Предыдущая:http://www.proza.ru/2015/03/09/1425
«…Все
по станкам,
по конторам,
по шахтам братья.
Мы все
на земле
солдаты одной,
жизнь созидающей рати».
(В.Маяковский, «Революция», 1917 г.)
Я долго думал, с чего начать этот раздел. Вроде бы в предыдущей главе я попрощался с Севером. Но на днях мои флотские коллеги отметили очередной День Подводника, и мне вдруг вспомнился рассказ моей жены о том, как она расставалась с Мурманской областью в те ноябрьские дни 1970 года, когда я уже пребывал в Североморской школе сержантов, проходя карантин и привыкая к армейской жизни. Накануне моего призыва, обсудив все наши дальнейшие действия, я договорился с нашими коллегами на заводе, что они помогут жене уволиться без проволочек.
Но в жизни никогда не бываешь уверенным в том, что всё сложится, как задумано. Так случилось и у жены. Получив в дирекции расчёт и штамп в паспорте, что она выписана, она автоматически теряла право находиться в запретной зоне и должна была незамедлительно её покинуть.
После заводоуправления она на катере добралась до посёлка подплава, на окраине которого мы жили, собрала и упаковала в «родном» бараке наше небогатое имущество и пришла на военный причал в надежде попасть на катер, идущий в Североморск. Но его всё не было. И тут ей, одиноко стоящей на ноябрьском ветру, пришёл на помощь знакомый офицер-подводник, чья жена работала с нами на заводе. Его дизельная лодка как раз должна была идти на ремонт на 82 судоремонтный завод, в посёлок Росляково (тот самый, который через полтора месяца станет моим родным домом почти на год), и он предложил довести её туда.
Представьте себе, она согласилась. Но условия были более чем суровые: предстояло находиться на внешней палубе лодки, идущей в док в надводном положении. Наверно, таков был непреложный морской закон – женщин внутрь «не пущать». Но они-то не знали, что моя жена, родившаяся во Владивостоке – дочь «морского волка», офицера, прошедшего Финскую и Великую Отечественную, готовившего несостоявшийся советский военный десант на японский остров Хоккайдо в августе 1945 года, а затем полтора десятка лет командовавшего учебным судном на Тихоокеанском Флоте…
…Я, честно говоря, до сих пор с содроганием представляю себе мою беременную жену, судорожно держащуюся за поручень рубки, одиноко стоявшую на палубе подводной лодки, продуваемой свежим Кольским ветерком… Молодость безрассудна, но тем она наверно и прекрасна!..
Всё обошлось, хотя вещи и одежду ей пришлось всё же сушить, уже в Мурманске, у нашей бывшей сокурсницы, приютившей и обогревшей мою жену, а на следующий день посадившей её в поезд.
А через год после её отъезда и для меня завершилась заполярная эпопея нашей семьи …
Планируя свою дальнейшую жизнь, мы с женой предварительно посоветовались с нашими родителями. Жилищные условия моих родителей позволяли приютить нас троих, в отличие от Ярославля, где в более сложных условиях проживали тесть и тёща. Поэтому местом пребывания был выбран Кишинёв.
…Этот, некогда весёлый и многоголосый, приветливый и шумный город приютил и обогрел нашу молодую семью своим теплом на целых пять лет. На всех, вновь приехавших сюда, он производил впечатление вечно кипящего Вавилона с его конгломератом разноплеменных темпераментных южан – от молдаван, украинцев и евреев до болгар, цыган и гагаузов, мирно уживавшихся между собой под щедрым южным небом и на не менее щедрой молдавской земле.
Моя жена, выросшая в суровой и скудной среде центральной России, была поражена дешевизной и изобилием продуктов и товаров, когда год назад, в первые летние дни 1970-го года, окончив институт, мы с ней объявились в столице солнечной Молдовы. Моя мама, выделив нам целых пять рублей, предложила съездить на центральный рынок, прикупить овощей и фруктов. На них мы умудрились вдосталь вкусить на рыночных прилавках даров солнечной республики и накупить столько всего, что вернулись, увешанные сумками, еле дотащив их до дома.
