Продолжение романа
"Звезды над урманом".
http://www.proza.ru/2013/11/02/634
предыдущая глава http://www.proza.ru/2015/11/10/1183
1619 ГОД. СИБИРЬ
Обоз из Тобольска двигался в далекую Мангазею . Данный острог на краю северской земли величали златокипящим. Про зажиточность жителей того края ходили предания, мол, в злате и дорогостоящих мехах купаются обитатели легендарного поселения. Потому, как и прежде, нынешней весной потянулись за стрельцами и казаками, отряженными государем нести службу на краю земли, охочие люди, а с ними бабы, дети да темные и мутные людишки.
Путь был долог и нелегок, а порою и опасен. Двигаясь по льду вдоль высокого берега заснеженной Оби, путники проходили за короткий световой день верст тридцать-тридцать пять, не более, а с наступлением сумерек, коли не было поземки или пурги, останавливались прямо на льду. Ежели настигала к ночевке ненастная погода, выбирали береговую ложбину, где ветер кутил тише.
Мужчины ночевали у костров, укладывая жен и детишек на сани и нарты, заботливо накрывая их оленьими шкурами.
Шли по уже ранее разведанному маршруту, взяв в провожатые одного из бывших людей воеводы Давыда Жеребцова, того самого боярина Жеребцова, который еще в 1606 году окончательно утвердил воеводскую власть на далекой реке Таз, прибыв туда с воеводой Давыдом Курдюком.
Четыре дня тому назад обоз останавливался на пятидневный отдых в бывшем городке князьца Самары.
Зная, что далее после Котского городища, которое было в верстах трехсот от Самар-села ниже по течению на север, не встретятся более обозникам жилые селения кроме стойбищ остяков и вогулов, запаслись провиантом на остальную дорогу.
Время для перехода выбрали ранней весной, надеясь на более теплую и мягкую погоду, но с потеплением пришло время снежных буранов.
Под лучами весеннего солнца отяжелевший мартовский снег потемнел и осел, взявшись местами ледовой коркой-настом. Поэтому шли, запрягши лошадей гуськом, то есть пуская в мягкой сцепке впереди первой упряжки одну-две лошадки для протаптывания в целине тропинки гужевым клячам.
Стрельцы и казаки ехали верхом. У кого из них имелись пристяжные лошади, пересаживались на ходу. А не имеющие запасных лошадей половину дневного перехода вели своего мерина под узды, чтобы хоть немного дать отдохнуть полуголодному божьему созданию.
Позади обоза плелись завезенные в Сибирь как трофей, отбитый у Польского войска, арденские тяжеловозы с санями-волокушами, груженными овсом и сеном.
По руслу Оби, как в трубу, дул неизменный колючий северный ветер – Борей, словно стараясь не пустить своего южного брата в свои ледяные владения. Но, видимо, в этот день подустал братец Борей, и наступившие сумерки выдались безветренными.
Объявив об остановке на ночлег, Алексей спрыгнул с коня и, присев несколько раз, размял затекшие ноги. Для чина своего был он еще молод. И не видать бы ему сего назначения, но на радость иль беду, за него похлопотал перед государем Михаилом Федоровичем, дабы проявить милость к сыну покойного воеводы, оказавшего действенную помощь в Смутное время престолу, князь Пожарский.
И милость Божьего помазанника незамедлительно явилась в виде дальней дороги, казенного жилища и южного побережья Карского моря.
Совсем недавно пришедший царский указ о направлении его младшим воеводой в земли крайние и неизведанные, простирающиеся от истоков рек Саяха и Мутной до их впадения в моря студеные, все же не застал Алешу врасплох. Молодой князь предчувствовал, что рано или поздно, после кончины его батюшки, новый наместник постарается избавиться от сына прежнего воеводы, замолвив словечко в удобный момент.
Супруга Алексея, выросшая в краях таежных, не сильно-то и расстроилась, узнав о назначении мужа.
