Глава VI
В старательской артели свободного времени было немного: поспать, поесть, да починить одежду и обувь. Обвыкнувшись, Геннадий приноровился к жёсткому графику. В артели ходили упорные слухи, что он – родственник техрука, и находится под «крышей». Сам любитель разыграть других, и поиздеваться, техрук зверел от этих слухов, пытаясь их опровергнуть. Однажды, когда Геннадий сидел, подшивая подошву из автомобильных камер к валенкам, дверь распахнулась, в балок влетел разъярённый техрук: «Гена, скажи этим мудакам, что я тебе не родич!» – с порога закричал он.
Отложив валенок в сторону, Геннадий встал, и с улыбкой громко произнес: «Объясняю: Иван Федорович не мой родственник!» Раздался дружный хохот, и разозлённый техрук выскочил на улицу, изо всей силы хлопнув дверью.
Иван Куличкин, деловито раскурив сигарету, заметил: «Ну, теперь-то ясно, что они родичи!»
После этого случая, сколько бы техрук, матерясь, не доказывал, что родственных связей с Геннадием у него не имеется, артельщики только улыбались да перемигивались: прозвище «Родич» прочно закрепилось за Геннадием.
Несмотря на единоначалие, законы советского времени требовали видимости коллегиальных решений. Для этого существовал актив приближенных к руководству, подписывающий протоколы несуществующих общих собраний. Да и собрать всех артельщиков возможным не предоставлялось, поскольку многие находились на отдаленных точках, или отдыхали, а нарушать отдых измотанных работой людей руководство не решалось. В артели существовали свои правила поощрений и наказаний, вернее, наказаний, поскольку поощрять артельщика казалось просто диким: в этой зоне продолжали действовать незримые лагерные законы.
На стене столовой был вывешен разграфлённый лист ватмана, где проставлялись так называемые «трудаки», и коэффициенты, понижающие оплату. Поводов для снижения коэффициентов было достаточно. Однажды пожилой бульдозерист Петрович, вымотавшись от ежедневной двенадцатичасовой работы, заснул, и свалился вместе с бульдозером в глубокий котлован. Были и другие грехи, вызванные нечеловеческими условиями труда, при которых старатели что называется «рвали жилы», иногда в прямом смысле.
– Ты спину свою видел? – спросил Хохол у Геннадия, когда тот разделся в бане.
– Нет, а что? Чешется, правда очень!
Ему поднесли два зеркала, одно спереди, другое сзади, и он увидел полосы, идущие вдоль спины. Некоторые из них уже покрылись струпьями, другие были ярко малинового цвета.
«Пот проел кожу, – пояснил Хохол. – Такое бывает от тяжёлой работы. Что-то тебя твой родич не очень жалует!»
– А ты попробуй, тронь его! – высказался тракторист Петруха, и парильщики рассмеялись.
– А человек, получается, крепче металла – заметил один из артельных.
– Это почему?
– В мороз ниже пятидесяти по технике безопасности использовать транспорт и механизмы запрещается, потому что металл становиться хрупким.
– А мы работаем! – отозвались артельщики.
– Человек многое выдерживает, даже перепад температур в двести градусов.
– Как это? – встрепенулся Молдаван.
– Ты сейчас где был?
– В снегу валялся.
– Температуру знаешь?
– Пятьдесят пять, как всегда.
– А в парной?
– Молдаван взглянул на термометр, висевший на стене:
– Сто сорок пять.
– Вот тебе и перепад в двести градусов!
Утром Геннадий, как всегда зашёл в столовую, и направился расписаться в журнале работ.
– Ты погоди, – подошёл к нему горняк, – техрук велел тебе остаться.
– А в лес за меня кто поедет?
– Не твоя забота.
Позавтракав, Геннадий отправился к техруку.
– Что надо, Федорович?
– Ты, у нас, кажется инженер – строитель?
– Много тут таких инженеров по тайге шастает, а главный из них – медведь. Берлогу строит на совесть, – отшутился Геннадий.
– Ты давай не пи..и, а бери бумагу, линейку, и что тебе ещё надо, и разрабатывай проект.
– Какой еще нахрен проект? Ты что?
– Сейчас объясню: срочно нужен проект бревенчатого двухэтажного дома, на первом этаже должна быть школа.
– Больше ничего не надо? Ты что, думаешь, я тебе сидя в этом клоповнике, в две секунды проект составлю? У меня уже пальцы не гнуться с этой ё.....й работы. Нанимайте себе инженеров, вон, у тебя есть артельный прораб, Мишка Бабаян, с него и спрашивай! А то им и лес вали, и проекты составляй, разбежались! – Геннадий повернулся, чтобы выйти из балка.