А роскошная молдавская осень ежегодно одаривала жителей и гостей республики богатыми сельскохозяйственными ярмарками, поражающими воображение изобилием фруктов и овощей, расцвеченными яркими осенними красками и гремевшими веселыми и зажигательными молдавскими мелодиями. Восторженные жители по дешевке закупали в огромных количествах овощи и фрукты.
Дома хозяйки включались в долгую и хлопотную работу по их переработке и закрутке на зиму разного рода солений, салатов, консервов, компотов, варенья и домашнего вина, щедро делясь друг с другом тонкостями их приготовления и разными национальными рецептами. Над городом стоял неповторимый аромат жареного лука, болгарского перца, гогошар и баклажан, именуемых в народе «синенькими». На рынках в розлив угощались слабо забродившим виноградным соком, называемым в народе «мустом».
Этот благодатный край изобиловал не только дарами природы, но и плодами человеческого труда. Молдавия в те годы была самой густонаселенной республикой Союза (если в целом по стране плотность населения едва дотягивала до 10 человек на один квадратный километр, то в Молдавии её размер превышал 100 человек). Местная сельская молодёжь в поисках заработка бежала не в дальнее и ближнее зарубежье, как ныне, а в свои же города и, прежде всего, в Кишинёв.
В 70-е годы стала бурно развиваться легкая, текстильная и пищевая промышленность, в массовом порядке начали строиться предприятия по производству мебели, холодильников, телевизоров, других бытовых приборов, а затем и современные крупные предприятия точного машино- и приборостроения, в том числе союзного уровня, работавшие и на «оборонку», и на космос.
Приобретали цивилизованный вид деревни и села, строились современные дороги. Расцветала национальная культура, только в Кишинёве работало несколько книжных издательств, выпускавших прекрасную литературу, за которой охотно приезжала интеллигенция из Москвы, Питера и других центральных городов страны, где книжный голод был особенно велик. Как, впрочем, и за другими товарами народного потребления, качество и разнообразие которых, вкупе с доступными ценами, приятно удивляло приезжих.
Родители везли сюда детей на всё лето, «на фрукты и виноград». Эти же места были «Меккой» для пьющих россиян, ещё окончательно не потерявших вкус к хорошему по качеству и доступному по цене чудесному молдавскому вину. Ну, и, наконец, не надо забывать, что всего в 180 километрах от Кишинёва счастливо пребывала сама Одесса-мама, с таким обворожительным и ещё не загаженным, как ныне, Чёрным морем.
В те годы КПСС во главе с Л.И.Брежневым, который в своё время был Первым секретарём Запорожского и Днепропетровского обкома (1946-1950), ЦК Компартии Молдавии (1950-1952) и Казахстана (1955-1956), исповедовала и применяла на практике один их глупейших, если не сказать хуже - преступных, принципов развития экономики в нашей стране – за счёт и в ущерб развитию основной республики страны – РСФСР, республики-донора, республики-станового хребта экономики страны, искусственно поднимала социально-экономический уровень других союзных республик.
К чему привёл этот перекос, все мы хорошо знаем. Многолетнее иждивенчество большинства бывших союзных республик в вопросах экономической и социальной сферы обернулось тяжелейшими последствиями при переходе их в статус «самостийных» и «нэзалэжных» государств.
В отпуска мы ездили на Волгу, и с каждой поездкой лишний раз воочию убеждались, как трудно живет именно российский народ. Нам было по-человечески жаль людей, живущих в центральной России, особенно в областях, граничивших с Москвой, сидевших на голодном пайке и безжалостно обираемых ею. Это относилось, прежде всего, к Ярославской сторонке, где жили родители жены. Полки магазинов были пусты, а рыночные цены на продукты питания весьма ощутимо «кусались». Да и из товаров ширпотреба тоже было хвалиться особо нечем.
Всё производимое здесь, в центральной России, шло в какие-то неизвестные простому смертному, мифические «закрома Родины», а фактически жёстко распределялось по лимитам, устанавливаемым всесильными Госпланом и Госснабом. И горьким упрёком власти звучала в устах земляков моей жены грустная загадка-анекдот: «Что такое – длинная, зелёная, пахнет колбасой?» Ответ был таков: «Ярославская (читай: ивановская, костромская и так далее) электричка, следующая из Москвы». Да и сами мы приезжали к родным в отпуск ровно на столько дней, на сколько сумели прихватить с собой продуктов из Кишинева либо транзитом в столице.
