Птица с меланитовыми глазами. Сон второй

Мелфина Фрайман
Пролог: http://www.proza.ru/2015/06/27/1301
Сон первый: http://www.proza.ru/2012/11/26/147

...Пернатая узница мраморной клетки пребывала в поисках ответов на жестокий океан вопросов. Птица хотела знать, в силах ли она выбраться из плена: хрупкое тело изнывало от боли, на растрепанных крыльях из ран продолжала сочиться густая кровь. Она хотела знать, встретит ли за сдерживающими прутьями то, о чем страстно желает?

Когда Птица сделала неверный шаг, приведший ее к свободному заточению? Когда ее еще крепкие, здоровые крылья совершили лишний взмах по направлению к нестерпимым мукам? Был ли это осознанный выбор?..

Вдох перед пробуждением втянул в легкие утреннего колкого холода, и с бледным облачком пара мешковатые органы опорожнились от остатков вчерашних страстей. Обессиленная, я улеглась прямо на пол и крепко, словно предсмертно, уснула. Мне снился сон. Мой старый сон с продолжением.

Он впервые переменился, сдвинулся с мертвой точки, на которой долго балансировал до тех пор, пока по подсознанию не разлилась туманная краска нового неразгаданного смысла. Следуя по бликам сомнения и растерянности, как по дорожке из камней поперек бурной реки, я досмотрела ночное видение, а после устало проснулась.

Слетев с рельсов изматывающего репита, закружится ли сновидение в новой петле или ночью меня ждет очередное продолжение истории меланитовых глаз? Гадать было бессмысленно. Уже со следующим сходом огненного светила с небесной долины, когда я вновь повалюсь на черные простыни забытья, ответ сам найдет меня. И это случится раньше, чем мой выход из Лабиринта.

Каким окажется этот выход? Обратится ли он покосившейся дверью в конце каменной кладки или треснутым стеклом в первом и единственном окне? Или стены разрушатся, подобно яичной скорлупе, под силой моего желания свободы? Или же просто холодная ночь распустит мой последний сон и из молочных нитей сплетет белый саван?

Я неугомонно верила, что выберусь наружу прежде, чем развеюсь золой по коридорному ветру. Может, уже за поворотом увижу бескрайние просторы, скрывающиеся от меня за высокими стенами Лабиринта. Эта мысль вселила уверенность.

На небе нового дня замерло течение графитовых туч, вспышками зарниц обещавших прервать их клокочущую беременность дождем. Я отправилась на поиски подходящей темницы, где можно было переждать непогоду. Такая нашлась в конце длинного коридора, по обе стороны утыканном дверными проемами, подобно черным клеткам шахматной доски.

Комната казалась меньше тех, через которые прошел мой путь. Наверно оттого, что была заставлена массивными коробками, хранившими в картонном чреве аккуратно сложенные катушки с пленками. Я взяла одну из них и потянула за соблазнительно торчавший язычок ленты, ожидая найти причудливую игру негатива, но кадр за кадром мне открывалось лишь размытое пятно пустоты.

Стены темницы занимали старые виниловые пластинки. На поверхности глянцево-черных дисков виднелись беспорядочные раны от иглы граммофона, раз за разом выцарапывавшей музыку для влюбленных в нее меломанов. Названия на пожелтевших ярлычках в центре пластинок стало трудночитаемым, но я все равно из любопытства вглядывалась в размытый алфавит потерянных слов.

Оставив неразгаданным буквенный ребус, я обратила внимание на блеклый клин света, берущий начало из другого конца комнаты. Крупицы пыли медленно проплывали по млечному пути прожекторного луча, напоминая ночное небо, пестрившее созвездиями.  Было тихо. Только треск кинопроектора изредка проникал сквозь сознание, отражаясь туманным эхом от стен сумрачного кинозала.

Шелестом птичьего крыла за спиной развернулась белая простыня, приглашая на киносеанс. Я заняла место на диване с растяжками на кожаных боках, прямо под работающим проектором, который, как по сигналу, запустился без посторонней помощи. Треск вертушки заполнил темницу, и под нервное мерцание черно-белых кадров открылся сюжет художественного фильма.

Обожженные пятна негатива причудливо переливались на мятой простыне, отыгрывая хронику дней из жизни девушки. Ее небрежный образ был призраком, вокруг которого сменялся пейзаж, а сам он застыл во времени. Сальные перья темных волос щекотали острые плечи, под светлыми глазами чернели пятна бессонницы, тощее тело терялось в безразмерном балахоне.

