Украинизация в армии, 1917-18 годы. ч. 27

Сергей Дроздов
Украинизация в армии, 1917-18 годы.

Продолжим разговор о революционных событиях на Украине в 1917-1918 годах, начатый в предыдущей главе.
Как уже говорилось, первым украинскую автономию признало Временное правительство, еще в июне 1917 года. Это решение вызвало серьезный правительственный кризис,  и из «Временного»  вышли представители партии кадетов.
Никакие большевики к этому решению Временного правительства причастны не были.


О том, что творилось тогда на Украине, вспоминал в своих мемуарах великий  князь Александр Михайлович (он был двоюродным братом и зятем  Николая Второго).
Его "Книга воспоминаний" была издана в эмиграции, в 1932 году.
Александр Михайлович сам жил тогда в Киеве и подробно описывал свои впечатления от увиденного:
 
"На знаменах, которые несли полные революционного энтузиазма манифестанты в Киеве, четкими буквами были написаны новые политические лозунги:
«Мы требуем немедленного мира!»
«Мы требуем возвращения наших мужей и сыновей с фронта!»
«Долой правительство капиталистов!»
«Нам нужен мир, а не проливы!»
«Мы требуем самостоятельной Украины».
 
Последний лозунг — мастерской удар германской стратегии, нуждается в пояснении.
 
Понятие «Украина» охватывало колоссальную территорию юго-запада Poccии, граничившей на западе с Австрией, центральными губерниями Великороссии на севере и Донецким бассейном на востоке. Столицей Украины должен был быть Киев, а Одесса — главным портом, который вывозил бы пшеницу и сахар.
Четыре века тому назад Украина была территорией, на которой ожесточенно боролись между собою поляки и свободное казачество, называвшее себя «украинцами». В 1649 г. Царь Алексей Михайлович, по просьбе гетмана Богдана Хмельницкого, взял Малороссию под «свою высокую руку». В составе Российской Империи Украина процветала, и русские монархи приложили все усилия, чтобы развить ее сельское хозяйство и промышленность.
99% процентов населения «Украины» говорило, читало и писало по-русски, и лишь небольшая группа фанатиков, получавших материальную поддержку из Галиции, вела пропаганду на украинском языке о пользу отторжения Украины.
 
Вильгельм II часто дразнил своих русских кузенов на тему о сепаратистских стремлениях украинцев, но то, что казалось до революции невинной шуткой, в марте 1917 года приобретало размеры подлинной катастрофы.
 
Лидеры украинского сепаратистского движения были приглашены в немецкий генеральный штаб, где им обещали полную независимость Украины, если им удастся разложить русский фронт. И вот миллионы прокламаций наводнили Киев и другие крупные населенные пункты Малороссии.
Их лейтмотивом было: полное отделение Украины от Poсcии. Русские должны оставить территорию Украины. Если они хотят продолжать войну, то пусть борются на собственной земле.
Делегация украинских самостийников отправилась в С. Петербург и просила Временное Правительство отдать распоряжение о создании украинской армии из всех уроженцев Украины, состоявших в рядах русской армии. Даже наиболее левые члены Временного Правительства признали этот план изменническим, но украинцы нашли поддержку у большевиков.
Домогательства украинцев были удовлетворены…
Воодушевленные своим первым успехом, банды немецких агентов, провокаторов и украинских сепаратистов удвоили свои усилия..."

Как видим, великий князь возлагает вину за сотрудничество с германским генеральным штабом и развал русской армии вовсе не на одних большевиков, как это принято сейчас делать, а на тогдашних украинских националистов, которые исполнили  в этом деянии роль «первой скрипки» на Украине.

Справедливости ради, надо сказать, что первыми начали пытаться  «украинизировать» целые дивизии и корпуса (!!!) русской армии тоже не пресловутые большевики, а прославленные и «пропиаренные» тогда во всех СМИ царские полководцы Брусилов и Корнилов.
В Феврале 1917 года, после отречения Николая Второго, они очень быстро сориентировались в ситуации и поддержали Временное правительство (присягнув ему в первых рядах). 
Весной 1917 года они занимали ключевые должности в «самой демократической армии мира».
 
После оглушительного провала попытки наступления войск Юго-Западного фронта (в июне 1917 года, т.н. «наступление Керенского»), деморализованные толпы этой «самой демократической армии мира» бежали с фронта в тыловые районы страны, попутно совершая жуткие насилия, грабежи и убийства собственного населения.
 