Техрук понял, что таким образом с упрямцем дела не решит: «Да не кипятись ты, – вновь заговорил он. – Скажи, что надо, всё доставим. Посидишь, почертишь, отдохнёшь маленько, а то действительно, смотрю, озверел ты в тайге. Давай, чайку выпьём, подумаем, что к чему».
Как только техрук снизил тон, Геннадий смягчился: «Так бы и начинал, а то давай, черти быстрей! Так мы с тобой не договоримся».
Сев за стол, Геннадий выслушал техрука, объяснившего на словах, что нужно.
– Такие допотопные дома до революции строили, а вы объявляете конкурсный проект, – рассмеялся Геннадий.
– Ты поменьше разговаривай, лучше будет. Хоть мы и «родичи», а запру в тайгу до конца сезона, узнаешь, почём фунт лиха!
– Испугал ежа голой ж…й, - снова ощерился Геннадий.
Хлопнула дверь, и в комнату, отряхивая снег с валенок, зашел председатель:
– Ну, что, договорились? – не глядя на спорщиков, спросил он.
– Конечно, договорились! – Нужен хороший ватман, чертёжные карандаши, резинки, линейки, ну, и всё такое, – ответил за Геннадия техрук.
– Когда управишься? – напрямую задал вопрос председатель, обращаясь к Геннадию.
– Не знаю, как пойдет, я же не вызывался!
– Опять начинает! – заговорил техрук. – Характер ещё тот!
– Эта работа денег стоит, а у меня коэффициент – единица, не унимался Геннадий.
– Получишь два выходных. Через неделю надо сделать, – отрезал председатель, и вышел, захлопнув за собой дверь. Выбора у Геннадия не было, приходилось подчиняться.
Каждый день с утра Геннадий просиживал за проектом, и концу недели работа была завершена. Техрук, бросив взгляд на чертежи, тут же подметил мелкие погрешности.
– Вот ещё! – бросив на стол пачку сшитых листов, сказал новоявленный проектировщик.
– Что это?
– Пояснительная записка.
– Оставь себе! Без пояснений разберутся! – и техрук, свернув чертежи трубкой, объявил: «Завтра в лес!»
– А отгулы?
– Работать некому, потом отгуляешь!
– Ну, спасибо! – Геннадий вышел, шибанув дверью так, что с крыши крыльца обрушился сугроб снега.
Глава VII
Через неделю техрук, как всегда, усмехаясь, сказал:
– Твой проект занял первое место по ГОКу. Председатель велел передать тебе «спасибо».
– Из «спасибо» шубу не сошьёшь, и на хлеб не намажешь. Отгулы замылили, и вообще…
Геннадий, махнув рукой, повернулся и пошёл прочь.
«Да погоди! – закричал ему вслед техрук, – председатель добавил еще два дня, с понедельника отдыхаешь!».
Однако отдохнуть в артели не пришлось. От тяжёлой работы у Геннадия схватило спину так, что он не мог ни согнуться, ни разогнуться. Артельный ЗиЛ доставил его в поселковую больницу. Это медицинское сооружение, как и всё, что было в поселке, представляло собой бывший лагерный барак. Геннадия сразу уложили на койку, выстеленную досками, врач, наскоро осмотрев очередного пациента, прописала какие-то таблетки, и прогревания под лампой.
Кроме Геннадия, в больнице лежал молодой приборист с ГОКа, электрик, да еще пара разбитых радикулитом старателей. Геннадий наслаждался больничным отдыхом, восстанавливаясь после непосильной работы на лесоповале. Володя, так звали прибориста, был мастер рассказывать различные истории.
– Дело было так: – начал Володя, раскурив сигарету. – Возил я значит, чувих на автобусе. – Вот был время! – улыбнулся он, ударившись в воспоминания.
– Каких ещё чувих?
– Оо, каких чувих! – Моделей, что одежду демонстрируют. То им лифчик застегни, то за шампанским сбегай!
– А жена?
– Жена думала, что я вожу шефа со швейной фабрики. Еду я однажды на своей мясовозке, остановился я у киоска, сигарет купить, а навстречу …
– Чёрт с рогами!
– Если бы… – огорчённо вздохнул рассказчик.
– Неужели жена?
– Точно! «Вот, говорит, голубчик, какого шефа ты возишь!» Я и так, и этак, мол, работа как работа, я же за баранку держусь, а не за девичьи прелести! Тем более, видишь, они все по формуле Д2С – доска и два соска, с тобой не сравнишь! Она ни в какую! Уж и начальство её уговаривало, меня защищало, мол, морально устойчив, как трактор на дороге, то, да сё…
– И что?
– А то, что здесь на севере парюсь! Жена определила!
– Да, жизнь – суровая штука… – помолчав, проговорил Геннадий.
– И смешная, – добавил Володя.
– И смешная! – согласился собеседник.
Истории сыпались не переставая. К ним присоединился электрик с комбината, ходивший с перебинтованной рукой.
