На снимке: воинское захоронение у станции Раменцы
В Карелию… поиск могилы отца.
Много лет я не знал, где могила моего отца. С военных лет было известно только то, что погиб он в феврале 1942 года на Карельском фронте, на Кировской железной дороге.
Стараниями сына, благодаря ОБД «Мемориал» выяснил и дату, и место гибели, и место погребения. И то, что в 60-е годы прах его был перенесён в братскую могилу.
Вот тут и возникла путаница: перезахоронение было произведено сразу в две братские могилы, отстоящие друг от друга более чем на сотню километров и расположенные в разных районах. Связывало только место гибели – посёлок под названием Великая Губа. А посёлки с таким названием существуют и на Онежском озере и на Сегозёрском водохранилище (Сегозере).
Возникло подозрение, что «перезахоронения» были чисто бумажные. Ну хотя бы частично. Всё же небольшие захоронения бойцов должны были переноситься в укрупнённые, перенос останков проводился не тайно, народ видел и привоз кумачовых гробов, и их торжественное погребение.
Выяснить, был ли перенесёны останки отца в новую могилу мы с сыном и должны установить в поездке в Карелию.
И вот мы в пути. Заполночь проезжаем Петрозаводск. Белая ночь позволяет рассмотреть кое какие городские детали даже из вагонного окна. В Кондопоге уже совсем светло, но утро настолько раннее, что пустынны и улицы и привокзальная площадь.
В Медвежьегорск въезжаем уже настоящим утром, но местный транспорт ещё спит. Немногочисленные пассажиры забиваются в зал ожидания автостанции, ждут своих рейсов.
Мы изучаем все расписания. И железнодорожные и автобусные. Пригородных электричек нет, в нужные нам пункты не ходят и автобусы. Остановки есть, но они на трассе "Кола", на своротках в эти посёлки. А там ещё топать да топать. Обнадёживает, что один из дальних поездов, идущих из Мурманска, останавливается на всех мелких станциях, билеты надо приобретать здесь заранее, а там стучать в вагон. Может, проводники услышат и откроют.
Наши планы немного рушатся, но главное мы предусмотрели – ночевать будем в гостинице Медвежьегорска, а вояжи в нужные места будут однодневные.
После первой поездки мы ещё раз изменим план – отменим поездку на станцию Масельская: выяснять там нам ничего не придётся. Для заброски в Быстряги и Раменцы будем брать такси. С таксомотором в районном центре вроде бы всё налажено.
«Онега» – муниципальная гостиница, есть ещё две небольшие частные, но они дальше от центра. Цена за двухместный номер приличная, рассчитана, видимо на северные надбавки – Карелия приравнена к районам Крайнего севера. А постояльцев нет, номера пустуют. Мы единственные на всём этаже. Заведение явно убыточное и вряд ли оно приносит доход в местный бюджет.
Созваниваемся с диспетчером таксопарка и через час выезжаем на трассу «Кола». Дорога отличная и проложена по типичной карельской местности – в обход болот, озёр и небольших возвышений. Пески, валуны, мхи, скалы по обочинам дорожных выемок, сосновые, чахлые в низинах леса.
Водитель не местный, мурманчанин, живёт в Медвежьегорске всего несколько лет. Дорогу в Раменцы не знает, но в Масельскую вроде бы ездил, заверяет – дорога туда отвратительная. Второй раз туда бы не поехал. Чувствуется, что он пессимист по жизни – всем недоволен. И захолустье, и безработица, и народ скверный.
Проезжаем указатель «Масельская» и съезд на грунтовую дорогу к бывшей станции. Дальше на 57-м километре указатель «Раменцы», влево съезд на отсыпную щебёночную дорогу. Дорога сносная, проезд возможен на любом транспорте. Позже узнаем, что 9 мая сюда приезжали даже на автобусах. В День Победы бывают массовые посещения родственниками могил павших воинов. Приезжают из многих городов России.