– Раз уж так угодно государю-батюшке, то так тому и быть, Олеша. Куда ни глянь, всюду люди живут, и я вот в урмане выросла, так что краем земли шибко-то меня не напужать. Перезимуем в Мангазее, а по весне и на место отбудем, – успокаивала Полина впадшего было в отчаяние мужа и приговаривала: – На посаде у острога, почитай, более двухсот дворов только купеческих, стало быть, в обжитое место едем. Да и братца моего Максима из Кетского острожка в Мангазею есаулом отправить должны, а с ним и матушка тудой переберется, вот и повидаюсь я со всеми.
– Так нам же еще, опосля Мангазеи, далее идтить, Полинушка, на мыс Ямал, что и переводится с языка местного народишка – «Конец Земли». Там, на пустом месте, велено острожек и пост основывать, – вздыхал Алексей, – молод я еще для энтих дел. А коли людей не сумею в узде удержать? Ежели не сдюжу?
– Ну, коль не справишься, то в Москву назначение будет, потому как туды одних бездарей и собирают, – весело смеялась Полинка, подзадоривая мужа.
Вот с такими думами Алексей и подошел к саням, в которых ехала Полина.
Теперь уже время вспять не вернуть и не отказаться от милости государя. Он ныне воевода и ведет стрельцов да казаков в неизвестные дали.
От тяжких размышлений воеводу отвлек озабоченный голос стрелецкого сотника.
– Проводник занемог. Кажись, жар у него.
– Нам этой напасти еще не хватало. Говорил я олуху, чтоб не нырял в горячий источник на первой стоянке, так нет, полез, старый дурень, вот и застудился. Что мыслишь теперь, Макар Савватеевич? – уважая преклонный возраст стрелецкого головы и обращаясь по имени-отчеству, тревожно поинтересовался молодой князь.
– Тут недалече стойбище остяцкое. Думаю послать дозор да разузнать, жив ли маленький лекарь – Жас Дэригер, о котором предания ходят, будто и мертвого своими снадобьями поднять могет.
– Знаю я его, Макар Савватеевич, это Иван Сотников, шурин мой. Токмо про него давно не было слухов, да и где его в урмане сыщешь? Это все одно что иголку в стогу сена искать.
– Это нам урман диким кажется, а для остяков он дом родной. Тут все друг про дружку ведают. И я с твоего позволения возьму десяток стрельцов да разведаю пойму Атлым-реки, стойбище должно быть рядом. Рыбоеды подскажут, как нам отыскать лекаря, – помогая подняться с саней беременной на шестом месяце жене воеводы, вздохнул озабоченно сотник и добавил: – Без проводника, коль его на ноги не поднимем, заплутаем мы.
– Тут, недалече, и я родилась, – поправляя шаль, пояснила Полина. – Токмо сказывали, что пожгли избы стрельцы, посланные из Тобольска. Язычника Никития все искали по указу дьяка Севастьяна, да не найдя, пал по логу пустили ироды. Избы наши там, в логу, за мысом стояли, – показала жена воеводы на синеющий в сумерках выступ высокого берега. – Надобно бы послать кого, может, и есть где переночевать. Мамарка, сын шамана Угора, чум в логу каждый год ставит, а через него и Ванюшку сыскать можно.
– Вот и бери десяток служилых, Макар Савватеевич, да проверь для начала Архипов лог, а уж коли там никого не найдешь, то даю добро юрты Атлымские навестить, – согласился с доводами Полины Алексей.
Сотник было направил коня к своим стрельцам, но случай распорядился иначе.
Из-за поворота Атлым-реки выпорхнула на просторы Оби упряжка. Погонщик оленей, различив в сумерках обоз, резко повернул оленей обратно, да не удержавшись при развороте, вывалился из нарт. Поднявшись из сугроба, он, подхватив полы кумыша и малицы, кинулся наутек в ближайшие береговые кусты. Но верховые казаки быстро настигли убегающего рыбоеда. Один из всадников, на ходу подхватив остяка со спины за кожаный ремень, подпоясывающий кумыш, и без труда, будто пушинку, закинул его поперек седла. Уже через некоторое время дозор предстал перед воеводой.
