карте мира».
Президента слушали. Однако большее недовольство (скорее, намёк на недовольство, потому что люди не успели осознать, что происходит) вызвала Zистема. В считанные часы те, кто привык обедать утками с бокалом кьянти, оказались перед выбором: картошка или жареная морковь с луком; «Жигулёвское» или стакан ректификата из очисток и капустной кочерыжки. С теми, кто и раньше имел похожий выбор, произошли менее значительные изменения. Но недовольство заключалось даже не в том, как были распределены сенсуальные удовольствия, а в том, как были переназначены рабочие места.
Показателен случай с бывшим директором рекламного агентства, переназначенным Zистемой на должность портового грузчика. Человек был высокий (из тех, на ком клеймо баскетболиста), амбициозный, молодой, любил отрываться и пудрить носик (кокой), пользовал премиальные гаджеты – в общем, старался, по мере возможности, ни в чём себе не отказывать. Проведённое через Zистему резюме показало, он не на своём месте, он – потомственный грузчик. Его отца тут же из практикующего главного врача и владельца зубной клиники перенаправили в сервис разгрузки товаров общепита, а самого недавнего директора агентства – прямиком в порт. Из-за высокого роста ему было неудобно таскать большое количество груза, но коллеги нашлись: заставили его наклоняться и складывали максимально возможное количество тюков (плюс один сверху) на длинную спину. Так он и работал, спереди его поддерживал один из начальников смены, чтобы не согнулся полностью. Заработал в итоге переназначенный Zистемой грузчик грыжу, сколиоз, разрыв чего-то. Затем узнал, что отец не выдержал нагрузки и скончался; тогда уже и сам не выдержал. Пробовал утопиться в портовых водах, но подобрали агенты «Находки». Подписал Увольнение.
Президент на один из многих подобных случаев кратко пояснял.
«Мы не должны бежать от того, кем являемся. Все проблемы случались, потому что мы не понимали, где должны быть. Кем. Мы не знали свою нишу. Zистема помогла нам увидеть. Она не просто назначает, она дарует настоящую жизнь, которую мы искали. Которую мы могли забыть спустя века, но наши гены не забыли. Zистема назначает нас на те места, где мы существовали ещё при сотворении мира! Но потом запутались. Теперь, когда каждый знает свою нишу, наша нация достигнет высшего развития и ослепит своим бесперебойным движением вверх и вперёд всех: союзников и оппонентов. И придавит, как мошку, Америку.»
_________
Адмирал перебирал носки. Искал сносную пару на утро. Парировать, впрочем, не удавалось: спустя час он остановился на чёрном, стандартной высоты, и сером, чуть длиннее. «Всё равно никто не заметит». Он обычно перебирал носки, стараясь перестать думать о чём-то, что его щемило. Адмирал не был одинок. У него была семья: жена, трое детей, два мальчика и две девочки – так он шутил, средний уж больно манерничал. В последнее время, правда, Адмирал жил отдельно, в одном из служебных помещений Бюро. Он не исключал паранойю: ему казалось, что присутствие рядом с семьёй может привлечь внимание Zистемы и, как следствие, ряд ограничений.
Адмирал боялся Zистему. Потому что не понимал. Раньше он был простым военным, затем проводил курсы по стрельбе, в общем, тренировал смену. С приходом Zистемы Адмирала переназначили в «Находку», где он по большей части ничего не делал, проводя время в ожидании очередной Цели пренормы. Книги выдавались порционно, да и не грешил он чтением, больше размышлял о том, к чему в итоге прикатилась нация. За двадцать лет он подписал немало Увольнений. Иногда, согласно рангу, позволял себе двойной дрэм скотча (выбирал крепчайший, йодистый, благо Zистема не распознавала градусы). Если бы спросили Адмирала, нравится ему работа, он бы хмыкнул, напоследок отчеканив «как-никак!». «Нравится как-никак», - его излюбленная фраза, морочившую голову любому, даже ему самому. Но Адмирал, как-никак двадцать лет прошло, уже воспринимал эту фразу не просто как иронию, или самоиронию, а нечто более глубокое: «как-никак, неспроста это всё!»
Мысль об изоленте была настолько липкой, что даже генератор звука спаривания китов не помогал Адмиралу заснуть. «В РН есть только синяя изолента. Вы ничего не знаете о других видах изоленты», повторялось вновь и вновь у него в голове.
