Глава IX
Вся технология добычи золота на севере сводится к подготовке полигонов зимой, и промывке породы летом, когда реки вскрываются. Подготовка же полигонов заключалась в том, что велась «вскрыша», то есть взрывалась верхняя часть мёрзлого грунта, после чего бульдозеры освобождали золотоносный пласт. Бурильщики сверлили скважины, куда затем закладывалась взрывчатка – смесь селитры, смешанной с соляркой, затем взрывники закладывали электрозапалы, соединяя их проводами.
На одном из полигонов бригадир оставил Геннадия охранять подготовленный под взрыв участок. Геннадий развёл костёр, и сидел, зачарованно глядя на огонёк, весело скакавший между поленьями; вокруг стояла тишина, нарушаемая потрескиванием деревьев, укутанных в сверкающий снег.
Таежная идиллия была прервана подъехавшим грузовиком с взрывниками: «Ты что тут делаешь, дурак? Сейчас этот полигон взрывать будем!» – крикнул один из них.
Геннадий прыгнул в кузов машины, которая, набрав скорость, покинула опасное место. Вскоре послышался раскатистый взрыв. «С тебя бутылка!» – сказал один из взрывников.
Геннадий тут же вытащил заветный талон на водку, и, добавив денег, подал взрывникам.
– Да пошутили мы, не надо! – стали отнекиваться взрывники.
– Нет! – твердо сказал Геннадий, – берите, и выпейте за мое здоровье! Если бы не вы, и хоронить было бы нечего!
Для снабжения старателей свежими овощами на территории артели велось строительство теплицы, которым руководил бригадир Миша Бабаян. Низенького роста, типичный армянский строитель, он не спеша, трудился на объекте. В его подчинении находилось несколько человек, к ним в помощь был направлен Геннадий. По сравнению с лесоповалом и распиловкой это был просто дом отдыха; не было непосильного и опасного труда, как при работе в лесу.
Работая, Геннадий примечал, что Бабаян хитрит, тянет, переделывает то, что не надо было делать вовсе, но, зная свое место, помалкивал. Только однажды, прикинув высоту теплицы, Геннадий спросил у Бабаяна:
– Не низковато?
– Ничего, хорошо! – беззаботно отвечал бригадир.
Когда теплица была выстроена, оказалось, что кроме Бабаяна, там никто не может работать. Техрук налетел на Геннадия: «Ты что смотрел?».
– Я не смотрел, а делал, что приказывали. Есть бригадир, с него и спрашивайте!
Так хитрый армянин стал заведующим тепличным хозяйством. Как-то Геннадий беззаботно шагал по территории артели. Его остановил один из старателей:
– Ты что разгуливаешь в рабочее время? Коэффициент схлопочешь!
– А что надо делать? – насторожился Геннадий.
– Взять в руки любой инструмент, и идти деловито, а не вразвалку. Если же стал, посмотри кругом, нет ли начальства. Вон, видишь, стоит Витька, как будто в штаны наложил, по сторонам оглядывается, в руках ломик держит. Зачем ему ломик? А затем, что он работает здесь уже третий год, и знает, что почём.
– Значит, если где-нибудь увижу мужика, который стоит на улице, с ломиком в руках, и озирается, значит, это бывший старатель?
– Конечно! – рассмеялся приятель. – Если быть наблюдательным, можно хоть кого распознать. Например, зек всегда вежливый, потому что за «базар» в зоне отвечают, сидит на корточках, курит в ладонь, есть и другие приметы.
– Ладно, махнул рукой Геннадий. – Ты, я вижу, профессор в этих делах!
– Помотаешься с моё – и ты профессором станешь!
Однажды, зайдя в балок, Геннадий увидел сидевшего на кровати расстроенного Бабаяна.
«Какие люди! – обиженно обратился тот к Геннадию. – Трусы украли!» Геннадий рассмеялся, зная, что в артели краж не бывает, но посочувствовал товарищу.
– А я в отпуск собрался, – доверительно сообщил Бабаян.
– Дело хорошее. Давай, отдыхай!
Бабаяна проводили, положив на прощанье в его чемодан кирпич. Это была давняя артельная традиция, и как отъезжающий не караулил свой чемодан, избежать «подарка» почти никому не удавалось.
Однажды, когда промывали бочки для воды, стоявшие в балке, на дне обнаружили шерстяные носки и трусы.