Конь служивого опустил голову, и остяк кубарем по гриве скатился к ногам князя. Рыбоед, увидав стоящую рядом с воеводой женщину, подполз и, обхватив ее ноги руками, взвыл:
– Отпусти меня, Яга, пощади! У меня деток мал-мала, небогатая я…
– Встань ты, не голоси, Полина я, дочь Архипа-кузнеца – шамана белого!
Остяк потихоньку успокоился, поднялся с колен и осмотрелся.
– Полина? А я Паршук, муж Айшы! Пэча, пэча!
– Вот так встреча, пэча, пэча, – улыбнулась женщина, пояснив Алексею: – Это зять тетки Рамили, что у матушки моей жительствует. – И обратившись к Паршуку, поинтересовалась: – Ты пошто так напужался?
– Я полагала, што меня шайка Яги споймала, однако. Ведьма тута бродит, шибко плохой баба. Шалит по реке, обозы обирает, ясак забирает, людей мертвым боем бьет, совсем от нее проходу нету-ка. Татей с ней, людишек темных, много-много. Обоз с рыбой и пушниной из Сугмут-Ваша давеча разорила эта баба, а купцов и стрельцов, убиенных и раненых, в полынью под лед спустила.
– Так вот где потерялся обоз наш из Березовского острожка! – стегнув себя по ноге нагайкой, воскликнул Макар Савватеевич. – Ах, ты, Яга, змея подколодная! Стрельцов топить?! – и обращаясь к остяку, справился: – Покажешь, где обитают мазурики?
– Боязно мне.
– Грамоту дам. Ясак три года платить не будешь, – тряхнув за шиворот Паршука, пообещал воевода.
– Латна, коли ясак три года не платить, выкажу логово татей. Ведьма Яга на нижней протоке схоронилась, – показав рукой на едва заметный в темноте левый берег, пояснил остяк.
Он присел на корточки и, вынув нож, прочертил на снегу прямую линию.
– Это Обь, однако.
По левую сторону прямой линии он очертил дугу.
– Это протока. Тут истекает, там обратно впадает. Здесь Постнакорт-Воша. А вот ручей, по нему тишком с другой стороны выйти прямо к табору татей можно. Я проведу.
***
ПРОТОКА НИЖНЕГОРСКАЯ
Яна укрыла спящего сына собольей шубой.
– Совсем ты подрос, Емелька, пора тебя и в мир выводить, – рассуждала Яна, рассматривая меха, доставшиеся ей с последнего ограбленного обоза. Добыча оказалась славной.
И ей мехов да серебра за глаза, и ватаге достаточно. Этого хватит, чтоб разойтись и жить припеваючи. Пришедший наказ от гетмана Сапеги, полученный еще в позапрошлом году, – посеять страх на дорогах северских – она как могла исполнила. Но не бабе же воротить этим сложным делом! Стрельцов и казаков в Сибирь прибывает все более и более, а вот людишек отчаянных, к разбою охочих, ныне собрать в ватагу не так-то просто. Это тебе не Смоленский шлях. Тут Сибирь. Люди сурьезные, к озорству не склонные. Благо, что Ермалай, товарищ сгинувшего Григория Расстриги, упырей в узде держит, а то бы давно разбойнички прищучили свою атаманшу.
В чум ввалился весь в снежной пыли Ерема – правая рука Яны.
– Снег стряхни, идол! Куды прешь, вишь, дите спит!
– Не бузи, Яга, народ взбаламутишь. На твоем дите пахать надобно, а он все за подол твой держится.
– Ты совсем охамел последнюю пору! Ну-ка, припомни, кто тебя от дыбы да от проруби спас? Коли бы не я, ты бы вместе с твоим тестем мельником рыбу кормил в омуте.
– Не попрекай. Некогды нам лясы точить. Тихо уходим, пока хлопцы меду перепили и дрыхнут в чумах. Две упряжки я приготовил. Наших оленей, коли погоня зачнется, кони по насту не догонят, легко уйдем.
– Пошто такая прыть, Ермолай?
