30. Оранжерея монстров http://www.proza.ru/2015/03/22/657
Вероника сидела возле закрытой двери и терпеливо ждала. После ухода Парсифаля минуло уже четверть часа, и за это время из комнаты не донеслось ни единого звука. Впрочем, если не считать толчков сердца в груди и едва различимого шума дыхания, звуки вообще ниоткуда не доносились. В коридоре царила абсолютная тишина. «Как той ночью, - с тоской подумала Вероника, - когда рыжая пробралась в Дом и убила матушку…» Ей ужасно хотелось плакать, но она всеми силами сдерживала себя. Стыдно сидеть и лить слезы, словно маленькой, когда в тебя верили такие мужественные люди, как сэр Ланселот и сэр Парсифаль. «Боже всемогущий, - прошептала Вероника, - я не могу спасти весь мир. Но я укрою от смерти хотя бы мою сестру. Помоги мне! Дай силы совершить это. Я на все готова ради нее».
Девочка замерла в ожидании. Прошла еще одна минута, за ней другая… В дверь осторожно постучали. Вероника поднялась и замерла на месте. «Пора!» - пронеслось у нее в голове. Ступни ее ног были раздвинуты, руки бессильно повисли вдоль боков.
Дверь бесшумно растворилась. На пороге появился мужчина - низенький старичок в черном видавшем виды пальто, с крючковатым носом и живыми, блестящими глазами. Карлик не торопясь подошел к Веронике и остановился, сложив руки за спиной. «Кукольник!» - поняла Вероника и почувствовала тревогу. Она не то что заколебалась или усомнилась в своем намерении, просто осознала вдруг, как трудно будет ей обмануть прожженных негодяев вроде Кукольника и Морврана. «Буду твердить им одно и то же, о чем бы меня ни спросили», - сказала она себе.
С минуту старик рассматривал ее внимательным, оценивающим взглядом профессионала. Потом стащил с головы шляпу, скомкал ее и оттер пот с лица.
- Кто ты? – спросил Кукольник.
- Ан… Анжелика, - ровным голосом произнесла Вероника и сама поразилась тому, насколько чужим и безжизненным был ее голос. Ничего человеческого. Именно так должен был модулировать слова автомат.
- Врешь! – спокойно произнес Кукольник. – Ты ее сестра, ты Вероника. Я тебя сразу узнал.
- Меня зовут Анжелика, - бесстрастно повторила девочка. Она решила, что скорее умрет, чем признается в обратном.
Старик пожал плечами.
- Не моли вздор, - сказал он, - я все равно тебе не поверю. Однако забавно, что ты решила запудрить мне мозги. Чего ты добиваешься? Думаешь, если твоя сестра сумела где-то спрятаться, это ее спасет?
- Меня зовут Анжелика, - в третий раз представилась девочка.
Кукольник помолчал немного, что-то взвешивая в уме.
- Нет, - решил он, - ты так не думаешь! Ты не такая наивная, какой хочешь казаться. Интересно, где ты умудрилась ее спрятать? В Промежутке твоей сестры нет… А если ее нет здесь, значит она…
Неожиданно он схватил девочку за руку. Пальцы у него были маленькие, но невероятно сильные. Вероники показалось, что ее ладонь угодила в капкан. Не спуская с нее своих выпуклых, блестящих глаз, старик потребовал:
- Отвечай! Только сразу, не задумываясь, там, в храме Бафомета, какой из трех проходов я выбрал?
- Я… я не помню, - ровным голосом ответила Вероника.
- Допустим, но через какой проход вышла ты сама, это ты должна помнить?
- Нет, - повторила девочка, - я не помню.
- Терпеть не могу благородства! – поморщился старик. – И маленьких дурочек тоже не люблю. Думаешь, Хозяин пожурит тебя и отпустит? Как бы ни так! Ты и понятия не имеешь, зачем ему потребовалась Анжелика!
Вероника ничего не ответила. Водворилось молчание. Кукольник отпустил руку Вероники и, засунув кулаки в карманы, о чем-то напряженно размышлял. Потом, тряхнув головой, он зло посмотрел на девочку и, словно решившись на что-то, отрывисто заговорил:
- Хочу тебя порадовать. С тех пор, как Хозяин возродился в Асиате, он питает непреодолимую слабость к куклам. И я знаю… о, я прекрасно знаю – будь его воля, он бы давно обратил всех своих приспешников в куклы. Я не случайно оказался с ним. Давно, очень давно, когда судьба свела нас, он почувствовал во мне родственную душу. Между нами есть только одна разница – я люблю создавать куклы, а он любит их ломать. Каждый год на его день рождения друзья преподносят милорду роскошную куклу, а на другой день я получаю груду жалких обломков. Страшно представить, что он с ними вытворяет…
Кукольник оборвал свою речь и уставился на Веронику, словно ожидал от нее какого-то ответа. Не получив его, он неожиданно закончил:
- Полагаю, ты будешь прекрасным подарком! Ведь сегодня милорд как раз справляет свой день рождения. Копье Всевластья вновь насытится кровью и принесет Хозяину неслыханное могущество… Жаль, тебе не суждено увидеть его торжество. Это будет прекрасный и ужасный миг… Начнется заключительный акт Великой Мистерии, Большая Игра, ставкой в которой станет власть над миром. Как складывается порой судьба! Для того чтобы заполучить вожделенное могущество, достаточно проткнуть Копьем завалящую куклу…
- И этой куклой буду я? – спросила девочка.