– Это же трусы Миши Бабаяна! – сказал Геннадий. – А он убивался, что их похитили.
– А носки – мои! Я их обыскался!– сказал Мишка Хохол.
– Посмеявшись, старатели наполнили бочки чистым снегом, и сели пить чай. Как всегда подошли гости.
– Чай у вас вкусный, – сказал Володя Юревич.
– Ещё бы! – сказал тракторист. – На бабаяновских трусах настоянный!
Брезгливый Юревич тут же выплеснул содержимое кружки за дверь, зачерпнул чайником воды из другой бочки, поставил на плиту.
– Ну, как этот чаёк? – поинтересовался Петруха.
– Отличный чай!
– Заваренный хохловскими носками!
– Да пошли вы к чёрту! – и Юревич, накинув полушубок, вылетел из балка.
Дружный хохот сотряс балок. Любая причина, дающая повод посмеяться, не пропускалась старателями. В углу балка расположились кровати двух друзей - «плакальщиков». Каждый вечер они рассказывали об обидах и горестях, постигших их в жизни, жалея друг друга. Балок затихал, и старатели, перемигиваясь, показывали пальцами в угол, где два приятеля жаловались на жизнь. Со второго яруса свешивались головы старателей, подслушивающих исповеди страдальцев, изо всех сил стараясь сдержать смех.
Каждый работник, приехавший в артель, обрастал скарбом, необходимым для выживания. Под койками стояли ящики, наполненные спецодеждой, инструментами, запчастями, которыми просто так на севере днём с огнём не найдёшь. Одним из необходимых вещей был нож, без чего не обходился ни один старатель. Потеря ножа воспринималась как маленькое несчастье.
К весне в артели решено было строить ангар для трактора. Строительство было поручено бригаде Баевых – отцу с сыном, потомственным специалистов по срубам. Ставить срубы на севере считалось искусством, ходила легенда о том, что в грамотно срубленной, пригнанной бане оставленная на ночь свечка может разогреть парную. Однако этот был тяжёлый и опасный труд, затаскивать вручную бревна на высоту, балансируя верхом на таком же бревне, было непросто.
Деревянные брусья стен крепились между собой нагелями, металлическими стержнями. Оказалось, что как раз этих стержней в артели нет. Геннадий, указав на пачку строительной арматуры, сказал техруку:
– Вот вам и нагеля! Порежем газорезкой, и откуем!
– А ковать кто будет?
Геннадий когда-то пробовал заниматься этим увлекательным делом. В горне плясал огонь, кузнец, весело насвистывая, поворачивал щипцами малиновую от жара болванку, а затем, положив её на наковальню, и осторожно работая электромолотом, превращал её в нужную деталь, иногда доверяя изготовление простых деталей Геннадию. Он сделал из металлической бочки горн, массивная металлическая болванка приспособлена под наковальню, и кузница заработала.
Глава X
В 1988 году начался «наезд» на золотодобывающую артель Туманова, про которую бывалые старатели говорили только хорошее. Быт в его артели был налажен, заработки в ней были мечтой многих. Причина травли была проста: народ должен страдать. И страдали. Так артель Козла – Руду, что в Оймяконском районе, где золото добывали глубоко под землей, что называется, «прогорела», и сотни старателей в результате каторжного труда остались без копейки, и таких артелей было не счесть. Распределения золотоносных участков велось таким образом, что артелям доставались «бросовые» места, а лучшие отходили государственным предприятиям, либо консервировались, находясь под особой охраной. В такие места направлялись «хищники» – вольные добытчики золота. По рассказам старожилов, вручную лотком в таких местах за день можно было намыть вполне приличное количество драгоценного металла.
Как только реки вскрывались, под руководством местных органов правопорядка формировались дружины, которые, вооружась биноклями, с сопок следили за «хищниками». В свою очередь «хищники» держали свою стражу, которая предупреждала «лоточников» об опасности. Богатые месторождения золота давали возможность добывать его вручную, однако путь на материк с дьявольским металлом был очень сложным. Брести зимой через тайгу тысячи километров было нереально, ещё более нереальным было добираться летом, когда разливались реки, оттаивали болота, и свирепствовала мошкара. Оставалось два возможных пути: добраться до Магадана по Колымской трассе, или попытаться вылететь из Усть – Неры. И то и другое было сопряжено с величайшей опасностью, и случаи кражи «металла», как здесь именовалось золото, были редкостью.