– Стрельцы с казаками в протоку свернули, отсель и прыть такая.
– Откель ведаешь?
– Сорока на хвосте принесла. Сбирайся, говорю, не то не уйти нам.
– Опять к своей зырянке ездил?
– Не пред тобой отчитываться. Никто я тебе. Сбирайся, или один уйду.
***
Паршук, с казаками разыскав в пойме Атлымки убежавшую от него упряжку, вернулся на ней к обозу.
– Тереха, пребывай тут за старшего! Головой отвечаешь за княгиню и обоз! – распорядился князь и, стегнув коня, пустил его крупной рысью по следам упряжки остяка, которая уже находилась на середине реки, и только по темной точке и громким крикам погонщика – Эс! Эс-с! Эс-с-с! – можно было ее приметить и различить в темноте.
За воеводой двинулись полусотня стрельцов и десятка два казаков.
Терешка помог молодой княжне прилечь в сани, укрыл ее шкурами, а сам, подбросив хвороста в костер, принялся охранять покой хозяйки. Полину он любил всей душой, ведь если бы не она, не жить бы на свете опальному стрельцу-тамбуристу.
Забили его позапрошлой зимой на площади по указу дьяка Севастьяна да в бесчувствии столкнули в овраг, решив, что отдал Богу душу Терентий. Но молодой организм выдюжил.
Очнулся от холода под утро Терешка, а его стон услышали холопы, с ночной рыбалки возвращавшиеся.
Живого места на спине не оставили мастера заплечных дел, но выходила Полина горемычного да пристроила себе стольником. Знала она, что за брата Ивана принял он такую кару, упредив его о дьяковой засаде.
***
ЛОГ. ИЗБА СОТНИКОВА
Мамарка, услышав лай собак, вышел из чума. Приглядевшись, в темноте разглядел он приближающиеся силуэты. В лог поднимались, ведя под уздцы коней, три стрельца.
– Кэч, кеча, – прикрикнул он на собак, успокаивая лаек.
Собаки, повинуясь воле хозяина, перестав лаять, отбежали в сторону. А хозяин чума, радуясь гостям, поздоровался, приглашая в теплое жилище.
– Славно жительствуешь, любезный, – разглядывая стены, увешанные шкурами и другой утварью, похвалил шамана старший.
– С Божьей помощью, – отозвался Мамар, подбросив дрова в чувал. Огонь вспыхнул, вытолкнув клубы дыма в помещение, но теплый воздух, набрав силу, направил дым в макодан .
Стрельцы огляделись и, разглядев иконы, сняв шапки, перекрестились.
– Образа-то шкурами завесил, сразу и не разглядишь, – усмехнулся десятник, – а сказывали, шайтанствуешь ты.
– Одно другому не мешает, – выставляя на чурбаки, служившие хозяину юрты и столом, и табуретами, строганину, улыбнулся молодой шаман. – Не шайтаню я, а людей и оленей пользую. У вас на Руси тоже повитухи имеются. А вы кушайте, кушайте и сказывайте, с чем прибыли.
– С воеводою Кольцовым-младшим обозом на Мангазею идем, да вот проводник захворал, лекарь надобен.
– А сам воевода иде?
– Татей ловить подался, что обоз с пушною казной намедни разорили.
Мамар, снял малицу с крюка и обернувшись к старшему, предложил:
– Ежели в вашем обозе, окромя хворого, бабы да детки есть, шлите их сюды, у меня еще и гостевая юрта поставлена. Всем места хватит, – и добавил: – А я пока за лекарем Ванюшкой в урман съезжу. На олешках за ночь обернусь.
***
ГРЕЗЫ НИКИТЫ
Гостомысл явился пред рассветом.
– Здрав будь, Никитушко. Давненько я тебя не навещал во снах твоих.
– Завсегда рад тебя видеть, отче. Мыслил я, что не навестишь ты нас с Иваном более.
Князь погладил по волосам спящего волхва.