Наедине с людьми она казалась большой, занимала всю комнату, как несуразный мешок нуместности. Ее трудно было не заметить, но в тоже время девушка оставалась ничтожной. Потому она держалась в стороне, поодаль от общества.

Героиню фильма привлекали пустые дома на заполненных людьми улицах. Дома, в которые она могла сбежать от скворчащей суеты и удушающей петли повторяющихся дней. Но пробираясь через кишащую толпу, как через склизкие водоросли на дне водоема, она искала среди тысячи безликих того, кто услышит в ее молчании крик о помощи.

Это казалось удивительным контрастом. Несмотря на свое осознанное отчуждение, девушке хотелось с кем-нибудь поговорить.

Я не связывала художественный фильм с образами, увиденными прошлым днем в детской. Уверенная, что все было игрой воображения, я сильно удивилась, когда на одном из кадров мне показали ту же темницу, но теперь не выглядевшую, как забытая гробница. Та же мебель, в том же порядке, но теперь сверкающая чистотой. Все та же детская кроватка, усыпанная старыми плюшевыми игрушками, среди которых дремала теперь уже повзрослевшая девочка с белой атласной лентой в темных волосах.
Годы изменили ее. Гибель матери на глазах ребенка оставила неизгладимый след и постоянно кровоточащую рану на сердце, научив смотреть на окружающий мир по-иному, с особым пониманием всего происходящего вокруг.

Интерес к происходящему на мятой простыне возрос, и я основательно разместилась на диване, приготовившись увидеть кинохронику о жизни девочки до последнего вздоха.

Легкий ветерок, заскочивший в кинозал, отвлек меня от фильма. Отвлек меня не он сам, а свежий аромат леса после дождя, плетущийся следом. Пряность сырой коры и представившийся шорох листьев от падающих капель стали для меня знамением свободы. Я вскочила с дивана и, забыв о причудливой игре негатива на мятой простыне, двинулась по невидимой реке запаха.

Бесчисленные интерьеры растеряли для меня свои роскошные краски, а стены Лабиринта более не казались такими неприступными. Запинаясь о ковровые дорожки и натыкаясь на старинную мебель, я маниакально следовала за ароматом хвойной свободы, полностью овладевшим моим разумом. А увертливый ветер игрался со мной, рисуя невидимые узоры и уводя запахи пряности все дальше по коридорам. Я бежала за ним, стараясь не отставать и не терять единственную нить, связывающую меня с внешней стороной.

Неведомая сила заставила поднять взгляд и посмотреть на бескрайний потолок Лабиринта. Монохромный облачный доспех над головой пронзили солнечные кинжалы, открывая взору зияющую лазурную рану. Небеса безмолвно боролись с ненастьем, а я, оставив погоню за ветром, замерла на месте: клубы грязно-серого дыма скользили под битвой солнца с тучами.

Первая мысль: это иллюзия! Ведь так легко спутать полупрозрачные хмурые облака, которые порой движутся близко к земле, с дымом от костра. Но когда вместе с ароматом хвойного леса легкие втянули запах гари, то я убедилась в реальности ошеломляющего открытия.

Люди! За стенами Лабиринта! Совсем близко!

Я кричала, взывала к людям снаружи, просила прийти на помощь. Мой голос хриплым сипом скоблил стены бесконечных коридоров, и я продолжала кричать, пока горло не загорелось от боли, как если бы ржавый нож точили о связки.
Поражение небес стекло ливнем в Лабиринт, наполняя его сыростью и прохладой. Щели брусчатки облизывали ручейковые нити: набухая от капель дождя, они сливались в один журчащий ковер, и вот я уже стояла по щиколотку в воде под проливным дождем, с надеждой на освобождение.

Неужели меня не слышат? Может, и вовсе нет за Лабиринтом никаких людей... Не может! Только почему никто не отзывается? Почему до сих пор никто не добрался сюда? Разве человеку из банального любопытства неинтересно узнать о таинственной постройке? Такой огромный Лабиринт невозможно не заметить, где бы он ни находился. Так почему же?

Я упала на колени, а из груди вырвался последний звук жалости к самой себе. Стало все равно, каким путем я покину Лабиринт. Пускай тело останется навеки заточенным среди каменных стен, и сознание потухнет в свете утреннего светила. Веря, что наступающей ночью в последний раз увижу бесконечное сновидение, я доползла по залитой водой брусчатке до ближайшего зала и заснула под проливным дождем.


Продолжение: Сон третий - http://www.proza.ru/2012/12/01/1759