Это уже потом, поездив по стране и вспоминая уровень жизни в Кишиневе, сравнивая его с жизнью других российских регионов, - мы вдруг пришли к неожиданной, но весьма правдивой мысли, что именно там, в Кишинёве, и именно в те благословенные 70-е годы, мы фактически жили, чуть ли не при коммунизме.
По прибытии в Кишинёв передо мной, естественно, встал вопрос о трудоустройстве. Полученная в вузе специальность – экономист по труду и заработной плате, предполагала поиск приложения сил применительно к полученным знаниям. Вариантов поиска самой работы было много, но я пошёл простым путём: обратился за помощью к отцу. Он, отслуживший к тому времени в Кишинёве полтора десятка лет, оброс многочисленными знакомствами. Увольняемых офицеров во все времена с большой охотой брали на работу на «гражданке», естественно, у него во всех сферах хозяйственной жизни Кишинёва, не исключая многих городских и республиканских структур власти, были друзья и коллеги.
Вскоре он принёс мне три предложения на выбор: клерком в одно из республиканских министерств, специалистом в один из НИИ или инженером на завод. И я выбрал последний вариант. Хотелось ещё раз попробовать именно производства; как у Маяковского: «Одной, жизнь созидающей рати!..».
Это оказался не простой завод, а совершенно новое, суперсовременное предприятие под названием «Мезон». Оно было введено в эксплуатацию всего за два года до моего поступления и являлось высокотехнологическим предприятием по производству интегральных микросхем, а также товаров широкого потребления на их основе.
Завод подчинялся непосредственно Министерству электронной промышленности СССР, входил в состав Зеленоградского НПО «Научный центр» и являлся одним из пяти наиболее крупных микроэлектронных предприятий страны, с годовым объёмом выпуска более 130 миллионов интегральных схем. Завод вносил большой вклад в развитие и освоение космоса, ну, а главным потребителем этих сверхточных и сверхнадёжных приборов был, конечно же, оборонный комплекс страны. Я вновь стал причастен к вопросам защиты Державы!..
…Принято считать, что у СССР было, по сути, два научно-технических достижения всемирно-исторического значения: космонавтика и электроника. Наши учёные с гордостью отмечают, что за столетнюю историю мировой и отечественной электроники наиболее результативным был тридцатилетний период: с 1955 по 1985 год, когда электронная промышленность страны вышла на первое место по производству всех классов электронных приборов, на второе (после США) – по производству военной электроники и на третье (после США и Японии) – по изделиям промышленного и бытового назначения.
В 1962 году был образован Научный центр микроэлектроники в подмосковном Зеленограде; в 1965 году было создано Министерство электронной промышленности СССР; первые отечественные интегральные схемы и микросхемы на МОП-транзисторах были созданы в 1966-69 годах. В мою бытность на заводе было создано и запущено в производство целое поколение отечественных интегральных схем (типа «Посол», «Трапеция», «Микроватт»), а также БИС и СБИС (больших и супер-больших интегральных схем, которые в среде конструкторов и производственников называли ещё «слоёным пирогом»).
1991 год стал годом «обвала» электронной промышленности. За 15 лет (с 1990 до 2005 гг.) объём её производства снизился в восемь раз, удельный вес отрасли в общем объёме промышленного производства упал в 13 раз, а объём инвестиций – в 45 раз!
Вот как оценивал состояние российской электроники лауреат Нобелевской премии, вице-президент РАН, депутат Государственной Думы Жорес Алфёров в феврале 2008 года:
«Когда я в 2000 году получал Нобелевскую премию, формулировка комитета звучала так: «За базовые фундаментальные исследования, составившие основу современных информационных технологий». Да, благодаря исследованиям, которые мы проводили, развилась современная полупроводниковая электроника. Однако к этому времени по объёмам производства она составляла лишь 20-25 процентов той, которая существовала в начале перестройки.
А ведь в советское время она представляла собой мощную империю: на более чем трёх тысячах предприятий работали миллионы людей. Это производство было развито во всех союзных республиках, а особенно в России, Белоруссии, Украине, Молдавии. Сегодня в России объём его так и остался на уровне восьмилетней давности, а во всех других республиках, кроме Белоруссии, её просто нет».
