***
- Рассказывайте, заговорщики, - властно и недовольно заявил Гунтер. - Кто ещё ведёт с вами недозволенные речи за моей спиной?
Гернот и Хаген сами настояли на встрече с ним, и король постарался набраться твёрдости на такой случай. Нежелательно было только смотреть на Хагена, который сверлил Гунтера таким взглядом, от которого хотелось провалиться сквозь землю.
- Как видишь, мы не намерены ничего от тебя скрывать, - сказал Гернот, садясь в кресло. - Тем более что это имеет к тебе самое прямое отношение. Гизельхера в это дело не впутываем, он ещё молод и неискушён. Но что касается нас…
- Вы оба, Ортвин, наверняка Данкварт, Хунольт, кто ещё? - гневно отчеканивал Гунтер. - Вы совсем стыд потеряли? Сколько должен я повторять, чтобы об этом деле больше не было разговоров?
- На нас наложено такое бесчестье, что хуже не придумаешь - это раз. Вам угрожает потеря трона, а Бургундии беспорядки и переход под чужеземную власть, - это два, - мрачно заявил Хаген. - Даже одной из этих причин было бы достаточно, чтобы действовать, а не делать вид, будто всё хорошо.
- На самом деле одно связано с другим, - сказал Гернот, - и для чего действительно нет повода, так это для беспечности.
- Умерьте вы свою злость. А ты, Хаген, уйми своих родичей и друзей и сам успокойся. Не будем разжигать ненависть.
- Вы всерьёз решили сразить его подставлением другой щеки? - гневно произнёс Хаген.
- Повторяю вам в десятый раз, - твёрдо сказал Гунтер, - прекратите злобствовать против Зигфрида. Я уже оправдал его, это слышали все. Даже если вам это не нравится, нам во чтобы то ни стало надо сохранить с ним мир. Он великий герой. Он убил дракона. Вы бы хоть подумали, что станется со всеми нами, если он узнает, что у него появились ненавистники?
- Ты бы лучше обеспокоился тем, что у тебя при дворе партия Зигфрида образовалась, - бросил Гернот.
Гунтеру стало жутко.
- Кто посмел?
- Мы не станем называть их имён, - произнёс Хаген. - Они ещё не предавали вас, но то, что сделал Зигфрид, и ещё более то, как мы проглотили такой позор, разочаровало их. Как уважать тех, кто сам себя не уважает?
- Но становиться на его сторону?...
- Среди ваших подданных всегда найдутся те, кто уважает только силу.
- О простонародье и говорить нечего, - добавил Гернот.
Гунтер разом растерял весь кураж.
- Но за что? Неужели я был настолько плохим правителем?
- Вовсе нет. Но он показал себя сильнейшим, а вас выставил на посмешище, а это достаточная ловушка для слабых душ.
Гунтер совсем упал духом.
- Чем он может быть предпочтительней меня? - потерянно сказал он. - Я властвую по праву. Я всегда старался быть справедливым, даже если я где-то ошибался, но… Моя власть не была тяжёлой, это все знают… Мы сбросили гуннское иго, отстояли свою свободу в окружении множества врагов. Наши порядки не самые суровые, это тоже всем известно… Мы обновили законы, впустили в страну торговцев на выгодных условиях к процветанию нашему… Да сколько ещё всего! А чем хорош для Бургундии правитель Ксантена?
- Как чем - он наделён драконьей кожей, разбрасывает золото и лучезарно улыбается, - отрезал Хаген.
- Но это же такая чепуха…, - пробормотал Гунтер, со стыдом вспоминая, что его самого тот же набор в своё время заставил впасть в ожидание светлого будущего.
- А то, что он сделал с королевой - тоже чепуха? - Хаген вдруг взорвался. - Да такое было возможно, только если бы Вормс захватили враги, и то лишь в самом худшем случае. Мой король, как вы это допустили?!
- Ты не знаешь всего, - Гунтеру хотелось куда-нибудь исчезнуть от испепеляющего чёрного глаза Хагена. - Она не покорялась мне, она меня, стыдно сказать, даже связала, чтобы я её не трогал! И у меня не было причин не подходить к жене три месяца.
Последними словами Гунтер надеялся приструнить Хагена, но тот не впечатлился:
- Разве это повод отдавать жену чужому мужчине?
- Но Зигфрид не кто попало, он же…. светлый герой…, - брякнул Гунтер.
Хаген отвернулся и что-то злобно гаркнул на неизвестном языке.
- Не смей говорить при мне на своём дьявольском наречии, - попытался вновь взять королевский тон Гунтер.
Хаген перевёл дух и жёстко заговорил:
- Мы что - дикое племя? Мы что - из тёмного леса только что выбежали? Государь, она же ваша жена!