Последние километры дорога идёт вдоль ж.д. и упирается прямо в станцию. Хотя станции, даже небольшой нет, стоит только вагон-будка диспетчера. Зачем станция, если и посёлка нет? Жители давно перебрались в Медвежью Гору и Сегежу, несколько сохранившихся домиков используются летом, как дачи. Постоянно живёт только одна семья, хозяин её – старожил.
Диспетчер обещает познакомить нас с ним позже, а пока объясняет нам, как разыскать братскую могилу. Мы знаем, что она дальше, в конце посёлка на сельском кладбище на бугре железнодорожной выемки. Но где кончается посёлок? Слева, на месте бывших усадеб уже вырос лес, справа тоже в зарослях проглядывает пять-шесть обветшалых строения.
Идём по шпалам около километра. У меня прихватывают ноги и пока я отдыхаю на раскладном стульчике, Митька бежит дальше, где слева от дороги виден уже матёрый лес. Затем ведёт туда и меня.
На откосе выемки бетонные ступени, к ним через канавы уложены шпалы в виде мостка. Площадка над могилой укрыта плитами, по сторонам чугунные столбики с цепями. В глубине площадки бетонная стена на которой закреплены мраморные доски с именами погребённых, в центре – на тёмном мраморе надпись : «Слава героям, павшим в боях за свободу и независимость ВЕЛИКОЙ РОДИНЫ».
Из паспорта захоронения я знаю, что общая могила появилась в 1942 году, последнее погребение в 1944 , перезахоронение из других братских могил произведено в 1960. В октябре 61 года был установлен первичный обелиск, размер могилы – 25 на 20 метров, захоронено 1385 известных и 124 неопознанных воина. Реконструкция памятника проведена в апреле 85 года
Свежие венки и цветы – месяц назад был наплыв родственников. Тут же прикреплено несколько овальных барельефов с фотографиями погибших в разные годы на Карельском фронте в этих местах. Их в мраморных списках нет, это уже родственники решили, что их предки должны иметь свою могилу. Если погиб в этом районе, но неизвестна могила – так пусть будет хоть эта.
Находим на доске отца, фамилия искажена, но это недосмотр гравировщиков – в уточнённых в 93-м году списках перезахоронения всё правильно.
Ищем фамилии бойцов, значащихся в списке потерь 65-й морской бригады, первично захороненных там же где и отец – 607-й км (ст. Быстряги), 200 м С-З барака. Их фамилий на плитах нет, как нет и в списках, перезахороненных со ст. Быстряги.
Что же получается? Отца из Быстряг перезахоронили выборочно? Остальные остались в могилах в месте первичного погребения? Тогда, было ли вообще перезахоронение из Быстряг?
Вопрос остался открытым. Возвращаемся на станцию, расспрашиваем «старожила». В момент перезахоронения мужику было 8 лет, но он уверяет, что всё помнит.
«Привозили всех на армейских машинах, каждого в отдельном гробу, обитом красной материей. Привозили из разных мест, в том числе и из Быстряг. Занималась этим войсковая часть, их возле Раменцов располагалось две – локаторщики и связисты. Они же и плиты изготавливали».
Много ещё чего он рассказывал и ещё раз уточнил, что в отдельном гробу хоронили КАЖДОГО. Общих гробов или ящиков быть не могло – он в этом уверен – был свидетелем как гробы опускали в могилу под залпы из винтовок.
Я не стал уточнять, как могли вместить в могилу 25Х20 более полутора тысяч гробов? Уверен, так уверен. Зачем человека разубеждать?
Думаю, всё прояснится в Быстрягах – там тоже живёт какой-то старожил, фермерствует.
Уезжаем на поезде Мурманск – Москва, остановившемся здесь на минуту. На минуту состав остановился и на станции Масельская. Станции здесь тоже нет – такой же вагончик диспетчера с наименованием остановки. Посёлок тоже в упадке – безлюдье, брошенные домишки, ни пешеходов, ни транспорта на заросшей чертополохом поселковой улице. Двухэтажное здание вблизи станции зияет выбитыми окнами и дверьми.