Казачий генерал Петр Краснов, впоследствии, так описывал тогдашнюю ситуацию:
"Пехота, сменившая нас, шла по белорусским деревням, как татары шли по покоренной Руси. Огнем и мечом.
Солдаты отнимали у жителей все съестное, для потехи расстреливали из винтовок коров, насиловали женщин, отнимали деньги.
Офицеры были запуганы и молчали. Были и такие, которые сами, ища популярности у солдат, становились во главе насильнических шаек.
Ясно было, что армии нет, что она пропала, что надо как можно скорее, пока можно, заключить мир и уводить и распределять по своим деревням эту сошедшую с ума массу».

Подчеркнем, что этот вывод о том, что армия, в массе своей,  разложилась и необходимо СРОЧНО заключать мир, делает не какой-нибудь «большевистский агитатор», а известнейший тогда генерал, который САМ видел все эти жуткие преступления и безобразия.

В этой обстановке всеобщего развала и разложения русской армии, стали возникать различные фантастические проекты по ее спасению.
Предполагалось, что  в условиях отсутствия дисциплины и вседозволенности, распущенных и потерявших всякое уважение к своим командирам солдат, вдруг «вдохновят на подвиги» батальоны ударников, женские «ударные батальоны смерти» и т.п. революционные нововведения.
22 мая (4 июня) 1917 года генерал А.А. Брусилов, назначенный Верховным главнокомандующим, отдаёт приказ № 561, в котором говорилось:

«Для поднятия революционного наступательного духа армии является необходимым сформирование особых ударных революционных батальонов, навербованных из волонтёров в центре России, чтобы этим вселить в армии веру, что весь русский народ идёт за нею во имя скорого мира и братства народов с тем, чтобы при наступлении революционные батальоны, поставленные на важнейших боевых участках, своим порывом могли бы увлечь за собой колеблющихся».

Не правда ли, любопытнейший документ?!
Во-первых, Брусилов в боевом приказе (!) умудрился в одном предложении ТРИЖДЫ применить термин  «революционные» по отношению к своим войскам.
Во-вторых, целью войны названа отнюдь не победа над «коварными тевтонами» и их союзниками, а… достижение какого-то «скорого мира и братства народов»!!!
Это вам не напоминает  слегка переиначенный знаменитый лозунг «мира без аннексий и контрибуций»?!

Итогом  этой затеи стало  классическое «хотели  как лучше, а получилось – как всегда».
В результате лучшие (сохранившие желание драться и привычку к повиновению) солдаты и офицеры уходили в эти немногочисленные «ударные батальоны», а оставшаяся масса войск становилась и вовсе совершенно неуправляемой.

Одними из таких спорадических нововведений и  стали попытки сформировать «национальные» части.
Дурной пример  латышских полков, сформированных с разрешения еще Николая Второго, в 1915 -16 годах, сыграл тут свою роковую (для русской армии) роль.
Полки эти, сформированные по национальному признаку, действительно неплохо воевали с германскими войсками и сохранили в своих рядах дисциплину и боеспособность.
Наши политические горе-стратеги, видимо, решили (на их примере) что и другие «национальные» части тоже покажут остальным, стремительно разлагающимся,  войскам пример того, как надо воевать.
О том, что латышским частям, в годы ПМВ, помогала воевать старинная ненависть латышей к немецким баронам и то, что латышские части на тогда воевали на СВОЕЙ, латышской земле, во внимание  почему-то не принималось.
Как не подумали и о том, что на смену германофобии, у латышских частей, при определенных условиях, запросто  может прийти и самая оголтелая  русофобия…

Постепенно шло формирование латышских, чехословацких, польских и сербских национальных частей. 

Дошла очередь и до украинских национальных формирований. Только тут была одна  важная особенность: если все остальные части формировались «с нуля», то украинские части стратеги Временного правительства решили создать путем «перекрещивания» обычных русских дивизий и корпусов в украинские. Так и производилась их «украинизация».

