Часть третья
Герой Советского Союза
Боевые будни
Трус опаснее всякого другого человека, его надо бояться более всего. Вольготная жизнь корреспондента «Комсомольской правды» чрезвычайно понравилась Остапу Бендеру. Днём он слонялся по бесконечным коридорам издательского комплекса, а хмельной досуг проводил с Грановским и Могилевским, шатаясь по бесчисленным московским ресторанам.
- Одно плохо, - иногда вспоминал великий комбинатор, - дело с «Чёрным Орловым» не продвинулось ни на шаг!
Деньги материализовались перед ним буквально из воздуха и легко отгоняли неудобные мысли. Стоило Остапу продемонстрировать волшебное журналистское удостоверение и намекнуть на возможность критической статьи, чиновники разных мастей тут же стыдливо совали ему в карманы банкноты различного достоинства.
- Совершенно нет времени! - жаловался он соратникам по охоте за бриллиантом при редких встречах. - Всё кипит и всё сырое!
Карьера тоже шла в гору, приказ по редакции от 17 марта 1939 года гласил, что Бендер назначен помощником заведующего военным отделом. Отсюда для него открывалась широкая дорога к журналистской и военной славе.
- На самом верху очень одиноко, но зато, какой прекрасный вид!
- Запомни только одно, - предупредил его Игорь, - если юмориста долго не печатать, он становится сатириком.
Для работников «Комсомольской правды» не стало большой неожиданностью, когда в начале июня в редакцию прибыл фельдъегерь особой правительственной связи и вручил начальнику отдела кадров Баранову строго секретный пакет. На пакете значилось, что он послан из наркомата обороны СССР, а в верхнем правом углу в чётко очерченной рамочке было добавлено:
- «По прочтении сжечь».
Сведущие люди знали, что партийные секретные документы действительно после расшифровки сжигались. Так что и фельдъегерь, и секретный пакет, и порядок его уничтожения были приняты начальником отдела кадров Барановым за чистую монету.
- Чужую жизнь прожить нельзя, но испортить - можно… - злорадно подумал он.
Письмо наркомата обороны предписывало редакции направить Бендера в командировку на Дальний Восток, где ему предстояло наряду со сбором материала для газеты выполнить некое особое задание. Баранов недолюбливал Остапа и охотно оформил длительную командировку. Цель командировки вдруг возникла сама собой.
- Нам нужен корреспондент для поездки в Комсомольск-на-Амуре! - к Баранову заглянул Лёша Громов.
Работал он в Московском горкоме, и занимался формированием и отправкой комсомольских отрядов на ударные комсомольские стройки.
- Технология объявления строек ударными до боли проста! - пояснил Лёша кадровику. - Какой-нибудь, мало-мальски значимый сибирский объект, жестоко не справляясь с планом, канючит людей, ссылаясь на их лютую нехватку. В ЦК ВЛКСМ объявляли стройку ударной комсомольской.
Громов страдал от противоборства характера. С одной стороны, предрасположенность к лидерству заставляла его объединять людей, с другой, он испытывал определённую неуверенность в себе. Это приводило к постоянным поискам правильного решения, что делало Алексея слегка заторможенным.
- Берите Бендера, - посоветовал злопамятный Баранов, - не пожалеете…
После отбора людей, а ехать, как ни странно, хотели многие, началась безумная суета по приобретению формы, обуви, прочей экипировки, подготовке знамен, транспарантов, венков и прочей дребедени.
- Комсомольск-на-Амуре нетерпеливо ждёт своих строителей! - закончил Громов торжественный митинг будущих строителей.
Сводный отряд пятнадцати республик плюс Москвы грузился в железнодорожный спецэшелон. Мероприятие проводилось с большой помпой в сопровождении радио, прессы и комсомольских работников, среди которых выделялся Бендер.
- Все это движение напоминает давний автопробег по бездорожью и разгильдяйству во главе с «золотой ротой»! - ностальгически размышлял он. - Каким замечательным человеком был водитель «Антилопы» - либо много молчал, либо мало разговаривал...