Вечером прошлись по главным улицам Медвежьей Горы. Городок нам понравился ухоженностью и чистотой. Воинское захоронение на площади вблизи вокзала впечатляет: строгий монумент, мраморные плиты с именами павших на двух братских могила, живые цвета на них, обилие венков – власти и жители почитают павших
.
Утром мы снова мчимся по трассе «Кола». Таксист – противоположность вчерашнему, жизнью доволен. Он местный. Но о военной истории города и района знает мало.
Доезжаем до вчерашней своротки и возле неё находим дорогу, идущую в Ю-З направлении. Я сомневаюсь, что это дорога в Быстряги – с картой немного не вяжется. Но сын убеждён, что едем правильно – другой- то дороги не обнаружили. Дорога скверная: торчащие камни, в понижениях остатки бревён искореженной лежнёвки, в общем, трасса для тракторов и вездеходов.
Через пару километров дорога пошла под уклон, впереди показались просветы. И тут водитель засомневался в возможности дальнейшего пути.
Митя пробежался с километр дальше и вернувшись рассказал что в низине начинается моховое болота, но самое главное, что на север от дороги за болотом просматривается большое озеро. Тут уж и я перестал сомневаться, понял – дорога идёт в Быстряги, других озёр, кроме Барбозера в округе нет. И на западном побережье озера проходит Кировская дорога и расположен разъезд Быстряги.
Водитель возвращается домой, а мы топаем по этой пародии на дорогу дальше.
Сосновый лес мельчает и исчезает совсем на моховом болоте. Справа вдали видна полоска озерной воды, впереди, за болотом возвышается лес. Подходим к ручью, через который перекинут мост из шпал. На всех картах он обозначен с пометкой «разр». На самом деле проехать по нему можно и на колёсном и на гусеничном транспорте. Позже узнаем, что мост восстановил «фермер» из Быстряг.
Через пару сотен метров выходим на поперечную дорогу, наша, наезженная поворачивает вправо и отсюда уже видна поляна с какими-то строениями. Это Быстряги. Влево в сторону станции Мосельской идёт неторная дорога, помеченная на карте как лежнёвка.
Вправо и влево от лежнёвки замечаем следы оборонительного сооружения – земляной вал, за ним заплывшая канава. Скорее всего, это противотанковый ров, идущий от болота до насыпи железной дороги. Запасная линия обороны, на случай прорыва основной, располагавшейся по реке Лисья у Мосельской.
Выходим на поляну. Слева и справа за оградкой из жердей огороды, в центре поляны за такой же оградой усадьба с домом, какая-то сельхозтехника и сооружения непонятного назначения. У насыпи железной дороги диспетчерская (как и в Раменцах) и типовое железнодорожное строение для хранения инструмента и инвентаря путейцев.
Из дома вышла женщина с ребёнком лет 8 – 10. Пытаемся что-то расспросить, но тут же понимаем, что это бесполезно. А муж, хозяин «фермы» в отъезде.
Проходим дальше и обнаруживаем ещё один дом, скрывавшийся в зарослях. Этот дом напоминает обычную казарму, какие ставились на разъездах однопуток для семей путевого персонала. Стоит на высоком фундаменте, занимает его половину. Видимо половина дома была разобрана или разбита в военные годы.
Если это то, что в документе о потерях названо «бараком» то искать могилу нужно дальше в лесу, начинающемуся в десятке метров.. Идём по лесу на С-З, слева насыпь ж.д., справа – заросший камышом берег озера. Прочесать зигзагами неширокий участок несложно, этим и занимается Митька. Я потихонечку передвигаюсь посредине.
Вначале идёт молодой лес, возрастом 60 – 80 лет. Если он и существовал в 42-м году, то в виде подроста. Но вот начались и вековые деревья, тут же замшелые пни ещё более древних. По логике, хоронить убитых глубже в лесу не было смысла – это самое высокое место в округе, дальше – больше камней, а значить и копать сложнее. Ещё дальше начинается понижение к болоту. Да и расстояние, указанное в документе примерно соответствует – 200 метров.