– Не было бы нужды в вас, не явился бы ныне. Поутру пущай Иван возьмет упряжку и спустится на Обь. Обозники там в беду попали. Проводник у них захворал. Пущай попользует хворого, может, и выходит старика. Сестрица Ванюшки в обозе едет, так что заодно и повидаются.
С людьми этими надобно Ванюше пройтись до Мангазеи. Нужон он в землицах северских ныне. Мамарка-шаман нехай с ним в путь идет, он хоть и молод, да проворен шибко. Тем паче говор народов тамошних знает.
***
ПРОТОКА НИЖНЕГОРСКАЯ
С наступившим рассветом внезапно налетевшие на табор разбойников стрельцы с казаками без единой потери пленили разом всю шайку. Несколько татей пытались сопротивляться, но были порублены саблями и поколоты пиками.
Оставшиеся в живых, раздетые и связанные мазурики, стоя в исподнем на коленях, ожидали своей участи и суда воеводы.
Алексей обошел несколько саней, доверху нагруженных награбленным добром. Осмотрев песцовые шубы и кафтаны, снятые с убиенных купцов и стрельцов, повернулся к сотнику:
– Казну пушную нашли?
– Нет, воевода. Видно, с ней атаманша улизнула. А с энтими как разрешишь? – кивнул Макар Савватеевич на связанных лиходеев.
– В прорубь татей. Нет у нас людей лишних, чтоб их в Тобольск сопроводить.
– Топи, чтоб в рай по ошибке не попали, – крикнул Макар Савватеевич стрельцам.
Вскоре все было кончено. Запихав лагами последнего извивающегося разбойника под лед, стрельцы разошлись по табору ловить лошадей, собирать оружие да другую утварь.
– Ушла Яга. Склизкая она баба, ну прям как ужиха! – подойдя к воеводе и показав рукой на еле заметный след в овражке, посетовал Паршук.
Показав на загон с оленями, остяк с надеждой в голосе тихо поинтересовался у воеводы:
– Олешки татей мои теперича?
– Бери, не жалко, – усмехнулся воевода, как будто всю жизнь раздавал оленей, отбитых у разбойников, и добавил: – И грамоту тебе отпишу по рассвету, чтоб ясак не платил сам, а сбирал его от моего имени с сородичей да управлял вотчиной тестя моего Архипа, пока Иван не объявится. А воровать зачнешь, или гордыня обуяет – шкуру спущу!
Паршук, забыв поблагодарить князя за оказанную милость, от важности выпучив глаза и надув щеки, горделиво прошел мимо казаков и стрельцов к загону с оленями.
– А может, нагоним атаманшу? – предложил подъехавший верхом сотник.
– Нет. Кони оленей не нагонят. А ведьма все одно от ответа не уйдет, ей теперича один путь – на Печеры, – там ее и поймают.
Подскакал десятник от казаков и в гневе крикнул:
– Стрелец один удрал по следу ворожеи и пристяжную увел, курва!
– Остынь, Антип, это дьяка Севастьяна человек был. Подослан он за князем следить. Я давно его приметил, хотел при случае, того, – поправив варежкой усы, хитро усмехнулся Макар Савватеевич, показав на прорубь, – но он сам, однако, прочуял и улизнул. Не верил я, что опосля покушения на посла хана Есима его просто так помилуют. А как в баньке его спину чистую без рубцов увидал, то и понял, что дьяка человек он.
– Помню, помню, – кивнул головой Алексей. – Его тогды мой батюшка запороть до смерти велел. А на следующий день царевич Алей под Исетью объявился, вот и забыли про него все. – Кроме Севастьяна, он его и взял под свою опеку, – усмехнулся сотник.
***
Олени неслись по руслу заснеженной протоки. Яна, закутавшись в длиннополую соболиную шубу, молча сидела на нартах, изредка поглядывая на вторую упряжку, ловко управляемую ее сыном Емелькой.
«Кой раз благоволит судьба мне? Который раз ускользаю от смерти своей? Пора бы уходить из Сибири. Так куда?»
Яна толкнула в спину Ерему.
– Пусти шагом, загонишь ведь животину. Рассвет ужо, ушли мы от погони.
