Гл. 18
Вирсавия тоже примеряла наряд для концерта. Накануне в церковь пришла гуманитарка – целый вагон вещей от братьев по вере из Европы. Семья пастора могла выбирать в числе первых. Вирсавия сразу вырвала из вороха вещей это платье – темно-серое, из шелковистого трикотажа, словно переливающееся по телу. При этом закрытое и строгое. Дома во время примерки мать забраковала:
- Мне кажется, что оно какое-то слишком обтягивающее.
- Ну что тебе не нравится? – расстроилась Вирсавия, - Оно длинное, никаких откровенных вырезов нет, цвет более, чем скромный. И потом – его же верующие прислали!
Этот аргумент на мать подействовал, она смирилась. Но тут же попыталась взять реванш на прическе. Вирсавия вознамерилась отправиться на выступление с распущенными волосами, прикрыв голову лишь широкой шелковой лентой-повязкой.
- Ты слишком большое значение придаешь этому концерту, - ворчала мать. - Разве не знаешь, что не плетение волос украшает христианку?
- А я и не собираюсь ничего заплетать, - парировала Вирсавия.
Но к спору подключился отец, и пришлось сдаться, пока ей вообще не запретили выступать. В результате мать заплела Вирсавии две толстые золотистые косы, а на голову повязала серебристый платок. На концерт отправились всей семьей кроме Даниила: отец, мать, Саломея, Далила, пятилетний Илюша. Так как сестры учились в другой школе, они с интересом разглядывали малознакомые помещения. До этого бывали тут всего пару раз – на таких же прошлогодних концертах, и теперь вспоминали детали, пытаясь понять – изменилось или просто забылось то, что кажется им новым.
Первое отделение прошло быстро. Вирсавия исполнила песню вместе с тремя одноклассницами. Квартет получился хороший, чистый, сыгранный, именно этот номер чаще всего репетировали, чтобы научиться слышать друг друга. По поводу сольных выступлений она не переживала – песни были не новые, знакомые, а верный друг – гитара – никогда не подводила. Репертуар всегда подбирала сама, и учителя и устроители школьных концертов не противились. Сейчас она вышла с легкой попсовой песенкой, которая, тем не менее, ничем не могла оскорбить слух ее родителей:
Желанье сбудется,
Пусть не забудется
Та ночь под Pождество,
Где правит волшебство.
Правда, последние куплеты, где говорилось о любви и ночи, которая не закончится, она опустила. Осталось лишь ощущение рождественской сказки…
Мечтанье сбудется
И не забудется,
Как грусть умчится прочь
В рождественскую ночь.
Пела она незамысловато срифмованные слова, изредка бросая взгляд в зал, узнавая учителей и одноклассников, проскальзывая по чужим родственникам и многочисленным «младшеклашкам». И тут - увидела Влада. Он стоял возле колонны, там где толпились мальчишки. В небольшом актовом зале на праздничных концертах всегда кому-то не хватает мест, поэтому так уж повелось, что взрослые, кто нашел свободное кресло, сидят, а дети – как придется.
Сердце забилось бешено, дыхание перехватило. Она даже чуть не сфальшивила, но вовремя поймала, приручила ноту, допела гладко. За сценой долго не могла успокоиться. «Он пришел ко мне! Что же теперь делать? Выйти к нему? А если родители увидят? А не выйти – он может обидеться. Понял ли он, что я его заметила?» Не смотря на все опасения, ей было безумно приятно, что Влад появился в актовом зале.
- Россовская, сейчас Григорьева поет, за ней Максименко, а ты уже после Саши, приготовься! – крикнула ей Галина Петровна, командовавшая выступлением.
Вирсавия подошла к зеркалу, возле которого уже крутились какие-то девочки из младшей школы, оправляя нарядные платьица. Она сняла серебристый платок, распустила волосы, разбросав локоны по плечам. Расчесывать не стала, усмиренные косами, они лежали роскошными золотыми волнами. Обернувшись, Вирсавия заметила одноклассницу, с которой исполняла первый номер. Та ждала, когда рассосется очередь перед зеркалом.