Адмирал слышал, лабораторные болтали, якобы Раскол поначалу пошёл не как надо, вид России деформировался на международной карте; тогда секретные службы предложили план «Скручивания», для которого им и понадобилась эта самая запрещённая изолента – якобы для «соединения регионов». Но Адмирал не понимал, как может изолента соединить части материка. Да, раньше говорили, синей можно всё собрать, но речь то сейчас шла о земле, о площадях, о километрах; да и изолента была прозрачная, или бесцветная.
_________
Вадим, предпочитая уже не называться потомственным, но всё-таки ассенизатор с двадцатилетним стажем знал свою нишу досконально: Zистема постаралась, за первый год передала через экран целую груду знаний, так что если и существовали когда-то до Раскола курсы ассенизаторов, и Вадим бы на них пошёл, он явно далеко не сразу стал бы профессионалом своего дела. Zистеме же было важно, чтобы Вадим как можно быстрее оказался в своей нише, и чтобы там исправно работал. Вадим поначалу шутил, встречаясь с коллегами: «Вот они, мои любимые роботы с любимой работы!», - его забавлял каламбур, других тоже, но уже через несколько месяцев в ответ на шутку больше хмуро смотрели исподлобья, нежели смеялись.
Zистема вытащила Вадима с третьего курса университета. Учился он не на художника, как можно было ожидать, а на философа (или на кого ещё там учат на философских факультетах?). Художественную мечту в нём почему-то постоянно блокировали родственники, и желание разобраться в этом на момент выбора университета оказалось сильнее самой мечты. Уже на втором курсе Вадим сомневался в правильном выборе. «Может, стоило пойти на психолога…» - всерьёз задумывался он о смене кафедры. Философия не давала ему тех ответов, которые он хотел получить. Вадиму казалось, эта наука (если её такой можно назвать) морочила ему голову. Из всего трёх-курсного путешествия в мир мыслителей, Вадим понял три вещи:
1) Философия учит сидеть под деревом и пить вино.
2) Философия научает смотреть в бездну и видеть фигу.
3) Философия приучает додумывать: если тебе отрезали палец, пойми великую причину и представь, что это не палец отрезали, а духовный гнойник, и тебе стало лучше, а после представь, что палец на самом деле не отрезали, и вот он, шевелится перед тобой; вместе с отсечённой рукой.
Если спросить Вадима, что лучше, жизнь до Zистемы или после, он пожмёт плечами. До – его родня была его Zистемой. После – Zистема заменила родню. Мало что изменилось, разве только Zистема дала Вадиму работу и помогла забыть об уже трещавшей как набор новогодних петард между висками философии. Помогла забыть о философии, и о родне (они куда-то сразу подевались). Вадим не беспокоился: ежедневно сталкиваясь с мъердой, он по-философски приучил себя к тому, что в этом новом мире каждый человек таковой, мъердой, станет. Вадим даже был уверен, что в один из дней откачивал в свой бак своих же родственников; нет, ничего знакомого он не заметил, просто так почувствовал, его это устраивало.
- Если бы ты мог сейчас выбрать образование, на кого бы пошёл? – Любимый голос шепнул в акварельные уши Вадима. – На художника?
- Нет. На философа. Или психолога. Или хирурга. Хоть последнее менее предпочтительно, слишком много излишних усилий.
- Но это не сильно отличается от того, что уже выбирал… - удивлялся голос.
- Это совсем не отличается, потому что я всё-таки исключу из выбора хирурга, не моё. Пусть лучше меня пробуют учить, делают вид, что учат, задаваясь вопросом, учат ли, нежели выдалбливают на мозговых тканях алгоритмы: какой выбрать карандаш, какой листок, какой штриховкой. Это не искусство уже, просто ремесло. Я не хочу быть художником на автомате. Я хочу каждый раз спрашивать себя, зачем я беру тот или иной материал, как я вообще это собираюсь нарисовать – а потом, как вовсе это из-под моих кривых рук получилось. Каждый раз буду себя удивлять.