Ермолай опустил хорей, и через некоторое время уставшие олени перешли на шаг.
– И куды нам теперича податься? – поинтересовался душегуб.
– На Михайло-Архангельский монастырь пойдем. Там отсидимся. Емельяна в ученье отдам.
– А я как?
– Пока при мне постельным будешь. А ежели не согласен, то поворачивай к зырянке своей, – ехидно и ревниво усмехнулась Яна.
– Я и так постельный! – расхохотался Ермолай, одной рукой обняв атаманшу.
– Дубина ты стоеросовая! Постельный – это ключник боярский, делами управляющий.
– Да ты никак боярыней захотела представиться на новом месте? А коль уличат? То и мне пятки на костре поджарят!
– Тебя на кол посадят быстрее, коли болтать попусту не прекратишь. А у меня грамотка от дьяка Севастьяна имеется, что дочь я сына боярского Архипа Сотникова. Он мне ее выдал за изведенного боярина думского когда-то.
– Севастьян первый тебя на чистую воду и выведет.
– Как рыба молчать будет, – улыбнулась ведьма, блеснув глазами. – Заговор я на него навела, недолго ему осталось.
Ерема настороженно глянул на удаляющийся туманный поворот протоки.
– Верховой, кажись, нагоняет. Пищаль подай.
***
Казаки и стрельцы, разложив отбитое у разбойников добро на возы, перед обратной дорогой присели у костерков пополдничать. Воевода, поднявшись с возка, на котором давеча прилег отдохнуть, отряхнул рукавицей снег с полы шубы и подошел к гогочущим у костра казакам.
– Отошел бы, ты, Лексей Семеныч, от греха. Богохульничают казачки, ересь несут про дьяконов и попов. А ну как донесет кто, что слышал, да не пресек ересь? – опасливо шепнул воеводе сотник.
А казаки уж разошлись не на шутку.
– Прибрел до батюшки новокрещен , да жалится ему, – рассказывал байку своим товарищам огромный казак, походный десятник Антип Серьга: – «Жизня, – причитает, – у меня темная, голодная. Баба хворая, дети немытые, чум тесный, на ладан дышит». А батюшка ему-то и совет дает: «Купи козу, сын мой!». Остяк топчется, не уходит. «Ступай, ступай, – отмахивается от него батюшка, – дел у меня и без твоих чаяний невпроворот. Козу купи, говорю, тогды познаешь ты чрез сию тварь благодать великую».
Ушел, стало быть, рыбоед.
А опосля вновь приходит к батюшке, и ну ему жалиться: «Вовсе худо жительствовать стало мне, батюшка, коза гадит кругом. Веники и лапти поглодала, бестия. Деток бодает. Меня до бабы не пускат, оленей пугает. Места совсем в чуме не стало. Что делать?» – «А ты продай козу, – не поворачиваясь к остяку, вновь советует поп. – Ступай отсель, некогды мне с тобой лясы точить. За царя-батюшку молиться надобно, а ты тут путаешься, лешак тебя побери!»
Есаул, разглядев воеводу, замолчал.
– Досказывай, досказывай, я наушничать к крапивному семени не бегаю, – улыбнулся Алексей.
– Знаем, Лексей Семеныч, потому с тобой и подались на край земли к морю Мангазейскому, – усмехнулся казак и продолжил сказывать побасенку: – А весной вновь новокрещен объявился. Веселай такой. Прям идет в припляс к церковному двору, да подарков воз в нартах везет. «Продал я козу, батюшка! Така жизня распрекрасная пошла, аж через край пышет! А за совет твой ладный, ясак привез ранний!» – под хохот казаков окончил Антип.
*-арденская порода тяжеловозов.
*-борей – холодный северный ветер.
*-Пэча! – здравствуй.
*- Сумгут-Ваш – Березово.
*-макодан – дымовое отверстие в чуме.
* - ново крещенный – обращенный язычник в христианскую веру.
*- хорей – погонный шест.
*- крапивное семя – дьяки.
*- Мангазейское море – Обская губа.
картина: - езда гуськом.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/02/11/494