- Ань, у тебя косметика с собой?
- Конечно, спрашиваешь!
- Дай, пожалуйста!
- Тебе? – Аня удивилась, но без лишних возражений протянула сиреневую кожаную сумочку. Вирсавия порылась в недрах косметички, достала помаду, прикоснулась к губам.
- Подожди, не так! – остановила Аня. - Сначала карандаш. Ты хочешь накраситься? Садись, я лучше сама.
Она быстро, уверенными привычными движениями подвела серым карандашом глаза, нанесла на ресницы немного туши, подкрасила губы. Аня тоже была светленькой, поэтому содержимое косметички, подобранное в соответствии с особенностями ее внешности, отлично подошло Вирсавии.
Глянув на себе в зеркало, дочь пастора ахнула: на нее смотрела совсем взрослая девушка - яркая, красивая, соблазнительная.
- Не слишком вызывающе? – с сомнением спросила она, разглядывая непривычный образ.
- В самый раз. Сценический макияж еще ярче делают. Тебя должно быть издалека видно.
«Издалека, от дальней колонны» - подумала Вирсавия, но тут же испугалась - "А вдруг родители заметят?" Но смывать не стала. Да и времени на это уже не оставалось.
- Твой выход – появилась из-за портьеры Галина Петровна.
- Иду!
Она вышла на сцену, опустилась с гитарой на подготовленный для нее стул, провела по струнам…
Среди миров в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что мне темно с другими.
Оттуда, где стоял Влад, сложно было разглядеть Вирсавию до мелочей. Но когда она появилась во второй раз (исполнение квартетом он пропустил) почувствовалась в ней какая-то новая привлекательность. Может быть дело в волосах, прекрасных мягких волосах, которым наконец дали свободу?
И если мне на сердце тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света!
Ее голос ласкал и обволакивал, но сквозь это чарующее волшебство доходили до него и слова романса. «Да, вот оно, наконец-то, - бессвязно думал он. - Мне темно с другими. И когда она рядом – ничего не нужно больше»…
Потом выступала его Катя, и он хлопал и улыбался, и смотрел с гордостью на талантливую дочку, а она в конце номера помахала рукой в зал, он знал - ему. Но на какой-то параллельной волне его тянуло за сцену. Объявили мини-спектакль из двух актов. Влад понял: надолго, и выскользнул в коридор. Она была здесь, ждала его. Не сразу за дверью зала, но за спинами людей, вышедших из душного помещения освежиться или просто пообщаться, он сразу увидел ее. Молча пошел к ней и потом – за ней. Они спустились по каменной лестнице, завернули в узкий коридор – совсем пустой, залепленный одинаковыми темными дверями с нечитаемыми в полумраке табличками. Вирсавия быстро повернула ключ в замке одной из них, толкнула, и войдя следом, он оказался в полной темноте. Руками и губами сразу нашел ее, прижал к чему-то надежному – то ли стене, то ли шкафу. Она жадно отвечала на поцелуи, что-то бессвязно шептала, зарывалась пальцами в его жесткие волосы. Влад быстро сорвал с себя куртку, отбросил куда то в черноту. Теперь между ними оставались рубашечная ткань и легкий трикотаж платья. Восхитительное платье! Раньше он обнимал ее только в многослойной броне зимней одежды, но сквозь этот тонкий стрейч его обнаглевшие руки без труда находили ее покатые плечи, выгибающуюся спину, гитарную округлость бедер. Влад подхватил ее на руки. Немного привыкшие к темноте глаза теперь различали абрисы парт и учительского стола. Вирсавия была совсем легкой. Она крепко обхватила его руками за шею, откинулась на плечо. Пахло от нее какими-то сладкими фруктовыми духами – еще одно сокровище Аниной косметички. Опять поцеловал ее в губы, раскрывая их языком, уничтожая остатки помады, соскользнул к выступающим над вырезом платья ключицам. Голова кружилась, с сердцем творилось что-то невообразимое. Влад осторожно опустил ее на столешницу, но тишину все равно нарушил тяжелый шлепок – то ли стопка тетрадей упала, то ли книги. Этот звук отрезвил Вирсавию.