- Да, я был неправ, - признался Гунтер, хотя негодование Хагена казалось ему чрезмерным. - Но он обещал мне, что не тронет честь Брюнхильды. По правде сказать, я не знаю, что там произошло…
Мысль показалась Гунтеру спасительной, и он поспешил ухватиться за неё.
- Брюнхильда его ненавидит и может возводить на него напраслину. Я бы не стал слишком доверять её словам.
- А словам Кримхильды? - отрезал Хаген.
Гунтер снова поник.
- Он обещал мне, что никто не узнает.., - упавшим голосом произнёс он.
- Значит, ей птичка напела, - саркастически проговорил Гернот.
Хаген без разрешения уселся напротив Гунтера.
- Мой король, вы понимаете, что случилось? Мы позволили свершиться бесчестью, затем семь лет покрывали собственный позор и его злодеяние, а когда всё выплыло наружу самым неприглядным образом, утёрлись и продолжаем его ублажать как ни в чём ни бывало. Сколько можно?! Хватит, доумиротворялись.
- Да что нам ещё делать, Хаген? - вскричал Гунтер. - Нам нельзя с ним ссориться.
- Даже если с его стороны это неслабая заявка на трон? - сказал Гернот. - По улицам уже идут разговоры, кто настоящий король…
- О Господи, - вырвалось у Гунтера.
- Помнишь, как он в первый раз приезжал? Мы тогда смогли утихомирить его, а теперь получаем за своё миролюбие. Не смог сходу покорить нас силой, так заполз к нам как змей, - злобно добавил Гернот. - А что, так даже надёжнее и безопаснее, чем война.
- Вы же не думаете, - спросил Гунтер, подавляя ужас, - что он заранее всё рассчитал? Нет, нет, это невозможно… Чтобы такое коварство…
- Я не считаю его способным на столь хитрый план, - произнёс Хаген, - тем более на подготовку ещё семь лет назад. Но, во-первых, отсутствие у него в то время далеко идущих замыслов ничуть не облегчает того, что он совершил, а во-вторых, даже он не настолько глуп, чтобы не видеть, какой расклад сложился. Вас не удивляет, мой король, что Зигфрид не уехал после скандала?
- Не просто удивляет, а поражает. Неужели ему неясно, что его присутствие стало нежелательным?
- Полагаю, что ему всё ясно. Потому он и остаётся.
- Хочешь сказать, он намеренно бестактен?
- Более того, - Хаген заложил ногу за ногу и смотрел на Гунтера уже не столь свирепым, но нестерпимо гордым взглядом, в котором королю мерещилась неприятная снисходительность. - То, как столь серьёзный скандал был поспешно скомкан, а его нелепая клятва принята, не обмануло бы даже малое дитя. Все только получили подтверждение, что дело нечисто.
- То есть, я добился противоположного тому, чего хотел? - спросил Гунтер, понимая с тоской, что так оно и есть.
- Именно, - сказал Хаген, - и лишний раз опозорили себя.
- Я же всего лишь надеялся сохранить мир! - в отчаянии возгласил Гунтер.
- Мир такой ценой? - холодно произнёс Хаген. - Что ж, Зигфрид оценил это должным образом.
- Мне показалось, он был встревожен, когда узнал о словах Кримхильды, - подал голос Гернот.
- Я тоже заметил, - сказал Хаген. - Очевидно, Кримхильда очень некстати выдала его с головой, потому он так заволновался и быстро перевёл всё на неё, тем более что вправду мог быть на неё очень зол. У него были все причины для беспокойства! Но тут мы своим поведением даём ему понять, что способны стерпеть от него всё, лишь бы не ссориться - и он расслабляется и начинает получать удовольствие. Не сомневаюсь, как его, весельчака, забавляет наша вымученная любезность.
Подавленный Гунтер молчал. Хаген продолжил:
- Здесь есть два момента - один очень плохой для нас, другой обнадёживающий. О плохом мы уже говорили: он видит нашу уступчивость и смелеет. Бургундия теперь сама плывёт ему в руки, с его стороны достаточно только улыбаться ещё лучезарнее и больше швыряться золотом. Всё происходит будто само собой, и для него самого, несомненно, так и выглядит.
- Что же может быть обнадёживающего? - уныло спросил Гунтер.
- То, что он всё-таки дурак, - глаз Хагена блеснул презрением. - Потому он позволяет ситуации затягивать его и не чует опасности, которую она для него таит.
- Так ему же нечего бояться…
- Ещё бы, поскольку он теперь полностью уверен в нашей бесхребетности.
- И в своей роговой коже, - добавил Гернот.