Опытные старатели предупредили Геннадия: «Найдёшь самородок – затопчи, чтобы никто не видел, и беги от этого места! Прикопаются, всё ли показал, да куда остальное спрятал, будешь объясняться всю жизнь».
Во время войны, когда по указу Сталина осваивалось Индигирское месторождение, золото было местной валютой. За стандартную мензурку из-под пенициллина, наполненную золотым песком, можно было выменять зелёного луку или спирту, по весу равного золоту. Государство, по рассказам старожилов, обязывало всех приисковых ежемесячно сдавать наполненный золотым песком спичечный коробок, и это делали дети, собирая золотинки в дорожной пыли. Один из артельных трактористов рассказывал, что при ремонте лопаты у бульдозера всегда можно найти золото на обратной стороне горизонтальной планки ножа отвала.
Глава XI
Снег становился рыхлым и быстро таял, старатели сменили валенки на сапоги, вешние воды забурлили в руслах разлившихся рек. Наступало горячее время добычи. Геннадия вызвал техрук.
– Давай, собирайся, и отравляйся работать на прибор.
– Какой ещё прибор?
– Ну не тот же, что в штанах болтается, а промывочный. Ты приборист, техучебу прошёл, так что собирайся.
– Какую техучёбу? О чём ты говоришь?
Техрук достал толстый журнал, и послюнявив палец, открыв нужную страницу:
– Вот, видишь? Список курсантов – прибористов. Вот твоя фамилия. Вот подпись.
– Никаких курсов я не проходил, я всю зиму в лесу работал, а подпись ты за меня поставил.
– Ну, поставил, и что? Работать отказываешься?
Геннадий давно понял бандитскую суть старательских артелей, где с молчаливого согласия государства золото разменивалось на человеческие жизни. Спорить было бесполезно. «Чёрт с вами!» Расписавшись в журнале инструктажа, отправился к промывочному прибору, находившемуся недалеко от артели. К его радости, напарником оказался Володя Юревич, издали махавший ему рукой.
– Ха! – приветствовал тот Геннадия. – На приборе ещё не работал? Становись на шланг, а я штурвалом барабан крутить буду.
Работа промывочных приборов, как больших, так и маленьких, заключалась в том, что бульдозер подавал породу в рабочую ёмкость, где она промывалась сильной водяной струёй, удаляющей легкие примеси. На специальных рифлёных ковриках оставалось золото со шлихом. В конце смены содержимое коврика пересыпалось в железные банки из под киноплёнки, опечатывалось, и переправлялось на обогатительную фабрику.
В процессе работы Геннадий обращал внимание на чёрный, как уголь, шлих. «Поскольку, – решил он, шлих оседает вместе с золотом, значит, весит не менее золота. Следовательно, эти камешки содержат редкоземельные, и, возможно, радиоактивные элементы». Однажды, когда съёмочная бригада подъехала за «урожаем», Геннадий сказал:
– Золото забирайте, а шлих не дадим. Нам за него не платят.
– Ты не шути, заметил Ларин, – неприятностей не оберёшься.
– Однако Геннадий не думал шутить. Он начал сбрасывать шлих с коврика, и только вмешательство старателей, понимавших, что дело обернётся бедой, остановили его.
Как и следовало ожидать, вскоре после «выступления» Геннадия на прибор прикатило начальство.
– Ты что здесь бузишь, воду мутишь? – подступил техрук к Геннадию.
– Мы что добываем? – ответил вопросом на вопрос Геннадий.
– Золото!
– Тогда шлих зачем?
– Не твоё дело!
– Не моё? А кто же его добывает? Если шлих нужен, пускай платят! Нас держат за дураков, мы добываем редкоземельные элементы задарма, да ещё облучаемся!
– Вот что, умник – набычившись, сказал техрук. – Будешь возникать – вылетишь из артели. Понял?
– Как не понять! Вот она, власть Советская, долбанная в левое ухо!
Скандал в артели не стали раздувать, но к Геннадию подходили старатели, выражая свою солидарность, однако протестовать никто не решался.
– На сколько нас напяливают? – обратился к Геннадию Хохол.
– Думаю, в действительности шлих стоит не меньше золота.
– Вот козлы! – подытожил разговор Куличкин.