- Стой, Влад, стой! - зашептала она, убирая его руки, и, наконец, крикнула со слезами в голосе, - Стой!
Он отшатнулся, тяжело дыша. Прислонился к школьной доске.
Она уже встала, оправила платье, проскользнула к стене, нажала выключатель. Комнату залил искусственный свет, такой яркий, что сразу заломило глаза. Вернувшись к столу, Вирсавия стала торопливо собирать упавшие учебники.
- Злишься на меня? – спросил он, когда смог немного восстановить дыхание.
Она отрицательно покачала головой, но глаз на него не подняла.
- Что это за кабинет? – ему просто хотелось услышать ее голос.
- Химия. Наш классный.
Ну да, достаточно было вглядеться в витрины шкафов, где громоздились колбочки и реторты. Позади него криво висела таблица Менделеева – он сбил ее плечом.
- А ключи у тебя откуда?
- У охранника взяла. Когда тебя увидела.
Она густо покраснела, но обманывать не стала. Сейчас собственный поступок казался ей безумием. Но так хотелось остаться с ним наедине... услышать, что он пришел к ней.
Он улыбнулся.
- Влад, мне пора. У меня еще финальная песня. И… родители мои здесь, - по-прежнему стараясь не смотреть на него, сказала Вирсавия.
- Да, хорошо, - согласился он, как ей показалось - с облегчением.
Она закрыла дверь и ушла первой. Он еще постоял немного в коридоре, успокаиваясь. Мыслей не было, только какие-то всполохи в голове из путаных образов и запахов, и постепенно растворяющееся ощущение ее тела, которым, казалось, пропиталась каждая клетка его кожи, каждый нерв. хотелось их длить и длить, но они бледнели, гасли, и на смену им приходило чувство вины. "Что я делаю! Что я делаю с НЕЙ!"
Глянул на часы. Надо идти, а то и его потеряют.
- О, кого я вижу? Что ты тут делаешь? – остановил его удивленный девичий голос. В высокой длинноногой шатенке он не сразу признал Лиду,
«Только этого не хватало».
- В школу хочу устроиться. Физруком. Возьмешь?
- Ну да, ты – физруком, Джон – трудовиком. Так я тебе и поверила. Ты к Вирсавии что ли пришел? – Лида смерила его пытливым взглядом внимательных глаз.
- Лид, в другой раз я тебе обязательно обо всем подробно доложу, но сейчас мне надо идти.
- Так торопишься? - Лида прищурилась, насмешливо скривила красивые губя.
- У меня дочка на утреннике выступает, - неожиданно для себя произнес Влад. И сразу почувствовал облегчение. Пусть она скажет Вирсавии. Пусть это как-то закончится. Он устал всех обманывать.
И отодвинув девушку плечом, пошел к актовому залу. На него сразу накинулись жена и мать, засыпали упреками:
- Катюшка уже выступала. Ты все пропустил. Не мог раньше приехать.
- Я слышал. Катя очень красиво пела.
- Перестань обманывать, ты о чувствах ребенка совсем не думаешь, - это мать, Таня на такие слова не решилась бы. Она только тихонько вставила:
- Катюша так ждала тебя.
- Да видел я Катю! – разозлился Влад.- Как вы достали меня все.
Он развернулся и ушел из школы. Сел в машину. Включил радио. Диджеи-ясновидцы, словно сговорившись разбередить его рану, поставили романс, который меньше часа назад исполняла Вирсавия.
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что мне темно с другими.
Пел голос Вертинского, искаженный несовершенством старинной звукозаписывающей аппаратуры. «Ну что ж, буду жить в темноте. Тепло, уютно, сытно»…
Из ворот школы начали вытекать людские ручейки: шумные, смеющиеся. Сразу несколько дверей в его машине открылись, на переднее сиденье села мать, сзади устраивались Таня и Катюшка. Наперебой все стали просить прощенья, уговаривали не обижаться и не злиться – Катя подтвердила, что папа действительно был в зале.
http://www.proza.ru/2015/05/12/781