Очень любопытны подробности появления на свет  первого украинского армейского корпуса.
Его создавали на основе 34-го армейского корпуса,  по прямому приказу Верховного главнокомандующего русской армией Л.Г. Корнилова.
Об этой истории  рассказывал сослуживец и однополчанин генерала П.Г. Скоропадского (будущего гетмана оккупированной немцами Украины) В. Кочубей на страницах белоэмигрантского журнала «Военная Мысль» (№№95 и 96 за 1969 год).
Вот что он рассказывает:

«34-й  армейский корпус, был формирован только  летом 1915 года, в состав которого  входили второочередная 56-я пехотная дивизия, прозванная за свои постоянные бегства с фронта «орловскими рысаками», и другая, 104-я пехотная дивизия, сформированная из ополченских дружин...
Около нового года (1917-го) части одной из дивизий нашего корпуса взбунтовались. Штаб фронта отозвал командира корпуса, генерала Ш., и назначил на его место Скоропадского, приказав ему подавить бунт самыми радикальными мерами, не исключая и массовых расстрелов, и не допустить, чтобы беспорядки перебросились бы на соседние части. Надо признать, что задача была не из приятных.

Когда Скоропадский прибыл в Углы, своего предшественника, генерала Ш., он там уже не застал. Прежде всего он потребовал от начальника штаба корпуса и от начальника дивизии доклада о причинах бунта. Причина эта оказалась отнюдь не политического, а чисто экономического характера, — скажем точнее — «вопросы желудка».
Зима 1916-17 гг. была холодная и многоснежная, до железнодорожной станции (если не ошибаюсь — Манкевичи), на которую базировался наш корпус, было около 35 верст скверными лесными, засыпанными снегом дорогами. Начальство, по-видимому, не особенно энергично следило за подвозом продуктов, и люди стали голодать.
Это и вызвало бунт: «Держите нас в окопах, гоните в атаку, а жрать не даете!» Скоропадский приказал выстроить бунтовавшие части, обошел их, объяснил, почему произошла задержка с подвозом, и обещал, что примет самые энергичные меры к тому, чтобы подобное больше не повторялось. Полки, видя молодого, энергичного генерала, ответили веселым: «Рады стараться, Ваше Превосходительство!» и бунт был окончен…»

Как видим, еще ДО событий Февраля 1917 года, в Действующей армии  случались бунты целых дивизий (!!!) .
Командование Юго-Западного фронта (в лице А.А. Брусилова) не было намерено «миндальничать» со смутьянами, и приказало новому командующему армейским корпусом «подавить бунт самыми радикальными мерами, не исключая и массовых расстрелов».
(Это к сведению тех, кто любит рассуждать о суровости приказов советского командования в годы Великой Отечественной войны).
Скоропадский оказался умным человеком и вместо применения «массовых расстрелов» сумел вникнуть в ситуацию и устранить причину бунта (организовать питание своих бойцов на передовой).
Непонятно, что же помешало это сделать предыдущему комкору?!

«Наш 34-й корпус считался в то время одним из лучших во всей нашей армии…
Тот факт, что ко времени начала революции и ее первых месяцев корпус стоял на позиции в глуши Пинских болот и лесов, спас его от быстрого разложения, которому подверглись иные корпуса и дивизии нашей армии. Суровая, многоснежная зима, отдаление от железной дороги и т. д. отбили у агитаторов охоту отдаляться от городов и железнодорожных станций и ввязываться в полесскую трущобу. С другой стороны, во главе корпуса стоял теперь молодой генерал, пользовавшийся уважением, любовью и полным доверием своих подчиненных, которые верили ему и знали, что он не потребует от них чего-нибудь невозможного…
Поэтому на наш корпус была возложена самая трудная задача: атаковать именно тот, единственный, участок фронта против нашей 7-й армии, который занимали теперь исключительно германские войска. Все остальные участки фронта были заняты австро-венгерскими войсками и 20-й турецкой дивизией».

Обратите внимание на то, что участник Первой мировой офицер В. Кочубей, в своей статье, особенно подчеркивает то, обстоятельство, что его корпус атаковал участок фронта занятый «исключительно германскими войсками». Слишком велика была разница в боеспособности германских и австрийских войск и наши войска это прекрасно понимали.

И вот, уже в ходе начавшихся боев,  в штаб 34-го арм. корпуса неожиданно прибыла  делегация «Центральной рады».  Прислали ее  к нему отнюдь не большевики с Лениным, и даже не Петлюра,  а Верховный главнокомандующий русской армией генерал А.А. Брусилов ЛИЧНО:

«В то время как части корпуса стягивались в район м. Бурканува, а генерал Скоропадский совещался с начальниками дивизий о дальнейшей судьбе корпуса, к нам в штаб прибыла вдруг делегация украинской Центральной Рады, этого самовольно возникшего псевдоправительства Украины, направленная к нам самим Верховным Главнокомандующим, тогда — генералом Брусиловым. Делегация состояла из капитана Удовидченко 1-го, кадрового офицера-топографа, и поручика запаса Скрипчинского, по профессии — преподавателя гимназии, и настаивала на том, чтобы ее принял генерал Скоропадский лично. Ввиду того, что прислал делегацию к нему сам Верховный, генерал Брусилов, с которым генерал Скоропадский был знаком лично по Петербургу, он ее принял...