– Бандитская пуля? – спрашивали его обитатели таёжной больнички. Но электрик Марат был не из обидчивых:
– Тут такое дело приключилось. Назначили к нам нового мастера. Ну, новый и новый, да только здешних условий не знает. – «Пристегивайтесь, говорит, к столбу поясом, когда лезете, и когти плотнее затягивайте!» А столбы – сплошь гнилые! – Марат глубоко затянулся сигаретой. – Залез, я, значит, на столб, тот зашатался, я туда-сюда, надо прыгать, да пояс пристёгнутый не даёт. Так вместе со столбом рухнул прямо в лужу, чуть не захлебнулся, дело то летом было. Мастеру – хоть бы что. «Всё равно, говорит, пристегивайся». Ладно. Пошли мы с ребятами наряд выполнять, мастер с нами. Полез я на столб, чувствую – шатается, подлюга, я вниз – прыг! Столб, конечно, завалился, и упал на шест, лежащий на елке. Шест подскочил, и хлестнул мастеру промеж ног. Мастерок наш присел, глаза выпучил, сказать ничего не может. Потом пришёл в себя, и больше не придалбливался по пустякам. Ещё и прозвище заработал – «яйца всмятку!»
В палате стоял такой хохот, что медсестра, не выдержав, попросила: «Вы уж, ребята, как ни будь, потише…».
Так, за разговорами, быстро летело время. Наконец, главврач, милая хохлушка, вызвав Геннадия, спросила:
– Ну, как мы себя чувствуем?
– Мы с вами? – улыбнулся Геннадий.
– Без меня! – продолжала врач. – Лежать не надоело?
– Да, пожалуй, пора выписываться, – согласился Геннадий.
Врач тут же заполнила больничный и подала пациенту.
– Завтра можете выписываться.
– Амба! – провозгласил он, заходя в палату.
– Выписывают?
– С завтрашнего дня.
Несмотря на сухой закон, и приятели отметили расставанье, и попутка увезла Геннадия в артель.
глава VIII
Войдя в полутёмный балок, Геннадий зачерпнул кружкой воды, задев головой шапку, висевшую над печкой, и та тут же свалилась в бачок с водой. Он вытащил мокрую шапку, и нацепив её снова на крючок, улёгся на койку. Следом за ним вошел Хохол. Сунувшись к печке, он так же отправил шапку в бак с водой. Выловив многострадальную шапку, и оглядевшись, Мишка водрузил её на прежнее место. Геннадий, видя эту сцену, беззвучно хохотал, закусив простынь зубами. Вечером явился владелец многострадального головного убора – Ванька Куличкин; подойдя к шапке, долго осматривал её, затем задумчиво произнёс: «Надо же! Неделю уже над печкой висит, и всё мокрая!»
Лукавые улыбки старателей, знавших причину таинственного явления, сопровождали комментарии Куличкина.
Утром в столовой к Геннадию подошёл техрук:
– Выздоровел?
– Как бык…
– Перед забоем! – добавил проходивший мимо Петруха.
– Пойдёшь на распиловку! – дал распоряжение техрук.
– А отгулы?
– Ты и так отдохнул. Людей не хватает, попозже!
Геннадий решил больше не «лезть в пузырь», махнув на всё рукой: «Чёрт с вами, ваша власть, суки!»
Привезённые из леса пачки леса нужно было «раскатать», то есть разобрать, и распилить циркулярной пилой на чурбаки. Тяжёлые комли елей и лиственниц за рабочий день так натруживали мышцы, что к концу работы руки у распиловщиков уже не сгибались. Кое-как поужинав, Геннадий завалился спать, выставив перед собой руки, как космонавт в невесомости.
– Распиловка? – заметив соседа по койке в необычной позе, поинтересовался Мишка - Хохол.
– Она самая!
– Ты её надолго запомнишь! – пообещал Хохол, снимая ватные штаны и заваливаясь на кровать.
Действительно, надорванные мышцы и сухожилия ныли так, так, что спать приходилось в обнимку с подушкой, что немного успокаивало боль.
Мишка был здоровый мужик, и хохол натуральный, как и большинство старателей. По каким-то обстоятельствам украинцы облюбовали эти суровые северные края, таща за собой «родичей» по их выражению, и друзей, наводнив ими прииски. Получалось, что в сердце Якутии, в артели было всего два якута – Горный мастер или «Горняк», Василий и тракторист Иван Куличкин. Оба были местные; Василий, окончив горный техникум, «махал» армию, перед каждым призывом уходя в тайгу. «Легализовавшись» после двадцати семи лет, устроился горным мастером в артель. Это был неглупый, рассудительный, как и все якуты, мужик, понимающий шутку, и терпеливо сносящий все местные «прихватушки» старателей. Зла он никому не чинил, однако имел острый глаз, и все огрехи старателей были у него, как на ладони.