Ежедневно, а путь длился семь суток, проводилось минимум по пять митингов в различных городах. Москва, поскольку её сильно уважали ребята из ЦК, ставилась всегда напротив трибуны, с которой произносились пламенные речи в поддержку всесоюзному событию, двинувшему его в путь.
- «Пьянству – бой!» - косая надпись украшала их вагон.
После митинга обычно вручались подарки от благодарных местных жителей, городского исполкома, местного комсомола, а в связи с тем, что Москва стояла всегда в центре, то доставались они всегда «золотой роте».
- На каждое действие существует равная и противоположная критика… - откровенно скучал Остап.
В одном из древних городов русских комсомольцы случайно утянули ендову, из которой их поили пивом местные добрые женщины. Когда все погрузились в поезд, одна из них, чуть не со слезами на глазах сказала Громову:
- Энта ендова XIV века является достопримечательностью местного краеведческого музея и взята для того, чтобы напоить дорогих гостей, а не в подарок…
- Поубиваю гадов! - заорал он студентам. - Отдать!
Уже из трогающегося поезда бегущей женщине было возвращено награбленное имущество. Ночью в полутёмном общем вагоне ребятки спали убитые семью дневными митингами. Ведь там выступать надо, вовремя скандировать и ровно держать крикливые лозунги.
- Всё многократно повторённое невероятно утомляет… - Бендеру не спалось.
Вдруг раздаётся в ночи оглушительный вопль Громова:
- Отряд! Подъём!.. Стройся. Знамя вперёд!
Все послушно вскочили, кое-как построились. Вытащили знамя отряда.
- А где Лёша? - всполошились комсомольцы.
Его нашли спящим на своём месте. Растолкали и потребовали объяснений.
- Да, сознаюсь, кричал, - откровенно признался Громов, - но во сне…
Великому комбинатору надоела долгое и скучное путешествие, и он самовольно вышел в Иркутске. Город ему сразу не понравился, было слишком много бурят. По дворам бродили старьёвщики, чаще всего пожилые татары, бородатые и грязные, с огромными заплатанными мешками. Их громкие крики:
- Старьё берём! - привлекали домохозяек, которые сносили вниз ненужную ветошь и получали за неё сущие копейки.
Другие, самые нуждающиеся, подолгу копались в мешках, выбирая за чуть более высокую плату ещё пригодное к делу тряпьё.
- Если хочешь, чтобы жизнь тебе улыбнулась, сначала сам улыбнись жизни. - Остап осмотрел окрестности. - Определённо это не Париж и даже не Жмеринка!
От скуки он забрёл в кино. Над косым деревянным зданием пузырился полотняный призыв:
- «Кино – в массы!»
Там шёл легендарный «Чапаев» братьев Васильевых, но на бурятском языке. Бендер угодил на какой-то специальный сеанс. Понял он это, только когда на экран вылетел Василь Иваныч с шашкой наголо и выдал явно не голосом артиста Бабочкина:
- Джигиты! - и добавил что-то ещё на местном наречии.
В общем, из кино ему пришлось выскочить, словно пробка из бутылки. Так долго великий комбинатор не смеялся никогда. Несколько следующих часов он вопил «Джигиты!» и пребывал в хорошего настроения.
- Если собака не лает и не кусает, - такое настроение рождало афоризмы, - это ещё не значит, что она хороший человек.
Однако день клонился к вечеру, а вопрос с его ночлегом не был решён. С гостиницами - вечная проблема. Да и ему нужно было лишь до утра переспать. Неожиданно на пути попалось здание военного училища.
- Армия комсомол уважает! - подумал он и попросился переночевать у военных.
Корреспондентов центральной прессы они уважали ещё больше, но предупредили:
- У нас отмечался очередной юбилей училища, приехали многочисленные гости, мест в офицерской гостинице и общежитии нет.
Все были заняты общенародным празднованием, что вполне понятно.
- А тут я путаюсь под ногами… - мучился Остап, но не уходил.
Поэтому его спихнули дежурному по училищу, дежурный спихнул незваного гостя ещё кому-то и, в конце концов, какой-то юный лейтенант сообщил:
- Сейчас вас пристрою.