В некоторых наших армиях самовольно образовались небольшие соединения из украинцев. Ввиду того, что они были вполне дисциплинированы и боеспособны, их там терпели. Существование таких небольших украинских формирований навело комиссара по военным делам Центральной Рады Петлюру на мысль предложить нашему Верховному Командованию увеличить число украинских частей, уже существующих в рядах нашей армии, с расчетом, конечно, на то, что впоследствии такие части полностью перейдут в подчинение Центральной Раде и помогут укреплению таковой. С этой целью и была образована делегация, которая была послана с этим предложением в Ставку…»

Мне всегда было интересно узнать, откуда на политическом горизонте нашей страны взялся Симон Петлюра, ставший «знаменем» украинского национализма в годы Гражданской войны?!
Оказывается, он был «комиссаром по военным делам украинской Центральной Рады» (!!!)  и в этой должности встречался и с Верховным главнокомандующим Брусиловым,  и с делегацией Временного правительства России.

«Разговор Скоропадского с делегацией отнял у него два часа времени, но никакого решения он не принял, желая прежде всего познакомиться с теми, кто эту делегацию вообще выслал, то есть — с Центральной Радой. Кроме того, хотел он и вообще ознакомиться с еще чуждым и незнакомым ему украинским национальным движением и его вождями. Поэтому, захватив меня с собою, выехал он в ближайшие же дни в Киев на автомобиле.
Поездка произвела на него самое удручающее впечатление. Картина, которую мы увидели в Киеве, ничем не отличалась от того, что в то же самое время происходило в Петербурге, в самом Временном правительстве. Люди произносили бесконечные, но малосодержательные речи, совершенно не ориентируясь в обстановке, и сами, видимо, мало понимали то, о чем так долго и пространно говорили…
После всего увиденного и услышанного Скоропадский решил отказаться от украинизации своего корпуса, в силу которой ему пришлось бы, к тому же, удалить из рядов последнего столько заслуженных и достойных людей только потому, что они не были сынами Украины и не собирались «сделаться» ими, а на их место получить из других корпусов и дивизий совершенно чужих ему людей, качества которых могли быть весьма проблематичны…
Поэтому Скоропадский решил немедленно же ехать в Каменец-Подольск, где находился штаб Юго-Западного фронта, для того чтобы доложить Главнокомандующему о своих киевских впечатлениях и отказаться от украинизации 34-го армейского корпуса.

К несчастью, вся эта поездка в Каменец-Подольск оказалась напрасной: в то время как мы ездили в Киев и вели там разговоры и переговоры, австро-германцы перешли в наступление на всем Юго-Западном фронте, и наши совершенно деморализованные войска, не оказывая никакого сопротивления, просто обратились в бегство.
Момент для разговоров с Главнокомандующим об украинизации корпуса был совершенно неподходящий, и вместо этого, передав свой отказ и объяснив причины такового начальнику штаба фронта, Скоропадский поспешил на фронт в розысках своего корпуса, о месте нахождения которого в Каменец-Подольске ничего известно не было…»

Тут хорошо видно, в КАКОМ состоянии находились войска «самой демократической армии мира» летом 1917 года: после перехода войск Центральных держав в контрнаступление, начался всеобщий «драп» в таком темпе, что командование фронта  даже не знало, где находятся дивизии 34-го (лучшего в составе фронта) армейского корпуса и Скоропадский довольно долго самостоятельно их разыскивал.

Тем временем генерал Лавр Корнилов (который тогда еще был Главкомом ЮЗФ) НА ДЕЛЕ приступил к «украинизации» подчиненных ему соединений русской армии:

«…совершенно неожиданно пришел приказ Главнокомандующего фронтом генерала Корнилова от отводе корпуса в резерв фронта в район Межибужья, где корпус немедленно должен был приступить к украинизации своих частей. Причем нужно заметить, что не Скоропадский захотел украинизировать свой корпус, как мне не раз приходилось потом слышать, а приказ об этом, без запроса, согласен ли он на это, поступил прямо из штаба фронта. Мне до сих пор так и не удалось узнать, доложил ли начальник штаба фронта Главнокомандующему о посещении штаба Скоропадским в печальные дни бегства наших армий из Галиции, доложил ли он ему об отказе Скоропадского украинизировать свой корпус и о причинах такого отказа.
Но теперь выбора больше не было, приказ об украинизации был получен, и надо было его исполнить. Со свойственной ему добросовестностью приступил Скоропадский к предписанной ему свыше украинизации корпуса, переименованного теперь в «1-й украинский», который однако, оставался подчиненным русским высшим военным властям.
Украинизация продвигалась чрезвычайно медленно, и корпус вместо того, чтобы обрести снова свою прежнюю боеспособность, наоборот, медленно терял все те боевые качества, которые еще оставались в нем после героических боев на Диких Ланах в Галиции в июне 1917 года.
Многие очень дельные люди среди офицеров и старого кадрового состава, великороссы по происхождению, не захотели «делаться» украинцами и покинули нас. Так, например, ушел выдающийся офицер Генерального штаба подполковник Ермолин, на котором зиждилась вся основная работа в штабе корпуса и в оперативной части штаба, если не считать уроженца Екатеринославской губернии, начальника штаба корпуса, генерала Сафонова.
Остался только я, уроженец Полтавской губернии. Покинули корпус и многие другие старшие офицеры. Из прибывающих на пополнение свободных должностей украинцев были, к сожалению, главным образом неудачники, и во всяком случае хороших офицеров, кроме разных категорий прапорщиков, к нам не поступало.
То же было и с нижними чинами.
 
Русские выбывали массами, ссылаясь, конечно, на то, что они — не украинцы. Эти же последние поступали в корпус очень вяло, предпочитая под предлогом украинизации просто ехать домой.
Таким образом, корпус таял с недели на неделю. Среди прибывших в корпус украинцев было, между прочим, два старика, в своей ранней молодости знавших украинского поэта Тараса Шевченко (1814-1861). Один из них был военный врач в высоком генеральском чине, Луценко, другой — старенький штабс-капитан инженерных войск, фамилию которого я уже забыл, призванный, вероятно, из отставки. Оба они оказались очень полезными при украинизации и были близкими советникам Скоропадского по чисто национальным вопросам.
Насколько сама идея украинизации крупных войсковых соединений не имела никакого успеха, видно по примеру украинизации 17-го армейского корпуса. Штаб фронта сообщил нам, что этот корпус также украинизируется под наименованием «2-го украинского корпуса» и вместе с нашим составит украинскую оперативную группу (впоследствии предполагалось образовать из украинизированных частей украинскую армию).
Если не ошибаюсь, этот 17-й армейский корпус находился на Северном фронте и должен был быть перевезен куда-то по соседству с нами.
Однако он никогда не прибыл и вообще исчез бесследно, так как все эшелоны этого корпуса разбежались по домам во время перевозки.

Когда в октябре власть перешла к большевикам, наш 1-й украинский армейский корпус перестал подчиняться русскому командованию. Но он не подчинялся также и Центральной Раде, объявившей независимость Украины, по той простой причине, что Рада не признавала Скоропадского, опасаясь его диктатуры на Украине…
Таким образом, корпус наш перестал теперь подчиняться какой-либо власти, но прекратилось и получение средств на его содержание, которые до перехода власти в руки большевиков получались от Юго-Западного фронта. Вследствие этого было решено приступить к расформированию корпуса, каковое и было поручено начальнику 104-й пехотной дивизии (теперь — 1-й украинской) генералу Гандзюку, а генерал Скоропадский выехал из Белой Церкви, где в течение последних месяцев находился штаб корпуса».

Как видим, единственным РЕАЛЬНЫМ результатом «украинизации» 34-го армейского корпуса, была полная потеря им боеспособности и его расформирование. Не лучше обстояли дела и с другими «украинизировавшимися» соединениями.

По состоянию на октябрь 1917 года,  в результате полустихийной «украинизации» среди частей «демократической» русской армии украинскими себя объявили:
на Румынском фронте - 10-й и 26-й армейские корпуса в составе пяти пехотных дивизий;
на Юго-Западном фронте - 31-й, 32-й, 34-й, 51-й армейские корпуса,  три отдельные кавалерийские дивизии, и 74-я пехотная дивизия;
на Западном фронте - две украинские дивизии в 11-м армейском корпусе и 137-й дивизия;
на Северном фронте - 21-й армейский корпус;
на Кавказском фронте - 5-й Кавказский корпус в составе двух дивизий.