Сын находит что-то вроде ямки, зовёт меня. Небольшое углубление, по окружности обросшие мхом валуны –видимо, их извлекали из глубины когда рыли здесь котлован. В радиусе 10 – 20 метров находим ещё четыре таких провала.
Да, это могилы, и находятся они именно там, где указаны по документу. В одном из продолговатых углублений под прелью хвои и листвы обнаруживаем поперечную балку. Откопать бы её, но нет инструмента – к раскопкам мы не готовились. Что это не упавшее дерево, а тёсаная балка, Митя убедился – отковырял наплыв земли и прощупал.
Следов, что эти могилы раскапывались в 60-м году, когда проводилось укрупнение братских могил, мы не обнаружили. Не было здесь раскопов, просто могилы просели после уплотнения грунта – вот и образовались углубления. Это происходит и на обычных кладбищах – могильные холмики проседают. А в феврале 42-го вряд ли подсыпали холмики над могилами, разве что из снега. Да и хоронили здесь только тех, кто погиб уже в обороне; кто пал в наступлении на Великую Губу в начале января, остались там в снегах и болотах после отхода на исходные рубежи.
Выходим на насыпь и возвращаемся к станции. В это время подъезжает на «Оке» хозяин фермы. Митька спускается к нему, чуть позже приковылял и я.
Знакомимся: Владимир, живёт здесь с 80 года, о перезахоронении отсюда ничего не слыхал. Если и извлекали кого из могил времён войны, то только не отсюда. Одна могила была за озером ближе к трассе – вот её может и перенесли в Раменцы. А о могилах здесь, вблизи поляны, он и не слышал.
А вообще, он находил останки бойцов и моряков в начале 80-х, когда бродил по болотам в сторону Великой Губы и Мосельской. Даже обращался в райвоенкомат и прокуратуру по этому поводу, но получил ответ чтобы «не лез не в своё дело».
Отдали ему экземпляр своей карты, более крупную карту пообещали ему переслать на адрес в Сегеже. Что я и сделал месяцем позже.
После разговора с Володей я точно решил, что в одной из найденных нами безымянных могил лежит прах моего отца, Митькиного деда.
Возвращались на том же поезде что и вчера. Сын предложил в следующим летом приехать сюда на недельку с шансовым инструментом, раскопать эти могилы и установить памятный знак. Фамилии всех захороненных здесь в феврале 42-го у нас есть, табличку можно заказать заранее
Из вагона снова осмотрели станцию Мосельскую, вблизи которой после неудачной операции января 42-го установился до 44 года рубеж обороны. Здесь где-то даже установлен монумент в виде пушки на пьедестале.
Вечером снова изучали город и обнаружили краеведческий музей, правда, уже закрытый. Посетили его утром перед отъездом. Расположен он в здании, где была гостиница строителей Беломоро-Балтийского канала. Много знаменитостей побывало в этой гостинице, в том числе поэт и писатель Константин Симонов в 39 году.
Мы были самые ранние посетители музея, но нас сопровождал экскурсовод, и мы смогли получить ответы на все интересовавшие нас темы. Сфотографировали некоторые экспонаты и развешенные по стенам исторические документы.
Можно подвести итоги поездки.
Есть официальное место, куда якобы был перезахоронен отец. Его фамилия и инициалы выгравированы на мраморной плите монумента. Этого достаточно, чтобы потомки могли навестить могилу предка.
Не все это могут: миллионы людей не знают даже места гибели – «пропал безвести».
Что отец был перезахоронен твёрдой уверенности у меня с сыном нет. Даже больше – мы убеждены, что он лежит в своей первичной могиле на разъезде Быстряги. Там мы обнаружили признаки таких могил, индивидуальных или групповых. Проверить можно, только раскопав их и обнаружив (или не обнаружив) останки.
Июнь 2015.
(Продолжение - "Документ времён ВОВ" http://www.proza.ru/2015/08/24/1690 )