Итак, красавец-завод «Мезон», построенный на северной окраине Кишинёва. Огромная территория, 15 корпусов, из которых четыре главных многоярусным ярко-голубым фасадом выходили на Московский проспект. Ежедневно шесть тысяч его работников, самых разных национальностей и уровней образования, поглощались проходными завода. И не было никаких причин для национальных раздоров, недовольств, конфликтов, о которых позднее так любят вспоминать и фантазировать представители «титульной» нации. Главными стимулами нормальных взаимоотношений были работа и возможность проявить себя в сложном и интересном деле.
Директором завод был молодой русский менеджер, главным инженером – дипломированный, с учёной степенью кандидата наук, молдаванин. Среди инженерно-технического персонала и рабочих завода – представители самых разных национальностей, среди которых мои хорошие знакомые: мой коллега и, несмотря на более солидный, чем у меня, возраст, приятель по отделу труда, серьёзный и деловитый русак Константин Тюриков; начальник бюро труда и зарплаты цеха № 1, мой ровесник, молдаванин Константин Тампиза; начальник цеха ширпотреба, зрелый и мудрый, болгарин Иван Драгнев, вечно озабоченный проблемой поиска вариантов изготовления оригинальных сувениров и роста товаров ширпотреба.
Это с ним мы делили кусок хлеба и стакан доброго молдавского вина на осенних сельхозработах в молдавских деревнях, куда завод ежегодно посылал на месяц несколько сот заводчан, «для смычки города с селом», и где он ненавязчиво учил меня разговорному молдавскому языку, включая в беседу с местными жителями, плохо владеющими русским.
Это ко мне он обратился с просьбой набросать оригинальный эскиз значка, который можно было бы выпускать в его цехе, и который бы пользовался спросом на рынке товаров. А я, в ответ на его просьбу, придумал и сделал шаблон значка «Любитель пива», по которому была изготовлена партия этих смешных значков, которые в городских пивнушках шли нарасхват, выступая иногда даже в роли платёжного средства за кружку пива.
А для двоих Константинов – Тюрикова и Тампизы - наша общая с ними профессия трудовика впоследствии стала трамплином для дальнейшего служебного роста.
Константин Дмитриевич Тюриков проработал на заводе более четверти века, выросши за это время от простого инженера в отделе труда до начальника производства, а затем и начальника финансового отдела завода. После его развала в конце 90-х он ушёл в науку, защитив последовательно кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию, и сейчас продолжает научно-педагогическую деятельность в русскоязычном Славянском Университете в Кишинёве.
Константин Александрович Тампиза, начав трудовую деятельность инженером на заводе «Мезон», в дальнейшем, как представитель «титульной» нации, сделал блестящую карьеру: заместитель директора Кишинёвского тракторосборочного завода; первый секретарь райкома партии; зампредгорисполкома; завотделом ЦК Компартии Молдавии; министр экономики и финансов – вице-премьер Правительства Республики Молдова. Последний десяток лет возглавляет компанию «Лукойл-Румыния».
На одном из интернет-порталов недавно появилось его интервью: «Моя старость обеспечена. У меня есть недвижимость, у меня будет и консалтинговая деятельность, также у меня есть и порядка 400 га в Республике Молдова с плодовыми деревьями и агрохозяйством. Но это будет больше хобби».
Три года я проработал на этом современном производстве, и характер моей работы был скорее инженерной, чем экономической направленности. Нормирование производственных процессов в условиях специфики микроэлектроники, с заложенным в саму технологию большим удельным весом технологического брака, необходимостью знания производственного процесса, оборудования, - было делом довольно сложным, но по-своему творческим, а потому интересным.
Основной задачей, поставленной руководством отдела передо мной, была разработка технически обоснованных норм времени на максимально большее количество операций. Нужно было уметь читать технологические карты, изучать применяемое оборудование, быть знакомым с азами микроэлектроники. Только изучив всё это, можно было идти в цеха, замерять на рабочих местах время, за которое эти операции выполнялись шустрыми и глазастыми молодыми девушками (многие работали на микроскопах), коими в основном были заполнены производственные цеха и участки.