Казалось бы, «на бумаге» это было огромной боевой силой, но на деле эти формирования, носившие громкие названия армейских корпусов и дивизий, в основном представляли из себя скопища полуанархических толп, совершенно не желавших воевать, и в бою против регулярных частей имевших нулевую боеспособность.

Кроме того, во главе украинской Центральной Рады, оказались националисты придерживавшиеся «социалистических»  взглядов о «замене армии всеобщим вооружением народа», и т.п. фантазиям, которые и попытались претворить их в жизнь, несмотря на бушевавшую тогда Первую мировую войну.
По словам члена Генерального Войскового комитета поручика П. Скрипчинского, в Раде сидели  «фантазеры и демагоги», лозунг которых был: «геть милитаризм, хай живе народня милиция!» (Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584. — Л. 31.)

Немудрено что «украинизация» Русской армии в 1917 году, проводимая различными солдатскими комитетами и «Всеукраинскими Войсковыми съездами», вела лишь к окончательной потере боеспособности и повальному дезертирству.
Верхом всего этого идиотизма  было введение  «выборного начала», при котором разнообразные Рады и советы заправляли всеми «делами» в развалившихся остатках армии.
Генерал от кавалерии А.А. Брусилов заявил по данному вопросу следующее: «украинизация не может быть средством для создания украинской национальной армии, так как она (украинизация) на мой взгляд, является какой-то мешаниной национализма и социализмом. Всякие социалистические платформы в армии — дело пропащее: они разрушают самую сильную армию и могут послужить поводом к гражданской внутренней войне, что собственно и случилось в Украине в январе 1918 года.
Лидеры Центральной Рады М.С. Грушевский, В.К. Винниченко, С.В. Петлюра и военный министр Н. Порш, относились с недоверием к генералитету (в частности, к командующему 1-м украинским корпусом генерал-лейтенанту П.П. Скоропадскому и его начальнику штаба генерал-майору Я.Г. Гандзюку), опасаясь контрреволюции со стороны военных, которых В.К. Винниченко презрительно называл «офицернёй», и наивно полагая, что армию могут возглавить атаманы, бывшие штабс-капитаны.

С.В. Петлюра вызывал украинизированные части с других фронтов на Украину, но при этом даже не думал об их размещении и довольствии. На деле это приводило лишь к массовому дезертирству из «украинизированных» дивизий и корпусов.
За период 1917 года личный состав украинизированных частей «на бумаге» был доведён до полмиллиона солдат однако к  на моменту наступления красных войск на Киев УНР не располагала силами для защиты своей столицы, многие украинизированные части либо объявили нейтралитет, либо и вовсе перешли на сторону большевиков.

Вот что вспоминает об этом соратник Скоропадского В. Кочубей:
«В конце января 1918 года к Киеву приближались большевики, а так как украинское правительство по своей же собственной вине не имело никаких организованных войск, кроме случайных банд разных «атаманов», не было и надежды на то, что оно сможет противостоять большевикам, чьи войска двигались на Киев под начальством Муравьева.
Предвидя катастрофу, я, еще будучи в штабе корпуса, запасся фальшивыми документами и, переодетый простым солдатом, в последнюю минуту перед занятием Киева большевиками успел покинуть пешком этот город и кружными путями добрался до Курска, где меня никто не знал.
Когда в апреле я узнал из советских газет о занятии Украины немцами, под видом демобилизованного солдата, опять-таки пешком, я вернулся в Киев. Приближаясь к Киеву я узнал, на этот раз — из украинской газеты, что незадолго перед тем Скоропадский был провозглашен Гетманом Украины.

Скоропадский в тот же день узнал о моем возвращении…и немедленно же прислал за мной. Вся эта история с украинизацией довела меня до такого нервного переутомления, что я не хотел больше участвовать в этой затее, в которую попал случайно при официальной украинизации корпуса. Но Скоропадский моим отказом не удовлетворился и продолжал посылать за мной до тех пор, пока я не явился к нему.

Скоропадский предложил мне состоять при нем, а так как я в совершенстве владею немецким языком, возложил на меня обязанность быть чем-то вроде связного с командованием оккупирующей Украину немецкой армии. Но, как я уже говорил выше, я — не политик, а солдат, и поэтому до конца оставался вдали от всего связанного с политикой», - подчеркивает в своих воспоминаниях В. Кочубей.

Однако  жизнь многократно подтверждала справедливость старой поговорки: «если ты не желаешь заниматься политикой, то политика займется тобой».
 