Вадим был уверен: обладательница красивого голоса сейчас улыбалась, той кокетливой улыбкой, когда девушка незаметно для себя оказывает парню знак внимания, мол, то, что ты сказал, мне очень нравится; или – ты меня не разочаровал. Он даже представлял, как она говорит: «Именно это я хотела услышать. Ты действительно не просто очередная попытка пройти сквозь Zистему. Всё сильнее понимаю, у тебя получится. Ты достаточно умён, чтобы двадцать лет исправно выполнять работу, которую может делать любой с досрочного выпуска из педучилища, будучи человеком с неполным высшим образованием и, что более важно, глубокой философской душой. Даже Zистема заметила тебя настолько поздно, что ты успел от неё ускользнуть. Я хочу тебя…» Он хотел, чтобы она это сказала.
Но услышал лишь…
- Закрой глаза.
_________
Главный исследователь секретной службы (сокращённо, СеРЖ), профессор химических необычайностей, в народе па-хан, Павел Валентинович, почёсывал тощую бородку под ямочкой подбородка, в очередной раз приглядываясь к нарисованному окну, прилепленному синей изолентой над его рабочим местом. Посередине четыре отдельных листка, из которых состояло окно, были скреплены другой, прозрачной, четыре кусочка которой лежали на столе профессора.
Павел Валентинович, закрывая глаза, уже мог безошибочно во всех деталях описать изображенный на импровизированном окне вид. Он даже некоторое время подбивал на спор лаборантов, мол, если всё на окне словами разрисует, с них рубль (тысячная бумажка), но очень скоро лаборанты-дурни кончились (троих профессор смог надуть повторно), а новых нанимать ради небольшого тотализатора для организации было невыгодно.
Павел Валентинович сплюнул кусочек табака и снова важно затянулся «Примой», при этом выпрямившись так, будто в нём прибавилось шестнадцать сантиметров роста – обычно он дико сутулился.
- Бесцветная изолента, ха! – громко, прогорклым хрипом рявкнул на окно профессор, выпустив одновременно небольшой ядерный взрыв густого дыма, способного уронить на пол лаборанта.
Пятидесятидевятилетний махинатор, каким его знали в неволе, неоднократно привлекался, до Раскола, по всевозможным статьям, но из двадцатки дел только три раза отправлялся за решётку. Первый раз, за неудачный химический опыт на собственном сыне (тот с тех пор на один глаз ничего не видит); второй раз, за производство и спекуляцию искусственной ганджей, опрысканной синтетической (довольно нестабильной) психо-смесью; третий, за прилюдное употребление мескалина, сопровождаемое прочтением Олдоса Хаксли и музыкой Doors (дело было в поезде Москва-Краснодар, в купе никто особо не был против, кроме неприятной бабы, всю дорогу выворачивавшей из фольги яйца, огурцы и курицу; она и нажаловалась в итоге проводнику, не выдержав очередного шедевра, который профессор под мескалином сотворил из её буквально минуту назад съедобных ингредиентов).
Павел Валентинович ещё при первом заточении нашёлся, задружился с несколькими важными людьми, споил хорошего юриста, надоумил, мол, регистрируйте меня в казематы под именем Валентин – не хотел запятнать репутацию. Так его изнутри и знали заточённые умы и мускулы цивилизации, Валентин Паханович. Как раз после дела о мескалине произошёл Раскол, ввели Zистему, она потребовала профессора на своём месте, с пометкой – важен для государственной тайны. Так и вернулся Валентин Паханович к бытию Павла Валентиновича. Но сам он никогда не упускал вечера встречи бывших зэков в столовой «У Акакия», на Старом Арбате, слишком уж понравилось ему быть авторитетным химиком паханом.
Как раз на завтра была назначена очередная ежемесячная встреча, и профессор никак не мог сосредоточиться на работе, подготавливая в голове очередные байки про те разы, когда его не смогли затащить за решётку (а их неофициально было больше, чем двадцать). Валентин Паханович буквально рвался из Павла Валентиновича, но профессор не позволял себе расслабиться: волновался из-за изоленты. «Та самая…» снова затягивался «Примой» Павел Валентинович, после сплёвывая, припоминая важный правительственный заказ, как раз перед Расколом, на «создание биохимического оружия, удобного в применении и переноске, настолько обыденного с виду, что не вызовет ни у кого ни единого подозрения.»
Тогда, получив заказ, Павел Валентинович чуть ли не сразу крикнул, его осенило: «Изолента!». Уже после задумавшись, «как…»
_________
_________
Продолжение...
http://www.proza.ru/2016/02/10/2200