Из распадка, в котором расположилась артель, была видна горная вершина – «Тунгуска», как её называли старатели. Глядя на неё, можно было предсказать погоду на ближайшее время. В ясный солнечный день вершина сияла, словно зеркальная, однако, буквально через час можно было увидеть тучи, наползающие на горный пик, или густой туман, окутывающий вершину. Картины, сменяющие друг друга, словно в калейдоскопе, поражали своей неповторимостью.
Глядя не нее, Геннадий вспомнил стихотворение, которое читал в детстве:
Есть на свете безвестные дали,
Цепи гор затерялись в снегах,
Где суровость природы едва ли
Нам напомнит о вешних лугах!
Неприступные гордые выси,
Всё спокойствием дышит вокруг…
Одинокий след раненой рыси
Замыкает свой жизненный круг.
Вся во льду безымянная речка,
Тёмен лес и высок небосвод…
И сосна, как сгоревшая свечка,
Что не смотрится в зеркало вод.
Где всполохи ночного сиянья,
И мерцанье полярной звезды,
Словно отзвуки слов Мирозданья
И зовущие в Космос следы!
В артели, как и положено, ходили свои легенды и предания. Рассказывали, как один из старателей за стакан водки голышом в шестидесятиградусный мороз бегал из одного балка в другой. Передавались и совсем необычные легенды, как в артель попал маленький медвежонок, которого научили возить воду: на небольшую телегу ставили бочку, медведь закатывал её в реку, и, выждав, когда бочка наполнится водой, вёз в артель. Однажды старатели решили подшутить над ним, и вытащили пробку из бочки. Вернувшись с пустой бочкой, медведь был удивлён, но снова отправился за водой. Обнаружив, что бочка вновь пуста, медведь разозлился, и, поскольку тайга была рядом, бросил артель, взрастившую его, и убежал в лес, последовав зову природы. Ходила легенда, что была в артели даже обезьяна, которая обыгрывала старателей в карты, и умевшая считать деньги; её привез один из старателей, купив у какого-то моряка. Однажды зимой она выскочила на лютый мороз, и скоротечная лихорадка навсегда успокоила несчастное животное. Рассказывали о собаке, разыскивающей золотые самородки, впоследствии украденной из артели. По горам тут и там бродили горные бараны или чубуки, мощные животные с гигантскими рогами. Геннадий с любопытством следил за передвижениями баранов, удивляясь непостижимой ловкости, с которой они перескакивали с одного обрыва на другой.
Одна из артельных легенд повествовала, как артельщик, по прозвищу «Дед Мороз» взяв с собой мелкокалиберную винтовку, и соблазнив повариху Марью возможностью добыть свежее мясо, отправился на охоту, благо, объект охоты был что называется, под боком. Повариха, польстившись на уговоры «деда Мороза», потащилась за ним, прихватив с собой тазик.
– А это зачем? – любопытствовали старатели, в предвкушении необычного зрелища.
– А кишки собирать!» – с ударением на «и» отвечала простодушная повариха. Маленькая экспедиция карабкалась по сопкам, за ними с любопытством наблюдали свободные от смены старатели. К ним присоединилось и артельное начальство, отпускавшее едкие шутки в адрес отважных охотников. «Дед Мороз», полз по склонам, как герой Фенимора Купера, и, выследив большого барана, прицелившись, выстрелил. Баран, которого крошечная пуля только разозлила, пригнув рога, направился крупными прыжками в сторону любителей свежей козлятины. Дед Мороз, бросив винтовку, скакал впереди барана, размахивая руками; за ним неслась его напарница, оглашая окрестности истошными криками «Помогите!» Тазик для сбора кишок катился по горному склону за охотниками, подпрыгивая на камнях.
Неудавшаяся экспедиция в рекордное время достигла распадка, а баран, изгнав с позором чужаков из своих владений, как ни в чём не бывало, в несколько прыжков поднялся на невообразимую высоту, и стоял, приняв неподвижную горделивую позу. Запыхавшаяся Марья, желая избежать насмешек, юркнула в свой женский балок, а руководитель «экспедиции», «Дед Мороз», предстал перед старателями.
Ну, что, охотник, где свежая баранина?
Потерпевший фиаско старатель под градом сыпавшихся на него шуток, направился восвояси. Действительно, свалить мощное животное из мелкокалиберной винтовки – это была безумная авантюра, однако монотонный быт старателей требовал хоть какой ни будь разрядки, и всегда находилась отчаянная голова, совершавшая то или иное сумасбродство. Так, однажды, когда одна из поварих, соскучившись по мужской ласке, стала особенно наседать на Тоху, тракторист – гигант просто взял ее за ногу, и, вынеся из столовой, положил на снег, проговорив: «Остынь немного!».
http://www.proza.ru/2016/01/02/622