На Украине подавляющее большинство офицеров не имело никакого желания сражаться на стороне Центральной Рады, более того идея украинской государственности для них была чужой и непонятной.
Вместе с тем, по данным П. Скрипчинского, в Киеве находилось около 40 тыс. офицеров, прибывших с фронта после начала переговоров в Бресте, больше половины из них вообще было враждебно настроено к Украине (Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584. — Л. 227).

Соотношения  сил в борьбе за Киев в январе-феврале 1918 г. выглядело следующим образом: Центральная Рада — 1,9 - 3 тыс., большевики — 4,5 тыс. плюс киевская красная гвардия — 1,5 тыс.
Отряд Муравьева, прибывший для штурма города насчитывал всего лишь 3,5 тыс. человек, 12 орудий, 2 броневика, 2 самолета и бронепоезд. (Тинченко Я. Українсько-більшовицька війна (грудень 1917 — березень 1918 рр.). Львів, 1996. — С. 40,41, 70.).
При этом в боях 24 января (6 февраля) 1918 года участвовало со стороны большевиков 2400 человек, со стороны Центральной Рады 650 человек.

Несколько иные данные у генерала Н.Н. Головина: в борьбе за Киев участвовало 5 тыс. красных и 1200 бойцов Центральной Рады (Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917—1918 гг. — Часть II. — Таллинн, 1937. — С. 12.)
После отступления из Киева «украинская армия» насчитывала от 316 до 1150 человек (Тинченко Я. Українсько-більшовицька війна (грудень 1917 — березень 1918 рр.). Львів, 1996 С 325).

Иначе говоря, никакого «украинского войска» после эвакуации Киева не существовало.
Самочинные формирования по 10-20 человек объявляли себя «полками», во главе с выборными атаманами, а настоящие полки митинговали, не выполняли приказов и оставляли позиции.
О степени «боеспособности» украинских военных формирований говорит пример  боя под Шепетовкой, в декабре 1917 года.
Там  украинская сводная бригада 2-го Сечевого корпуса разбежалась, её командир, генерал-майор Б. Поджио бежал, прихватив казну. Корпус, во главе которого стал штабс-капитан Кудря быстро большевизировался, солдаты разбежались, а военное имущество было распродано на аукционе в Вернигородке (Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584.Л. 246;247).

«Гайдамацкий кош», высланный навстречу наступающим большевикам, и вовсе - перешёл на их сторону (Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584.Л. 262-263).


«На Украине Скоропадского формировались и были уже готовы кадры восьми корпусов трехдивизионного состава.
Но немцы не давали разрешения на призыв новобранцев, которые должны были пополнить эти восемь корпусов.
Только после поездки Скоропадского осенью 1918 года в Германию на свидание с императором Вильгельмом он получил разрешение на это. Но было уже слишком поздно: в ноябре Германия капитулировала, и Скоропадский должен был покинуть Украину», - вспоминал В. Кочубей.

Тут тоже важно подчеркнуть несколько важных моментов:
- Тогдашняя «независимая» Украина началась с согласия на добровольную оккупацию своей территории  германской армией (это произошло в разгар Первой мировой войны и ДО подписания «похабного Брестского мирного договора);
- Делегация «независимой Украины» ПЕРВАЯ подписала мирное соглашение с Германией (и ее сателлитами) еще 9 февраля 1918 года;
- Согласие на создание вооруженных сил тогдашней «независимой Украины» дал Вильгельм Второй ЛИЧНО, осенью 1918 года. Для того  чтобы «продавить» это разрешение гетман «нэзалэжной» Скоропадский специально «ездил на поклон» в Берлин.
 Правда, это разрешение пришло слишком поздно: прямо накануне краха самой Германской империи, но которую возлагали такие большие надежды тогдашние лидеры украинского  сепаратизма.

Надо сказать, что Германия тогда выделила значительные оккупационные  силы для поддержки своих украинских сателлитов
На Украину в 1918 году   были направлены: германские 21 пехотная  и 2 кавалерийские дивизии и австро-венгерские 8 пехотных и 2 кавалерийские дивизии.  Всего войска Центральных держав на Украине  насчитывали около 300 тыс. . (Зайцов А.А. 1918: очерки истории Русской Гражданской войны. — М.: Кучково поле, 2006. — C. 129 и 95).