Третьим членом бригады на промывочном приборе был пожилой бульдозерист Михалыч, «старавшийся» уже много лет, и повидавший многое. На континенте у него была семья, однако таёжная жизнь засасывала, подкупала своей обыденностью и простотой, и Михалыч, как и многие старатели, давно уже не рвался домой, отсиживая отпуска в артели.
Однажды, когда Геннадий стоял на смене, тракторист, разомлев в кабине от жары и монотонного тарахтения трактора, задремал. Михалыч спал, как ребёнок, а трактор пёр вперёд, со всеми своими дурными тремястами лошадиными силами. Геннадий закричал, что есть силы, но трактор не останавливался. Ещё немного, и он вомнет в металл мечущегося на рабочем мостике человека. Отчаявшись, Геннадий схватил булыжник, и швырнул его прямо в лобовое стекло трактора. Проснувшись, Михалыч, включив реверс, тут же сдал назад.
Таких случаев было немало. В одно из дежурств Михалыч затолкал в бункер громадный валун, и только в результате адской работы его, подцепив тросом, извлекли из прибора. Особенно трудно было работать ночью, когда на яркий свет прожектора слеталась кровососущая нечисть. Геннадий со своим напарником пытался сделать какое-то подобие накомарника, но все попытки заканчивались неудачей: каким-то непостижимым образом насекомые проникали сквозь сетку, и справиться с ними было невозможно.
Как-то раз, во время рабочей смены к прибору подкатила машина, из неё вышел незнакомый человек: «Здравствуйте, – подошел он к работавшему Геннадию. – Я парторг ГОКа, мне поручено передать вам письмо». Взяв распечатанный конверт, Геннадий прочитал короткие строчки: «Вы приглашаетесь на заседание парткома по решению Вашего персонального вопроса».
«Ну и что? – с усмешкой сказал Геннадий. – Сейчас брошу работу, и полечу за десять тысяч километров на заседание парткома!».
Сказав это, он протянул письмо парторгу, показывая этим, что разговор закончен.
– Но вы же партийный человек, и обязаны подчинятся Партии.
– Когда Партия будет кормить меня и мою семью, может, тогда и подчинюсь. А сейчас мне надо работать, и никуда я не поеду.
Парторг ожидал такой ответ, он поднялся на прибор, и снова заговорил:
– В таком случае вам необходимо съездить в Усть – Неру к первому секретарю обкома Красношапко.
– Я же сказал, никуда не поеду.
Парторг сменил тон:
– Я вас понимаю, но поймите и вы меня. Если вы не поедете в обком для разговора, меня уволят с комбината, и больше никуда не возьмут. А у меня семья, дети…
– Ладно, съезжу! – пожалев парторга, согласился Геннадий. – Только не пойму, о чем речь? Хотят исключить меня – пускай исключают.
Парторг не стал ввязываться в дискуссию, и, решив вопрос, пожал руку Геннадию, и уехал.
К удивлению Геннадия, первый секретарь принял его спокойно.
– Что у вас стряслось? Характеристика у вас отличная, вы хороший специалист, так в чём дело?
– Хороший специалист я был до того, как приехал в этот городишко, а там свои правила.
– Понятно, – сказал первый секретарь. – Ну, не буду вас задерживать.
Попрощавшись, Геннадий вышел из просторного кабинета секретаря, и к вечеру добрался до своей артели.
– Что, попало? – спросил техрук, когда Геннадий вернулся.
– Нужен я ему, только зря трудак потерял!
Попривыкнув к работе на маленьком приборе, Геннадий решил, что так пройдёт вся его летняя служба, однако не зря говорилось: - человек предполагает, а начальство располагает.
– Ну, что? – обратился к нему техрук за обедом. – Не надоело работать на одном месте?
Геннадий сразу понял, что «светит» новое назначение.
– Куда? – не вдаваясь в подробности, спросил он.
– Собирайся на Ситокан!
Ситокан был новое месторождение, куда артель вбухала немало денег, предполагалось, что золота там «не меряно». Собрав пожитки, Геннадий сел на машину, и отправился в командировку. Ехать по тайге пришлось долго. Трехосный ЗиЛ не раз пересекал разлившиеся бурные реки, грозящие опрокинуть тяжёлую машину, пробирался через болота, ехал извилистой таежной тропой.
– Хоть бы мост навели, снесёт машину! – проговорил Геннадий, когда та, надрывно урча, погрузившись в воду выше осей, пересекала бурный поток.