Училище располагалось в дореволюционной усадьбе какого-то купца или даже дворянина, почти в настоящем дворце.
- Военные вообще любят ютиться во дворцах, усадьбах и поместьях... - иронично усмехнулся Бендер. - Поди, их выгони!
Привели его в странное помещение. В большом зале, где раньше явно были красивые приёмы и балы, сейчас стоял ряд заправленных коек, на стене висели картины «под старину» в пышных золочёных рамах.
- Такая себе смесь дощатого бального зала и казармы с лепным потолком… - оценил он размеры.
В углу торчал старинный камин, дощатый пол, выкрашенный краской ядовито кирпичного цвета. На стене плакаты с трафаретным солдатом:
- «Болтать – врагу помогать!» и «Не балуй!»
Лейтенант заявил, что это всё в полном распоряжении корреспондента и убежал пить тёплую водку. По вечерам даже в областных центрах Советского Союза делать было совершенно нечего.
- Куда здесь пойдёшь гулять? - зевнул уставший командированный. - Хорошо, что у меня с собой есть лекарство от скуки...
Чтобы не было одиноко в чужом городе, Остап забрался в одну из коек, откупорил бутылочку портвейна, и стал коротать время чтением местных газе. Через полчаса он сбегал босиком к двери, вырубил свет, и уснул, согреваемый изнутри душевным портвейном.
- ... здесь у нас имеется совершенно уникальный камин! - разбудил его громкий голос человека, произносившего какой-то монолог.
Бендер ущипнул себя за ухо, разлепил глаза и охренел. В необъятном помещении горел режущий свет, и столпилось штук двадцать военных, которые что-то рассматривали. Из угла раздавался гордый голос начальника училища:
- Он выложен плиткой, каждая из которых имеет свой, неповторимый узор...
- Видимо идёт экскурсия для съехавшихся гостей, - понял великий комбинатор.
Поэтому он решил для порядка запихнуть свою неуставную сумку подальше под кровать, а потом укрыться с головой, чтобы стать невидимым. Когда стакан с початой бутылкой предательски и громко звякнули, центром экскурсии сразу стал он. Военные все оказались комкорами и комбригами, поэтому уставились на него с неподдельным, слегка пьяным интересом.
- Кто такой?! - грозно спросил главный.
Сонный Остап блымал глазами, укрывшись одеялом до носа. Начальник училища вопросительно уставился на заместителя. Заместитель недоуменно пожал плечами.
- Я журналист, - быстро нашёлся он, - приехал фиксировать праздник.
Сказав многозначное «Гм!» начальник повёл гостей через зал, к противоположной двери. Великий комбинатор немного опустил одеяло и стал довольно глупо улыбаться проходящему мимо генералитету.
- Думаю, что я им запомнился больше, чем камин, судя по их вниманию… - развеселился он почему-то. - Это напоминало знаменитую картину «Госпиталь. Посещение раненого солдата высшими офицерами».
Бендер сбегал на цыпочках к выключателю, вырубил свет и вернулся в гнездо. Но как только ему начало сниться что-то хорошее, снова захлопали двери, зажёгся свет, и экскурсия потянулась обратно. Остап теперь смотрел на них довольно нагло и холодно, словно говорил:
- Задолбали, блин!
Рассмотрев его, как следует, молчаливая процессия ушла праздновать. Тихо матерясь, он зашлёпал по холодному полу к выключателю. Там была какая-то безумная электросхема, и Бендер бегал между двумя выключателями довольно долго пока не выключил весь свет. Грязно и громко матерясь, окончательно и бесповоротно проснувшийся великий комбинатор отряхивал с пяток налипший песок.
- И раньше не любил военных, - мрачно бурчал он, - а теперь подавно…
Уснул только под утро, ничего хорошего больше не снилось. Рано утром его встретил довольно трезвый дежурный. Остап поблагодарил его за ночлег. Он извинился за то, что все были заняты генералами, а не гостем. В оправдание офицер стал рассказывать какой у них хороший начальник училища. Бендер сильно озадачил его, пробормотав:
- Вот только свет не выключает…
продолжение http://www.proza.ru/2015/04/04/45