Это тоже было непростым делом: народная молва недаром считала нормировщика врагом простого рабочего, так как результатом его появления в том или ином цехе являлось последующее ужесточение норм выработки. А заработки этих девчонок напрямую зависели и от количества сделанного, и от расценок на него. И тут я со своим секундомером был явным бельмом на глазу.
Заводской отдел труда и заработной платы был невелик: человек десять пытались справиться со сложной организацией труда в этом многочисленном коллективе завода. Я, занятый своей специфичной работой, был далёк от возможности охватить все решаемые моими коллегами задачи, и видел только то, что лежало, как говорят, на поверхности. Наглядным же было то, что большая часть работников отдела занималось, как мне казалось, пустопорожней работой, не соответствующей уровню их образования.
Я уже упоминал, что специфика производства интегральных схем заключалась в большом количестве технологического брака. Поэтому после каждой технологической операции следовала контрольная, на которой он и выявлялся. Итак, на каждой ступени производства размер этого брака был разным. Таким образом, чтобы получить одну годную интегральную схему на выходе, вначале нужно было запустить несколько тысяч заготовок, большая часть которых уходила в брак.
Поэтому мои коллеги по отделу ежедневно вели пооперационный пересчёт трудозатрат на весь технологический цикл. Причём практически вручную – на суммирующих клавишных вычислительных машинах, с бегающей кареткой (типа СДМ-107 и СДМ-133), которые в процессе работы стрекотали, что твой пулемёт. И так – изо дня в день. Парадоксальным было то, что работая на суперсовременном производстве, выпускающем суперсовременную продукцию, руководство завода и отдела никак не озабочивалось упрощением и механизацией этого «мартышкиного» труда моих коллег, имеющих высшее экономическое образование.
Я, как-то не сдержавшись, громогласно высказал своё недоумение и возмущение этим фактом. Ответом, конечно же, была устроенная мне коллективная обструкция: мол, какой-то сопляк позволяет себе… ( и так далее, по смыслу).
Но в целом, отдел выполнял возложенные на него задачи на высоком уровне. И не мудрено, ведь основной его костяк: начальник Николай Филиппович Александров, заместитель Николай Иванович Кроваткин, старшие экономисты Раиса Ивановна Папшева, Татьяна Ивановна Доронина, Вера Ивановна Левашова – пришли на завод не с улицы. Все они являлись выходцами с другого старинного Кишинёвского завода «Электроточприбор» и составили костяк отдела на новом заводе.
А на отдел возлагались разноплановые задачи, позволявшие сочетать заботу о материальном благополучии работников завода с интересами производства: тарификация рабочих мест и аттестация специалистов; установление тарифных ставок, сдельных расценок и должностных окладов; составление штатных расписаний и должностных инструкций, расчёты численности рабочих исходя из объёмов производства и ещё много других узловых моментов.
Поэтому было интересно и, в то же время, тревожно наблюдать за подготовкой нашего шефа к предстоящим «баталиям» с начальниками цехов и отделов за численность, фонды оплаты труда, доплаты, надбавки и другие материальные стимулы труда, - ведь это всё проходило на наших глазах, так как начальник сидел с нами на одной площади, не имея отдельного кабинета. И частенько, после таких «тёплых» встреч, приходилось отпаивать его сердечными лекарствами.
И всё бы ничего, если бы не некоторые «но», которые мешали мне ощущать себя в полной мере главой семьи, способным не прозябать, еле сводя концы с концами, а развиваться, расти в собственных глазах и глазах своей семьи. Сложно планировать свой служебный рост в больших, давно сложившихся коллективах, где всё давно распределено на много лет вперед, где каждый стоит в очередь друг за другом, зная своё место в служебной иерархии и не пытаясь высунуться, боясь, что это может для него обернуться боком.
Я, к примеру, знал, что в нашем отделе, кроме начальника, есть, по крайней мере, ещё три человека, которые претендуют на его кресло, для других же оно закрыто на долгие годы (по прошествии 35 лет то моё предположение полностью подтвердилось на практике, о чём мне поведала дама, пришедшая в отдел позже меня и проработавшая там долгое время, до распада Союза). Я же все три года оставался на правах «молодого специалиста», мною затыкали традиционные осенние отвлечения специалистов на месячные поездки в колхоз для оказания помощи местным жителям в уборке урожая, когда те, с помощью «ночных» трудодней, торговали им же в те чудесные осенние денёчки на городских рынках.