Если говорить о составе украинских вооруженных сил в период германского наступления в феврале — мае 1918 года, то Украина располагала только двумя малочисленными соединениями: так называемой «Синей дивизией», сформированной из военнопленных в лагерях Германии, в составе 6 тыс. человек, находившейся в непосредственном подчинении Германскому командованию и расформированной накануне гетманского переворота в апреле 1918 года, и Запорожской бригадой генерал-майора А. Натиева, в составе 3 тыс. чел., также подлежащей расформированию, но сохраненной из-за «ярко выраженной антибольшевистской направленности» (Нагорная О.С. «Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой Мировой войны в Германии (1914;1922). — М.: Новый хронограф, 2010. — С. 170;171.)

Однако эта бригада тоже стала быстро разлагаться, и уже после гетманского переворота солдаты желали либо разбежаться по домам, либо идти на гетмана.
В мае 1918 года австро-венгерским командованием на Волыни была сформирована из военнопленных «Серая дивизия», которая в августе была передана в состав Вооруженных Сил Украинской Державы, в составе 15 тыс. бойцов.
Но, как любое соединение, созданное из военнопленных, она также оказалась небоеспособной, с сильными антигетманскими настроениями, и находясь на охране демаркационной линии, подвергалась воздействию большевистской пропаганды, и в результате также приняла участие в антигетманском восстании ноября-декабря 1918 года ((Тимощук О. Охоронний апарат Української Держави (квітень — грудень 1918 р.) — Харків: Видавництво Університету внутрішніх справ, 2000. — С. 83, 205;206, 210, 214;216.).

Гетманские власти медлили с созданием армии не только в силу запрета немцами Украинской Державе иметь регулярную армию, кроме полицейских частей.
В секретном докладе на имя гетмана, по этому поводу говорилось: «Распропагандированная часть тёмной массы враждебна в настоящее время идее государственности, а потому призванная на военную службу на основе всеобщей воинской повинности в своем большинстве эта тёмная масса даст целиком ненадежный элемент, склонный к бунту и непослушанию, а особенно к политиканству» (Федюк В.П. Белые: антибольшевистское движение на Юге России. 1917;1918 гг. — М.: АИРО-XX, 1996. — С. 85.)

Гетману П.П. Скоропадскому так и не удалось сформировать эффективную армию. Его личным детищем была Гвардейская Сердюцкая дивизия, в составе 5 тыс. чел. (в действительности только 3,5 тыс.), по образцу лейб-гвардии: офицеры — только довоенного времени и только дворяне, а солдаты из зажиточных крестьян-хлеборобов, имеющих не менее 50 десятин земли.
Однако и эта дивизия оказалась хороша только для парадов, кроме того, и она не избежала частых случаев дезертирства (уже через месяц с начала формирования зафиксировано 800 случаев дезертирства) (Безак Ф.Н. Воспоминания о Киеве и о гетманском перевороте // Верная гвардия. Русская смута глазами офицеров-монархистов. — М.: Посев, 2008. — С. 404).

Ставка Скоропадского  на довоенных офицеров-дворян и не воевавшую молодежь из зажиточных крестьянских семей также не оправдалась, из-за низкого уровня патриотизма и высокой политизации всех слоев общества. Важным фактором являлась и австро-германская оккупация Украины, оказывающая негативное моральное воздействие на все слои украинского общества.

В октябре 1918 года правительство Украинской Державы начало формирование офицерских добровольческих дружин, которые также оказались ненадёжным элементом, поскольку не признавали ни власти Гетмана, ни Украинской Державы как таковой. Хотя мобилизационный ресурс офицерства был достаточно высоким: на территории Украинской Державы находилось более 100 тысяч офицеров. Однако, большая их часть была деморализована, поэтому офицерские добровольческие дружины в крупных городах не превышали 4 тыс. человек. (Гуль Р. Киевская эпопея (ноябрь-декабрь 1918 г.) // Архив Русской революции — Т. 2. — М.: Терра; Политиздат, 1991. — С. 60;61).
Офицерские дружины обладали также и низкой боеспособностью. Так, например, при осаде Киева войска Директории насчитывали 5 тыс. бойцов, им противостояли офицерские дружины общей численностью 3 тыс. [64]. Однако, они беспорядочно отступили в город, который был сдан без боя начальником обороны князем Долгоруковым. В плен попало около 2 тыс. офицеров. (Гуль Р. Киевская эпопея (ноябрь-декабрь 1918 г.) // Архив Русской революции — Т. 2. — М.: Терра; Политиздат, 1991. — С.75).

Причиной этого было то обстоятельство, что подавляющее большинство русских офицеров той поры не воспринимало всерьез идеи «украинской государственности» и не собиралось ни воевать, ни умирать за ее интересы.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/07/23/838