- Но самонадеянность ему не поможет. Он должен умереть.
- Что?... Как?…,- Гунтер встрепенулся. - Нет, так не пойдёт, я запрещаю даже думать об этом! Я публично снял с него все подозрения. Можешь сказать, что это было неверно, но я признал его невиновным перед нами… Ты же не решишься на самосуд?
- У нас выхода нет, мой король.
- Нет, это слишком, так нельзя….
- А безнаказанно бесчестить нашу королеву можно? - холодно сказал Хаген.
- Я всё понимаю, но надо оставаться в рамках приличия. Может, объявим Ксантену войну?
- Зачем? Чтобы положить впустую кучу народу, а он остался невредим? Нет, я уничтожу только его самого.
- Послушай, он же наказал Кримхильду за её злые речи. Не является ли это с его стороны… если так можно выразиться… жестом доброй воли по отношению к нам?
- Она виновата лишь в том, что проболталась, - сказал резко Хаген. - Для него это самая тяжкая вина. Но для нас - нет. Он не станет чистым как голубь, свалив всё на её длинный язык.
Гунтер вдруг сделался печально-задумчивым.
- Кримхильда… Знаете, во всей этой истории она поразила меня больше всего. Она моя сестра. Между нами не было никакой неприязни. За что же она так?... Зачем она меня публично опозорила? Почему говорила, что моё королевство должно достаться Зигфриду? Сделал ли я ей что дурного? Я отдал её замуж за кого она хотела…
- В том и беда, - сказал Хаген. - Она теперь жена Зигфрида и повторяет всё за ним. Слова, что Бургундия должна принадлежать ему по праву силы, мы ведь уже раньше слышали? Только не от неё.
- Господи Боже, - пробормотал Гунтер. - Вот и нашёл я ей удачную партию…
- Я что-то давно её не видел, мой король.
- Она не появляется от стыда за содеянное. Тебе-то она зачем?
- Думаю, что должен её навестить.
- Странное желание для тебя.
Гернот, видимо, о чём-то догадался и сказал:
- Ты хорошо это придумал.
Гунтер ощутил себя сбитым с толку и вдобавок давно хотел послать всех вон.
- Делайте что хотите, но чтобы никаких даже разговоров об убийстве! Я не допущу. Ясно вам?
Хаген и Гернот вышли, и у Гунтера не было ни малейшей уверенности, что они его послушаются. «Распустились вконец», - с досадой подумал он, боясь признаться самому себе, что они правы.
…На пиру гремели сплошные славословия в честь благородного гостя. Ксантенские шпильманы оказались неистощимы в хвалах тому, как Зигфрид силён, храбр и непобедим, как он смеясь сокрушает зло и покоряет мир, неся с собой свет и любовь. Неожиданно вызвался спеть и Фолькер, зачем-то грянувший песню, известную Гунтеру со времени пребывания в Изенштайне - «кто на свете всех сильней?» Гунтер был неприятно удивлён, тем более что песня вызывала не лучшие воспоминания; зато Зигфрид воспринял её как нечто само собой разумеющееся и слушал, откинувшись на спинку кресла и довольно улыбаясь. На втором куплете:
Всё ему мы отдадим,
Всё ему уступим -
Нам не жалко ничего,
Страшно ценим мы его
И ужасно любим , -
Гунтер обвёл взглядом пирующих и вдруг по их лицам увидел наглядное подтверждение слов Гернота о появлении «партии Зигфрида.» Это его потрясло. Он приволочился в спальню совершенно разбитый и, в предчувствии особо тягостной бессонницы, велел читать ему Библию, нелегальный перевод которой где-то раздобыл для него Хаген. По словам Хагена, там было много про войны и государственные дела, но Гунтеру пока что попадались либо списки непонятных имён, либо нравоучения; столь непостижимое для человеческого ума слово Божие действовало умиротворяюще. Но на сей раз книга открылась там, где рассказывалось о мятеже, поднятом против царя Давида его сыном Авессаломом, и Гунтер был так увлечён, что думать забыл про сон. Но когда повествование дошло до того, как Авессалом, захватив царский дворец, прилюдно овладел наложницами отца, чтобы показать, что теперь он царь, Гунтера прошиб пот. Он не решился прервать историю и дослушал до того момента, когда военачальник Иоав убил мятежного принца, беспомощно повисшего на дереве, вопреки приказу Давида. Здесь Гунтер велел прекратить чтение и оставить его, завернулся в покрывало и полночи обдумывал всё, что слышал за день, не зная, на что должен решиться.
_____________________________________
"Кто на свете всех сильней?" - песня в честь Кощея Бессмертного из фильма-сказки "Там, на неведомых дорожках".
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/04/25/1011