– Так здесь и числится мост, и не один, только их никто не строил. Это же денег стоит, а у нас – экономия, – прокомментировал Хохол, крутя баранку.
– Эта экономия когда ни будь боком обернётся! – заметил Геннадий.
Его слова оказались пророческими.
Глава XII
Ситокан радовал желтизной брёвен новых построек. Напарник показал Геннадию промывочный прибор – громадное сооружение, протянувшееся на сотни метров, и состоящее из десятков задвижек, электродвигателей, транспортёра, и гигантского «грохота» - промывочного барабана. Расчёт был на большую работу. Приборист должен был следить за всеми этими механизмами, давать сигналы двум бульдозерам, на большой скорости толкающих породу в бункер. Самая опасная работа заключалась в сдергивании валунов с транспортерной ленты, весивших, иной раз, более центнера. Если такой камень проскочит, то наверняка разобьёт промывочный барабан, и работа прибора остановится. Геннадий сидел в «скворечнике» - хлипкой деревянной будке, расположившейся высоко над грудой сброшенных его предшественниками валунов.
« Будь осторожен! Не сдернешь бульник – разобьёшь грохот, а то и сам свалишься вниз, и разобьёшься. Вообщем, полная автоматика: нажал на кнопку – и спина мокрая!»– учил Геннадия опытный напарник, умело стаскивая стальным крючком валуны с транспортёрной ленты.
Работа велась круглосуточно, однако зам по сохранности качал головой, видя скудный результат.
– Как есть, прогорим – горевали сопровождавшие его старатели.
– Хана дело, – подтверждал бульдозерист. – В хороший сезон на мне по пять пар трусов сгорали, а в этот раз всего две!
Так и получилось. Золота было мало, и затраты на его разработку не окупились.
В отношении получения «хороших» месторождений существовала целая система. Распределяющие – руководство комбината, предлагая артели добычное месторождение, норовили устроить туда друзей и родственников, не желавших особенно гнуть спину на старательской каторге. Председатель «Восхода» был из тех, кто не вымаливал участков с высоким содержанием металла, но и не брал лишних душ. Эта политика не всегда оправдывала себя, да и старательское дело, не смотря на геологоразведку, было, по большому счёту фартовое, повезёт – не повезёт. На этот раз не повезло.
Через месяц за Геннадием прислали машину.
– Поедешь на сенокос! – приказал тех. рук.
Услышав это, приятели предупредили: дело гиблое. Туда посылают всякую нечисть из артелей, так что будь осторожен!
Собрав пожитки, Геннадий вместе с двумя молодыми напарниками, Серегой и Витьком, неизвестно как затесавшимися в артель, поехали в поселок, где, встретившись с остальными косарями, направились в магазин, для закупки дефицитных по тем временам продуктов: круп, мясной тушёнки, сгущенного молока, кофе, какао, сахара и дрожжей. Новые напарники захватили с собой пару алюминиевых фляг, и Геннадий, почуяв неладное, призадумался. Как оказалось в последствии, предупреждения старателей были не напрасны.
Невдалеке от поселкового магазина небольшая группка людей, соорудив из старых ящиков костер, варила уху из рыбьих голов.
– Кто это? – обратился Геннадий к Марату, одному из старателей.
– Хм, это народ, в ряды которого я не желал бы влиться. Старатели, вылетевшие из артелей, бывшие работники комбината, бичи, одним словом. До большой земли добраться не могут, нет денег, на работу никто не берет.
– Как же они живут?
– Так и живут, как все бичи. Пойдем, поговорим с ними. Привет, мужики! приветствовал он бедолаг.
– Здорово, если не шутишь!
– Уха долго вариться будет?
– Как получиться! У вас банки не найдется, водички вскипятить?
– Да у вас же бутылки есть!
Марат наполнил водой две стеклянные бутылки, и поставил у костра. Группка бичей, покуривая, внимательно наблюдала за его действиями. Вскоре вода в бутылках начала закипать. «Ловко!» – сказал один из старателей.
Марат, посоветовавшись с косцами, передал бродягам несколько пачек папирос, два пакета муки, сахару, и немного подумав, добавил спичек и хлеба. Те молча приняли подарок, в их глазах светилась благодарность.
«С каждым может случиться, - прокомментировал Марат. – А ведь старшой-то мне знаком! Кандидат наук, с семьей неурядицы случились, рванул мужик на север, и тут не пофартило. Бывает!»
http://www.proza.ru/2016/01/07/851