Странным было и то, что такой крупный завод не располагал фондами, достаточными для строительства собственного ведомственного жилья и детских садов. Во всяком случае, меня в эти очереди не ставили и перспектив здесь никаких я для себя не видел. Скорее всего, опять-таки существовал некий ценз, действовавший для безликого большинства, но с особыми привилегиями для «своих». Ну, а, не имея садика, я не мог трудоустроить жену, которая сидела дома с ребёнком. Я же получал зарплату простого инженера, величина которой колебалась от 90 до 100 рублей, далее был потолок. Её бы хватало, если бы работали оба.
Увы! Приходилось поневоле существовать частично за счет финансовых дотаций отца, который дослуживал последние годы. В неблагодарной и хлопотной должности начальника отделения службы войск 14-й Гвардейской армии, он мотался по всем гарнизонам Молдавии, разгребая дурнопахнущие случаи «дедовщины», от простого мордобоя или побега с мест службы до разного рода членовредительств либо смертельных случаев.
Собственное же состояние безысходности и угнетало, и раздражало. Надо было что-то предпринимать, решаться на что-то кардинальное.
Весной 1973 года отец уволился, имея на плечах погоны подполковника, а за плечами – 32 календарных года нелёгкой военной службы. А годом позже, весной 1974 года меня, к тому времени уже лейтенанта запаса, неожиданно призвали на двухнедельные сборы при нашем Кишиневском танковом полку
Для меня это событие было подобно набату колокола. Судьба сама стучала в мои двери и звала: «Решай, решай!». К тому времени у меня уже практически созрело решение уйти в Армию кадровым офицером. Возраст для принятия решения был критическим – мне шёл 26 год, а за плечами был только год срочной службы. Прими я решение сейчас, мне бы к 50 годам как раз хватило набрать необходимые для пенсии 25 календарных лет службы. «Сейчас или никогда!» – решил я для себя.
Присутствуя на многочисленных занятиях, собеседованиях и лекциях, проводимых с нами полковыми офицерами, а в их числе внимательно прослушав рассказы о работе финансового органа начальника финансовой службы полка, старого и мудрого капитана Ковалевского, я мысленно уже убедил себя: «И я научусь этому! И я так смогу!».
Ни с кем, кроме своей совести, не посоветовавшись, я решительно направился в райвоенкомат и напрямую обратился к военкому: «Желаю служить в кадрах Вооруженных Сил!». Он, порывшись в бумагах, подтвердил потребность в моей военно-учетной специальности офицера-финансиста, я написал рапорт и обещание: «служить в любой точке…» и т.д. В заключение он сказал: «Жди вызова!».
И вызов состоялся - 13 ноября 1974 года. На следующий день с повесткой военкомата в кармане я подошёл к начальнику отдела труда Николаю Филипповичу Александрову, молча положив её перед ним. Он внимательно прочитал её, подумал немного и спросил: «Тебя призывают или ты сам напросился?». Я честно ответил ему: «Это – моё решение». Не знаю, что он подумал об этом, но когда годы спустя я, находясь в Кишинёве в очередном отпуске, случайно встретился с ним на Комсомольском озере, гуляющим с внучкой, он, уже давно пребывая в роли пенсионера, обрадовался встрече и признался мне, что моё решение было лучшим выбором для меня.
Кстати, в ноябре 2008 года в интернете появилась информация о том, что 92 процента акций АО «Мезон», находящиеся в государственной собственности, были куплены сингапурской компанией «Silver Winx». Уставный капитал завода составляет 6,3 млн. долларов, компания же выкупила его (вместе с филиалами завода в Бендерах и Бессарабке) за 8,4 млн. долларов. Там же с сарказмом было отмечено, что сама компания-покупатель из Юго-Восточной Азии, а её капитал на все 100 процентов российский. Экзотика, не правда ли?..
Итак, впереди меня ждала кадровая служба в Вооружённых Силах.
Продолжение:http://www.proza.ru/2015/04/22/513