- Попала в самую точку, - усмехнулся старик. – Для куклы ты неплохо соображаешь. Может, бросим ломать комедию, Вероника?
- Меня зовут Анжелика, - бесцветным голосом сообщила Вероника. – Я сделаю все, что прикажет Хозяин.
Она казалась бесстрастной, хотя в душе испытывала сильное волнение. «Ничего не вышло, - с отчаянием призналась себе девочка. – Кукольник разоблачил меня. Я в полной его власти. О Всемогущий Маир, сохрани меня и поддержи!»
- Ладно, это твое дело, – сказал Кукольник. – Я тебя предупредил, а ты выкручивайся, как знаешь. В конце концов, это не мое дело. А теперь нам надо поторопиться, потому что милорд послал за тобой, и он не любит ждать.
Голос его дрогнул и неожиданно стал другим. Да и с лицом произошла неожиданная перемена. Словно чья-то невидимая рука приподняла маску – показалось круглое личико с маленьким, как пуговка, носиком, на котором восседали круглые старомодные очки. Видение длилось всего несколько мгновений. Кукольник надвинул на лоб шляпу и, не глядя на девочку, приказал:
- Пошли!
Он шагнул в дверь, и Вероника последовала за ним.
Они оказались на дне узкого каменного колодца, по стенам которого вилась уводившая вверх лестница. Редкие факелы бросали неровный свет на сырые замшелые стены с темными подтеками. Старые, почерневшие от сырости доски жалобно стонали под ногами. Не обращая на это внимания, Кукольник стал торопливо подниматься вверх. Они миновали несколько пролетов, после чего облик лестницы стал меняться. На дощатых ступеньках появилась сначала рваная дерюга, а потом их покрыли старые половики. Наводившие тоску серые камни скрылись под слоем обветшалой штукатурки, на которой кое-где встречались остатки старой краски. Факелы сменили старые, большей частью разбитые масляные фонари. Светили они, правда, так же тускло, но зато меньше чадили. Лестница уводила все дальше вверх и казалась бесконечной. Вероника почувствовала усталость и боль в ногах, но не подала виду. Как могла она старалась подражать механическим движениям куклы, но скрыть участившееся дыхание была не в ее силах.
Впрочем, Кукольник не обратил на это внимания. Миновав около дюжины лестничных пролетов, он замер на месте и прислушался. Откуда-то сверху до них донёсся гул голосов и приглушенные переливы музыки.
- Уже началось! – воскликнул старик, и засеменил вдвое быстрее прежнего. Вероника едва поспевала за ним.
Масляные фонари кончились. Зато появились тяжелые канделябры в виде звериных лап. Свечей в них было мало, и слабые огоньки не могли побороть темноту, но все же они давали достаточно света для того чтобы понять: нищета и убогость остались далеко внизу, появилась даже некоторая претензия на роскошь. Дощатые ступени уступили место мраморным. Кое-где они были покрыты красным ковром. Правда, насколько могла рассмотреть Вероника, ковер давно лишился своего пушистого ворса и стерся почти до самой основы, а мраморная плитка потрескалась и пожелтела от старости. Стены, облицованные светло-зеленым серпентином, казались обтянутыми пестрой змеиной кожей, хотя и обезображенной во многих местах пятнами жирной сажи. Перила были сломаны, лишь кое-где сохранились металлические балясины, отлитые, как показалось Веронике, из серебра.
Гул голосов между тем становился всё явственнее. Казавшийся бесконечным подъём всё-таки кончился. Кукольник отодвинул тяжелую, наполовину истлевшую портьеру, и они оказались в просторном зале…
«Опять какие-то руины!» - подумала Вероника. Дом явно не принадлежал к числу обитаемых. В пустых оконных проемах, забранных ржавыми решётками, не было рам. В старой крыше зияла огромная дыра, через которую в зал заглядывало угольно-черное, безлунное и беззвездное небо. В прежние времена (которые, по-видимому, закончились очень и очень давно) стены были отштукатурены. Теперь остатки штукатурки сохранились только в двух-трех местах, да под самым потолком. Два десятка смоляных факелов освещали стены из красного, крошащегося кирпича и голый цементный пол, покрытый толстым слоем грязи. В углах темнели кучи сора и пожухлой прошлогодней листвы. Но зато на правой от входа стене, сохранилась остатки старой, очень старой росписи. Фреска была сильно попорчена (возможно, ее пытались соскоблить). Среди бесформенных цветных пятен, под серо-бурым слоем копоти с трудом угадывался чей-то лик с огромными, широко открытыми глазами. Глаза эти, казалось, смотрели прямо вам в душу - смотрели спокойно, без укора и какого-либо осуждения, но вместе с тем твердо и вопрошающе.
Окинув беглым взглядом зал, Вероника вслед за Кукольником повернулась налево и увидела груду старых ящиков. Часть из них, перевёрнутые вверх дном, служили стульями; другие, поставленные друг на друга, заменяли собой столы. Два скрещенных факела, вставленные в щели на стене, давали достаточно света, что бы рассмотреть сидящих за этими ящиками людей. Их было несколько десятков.
Впереди на грубых, сколоченных из досок козлах восседал маленький мальчик со старческим, испещренным морщинами птичьим личиком. Выражение, застывшее на этом лице, поражало той же смесью двух несовместимых природ. По-детски капризное, оно в тоже время было надменным, злым и по-стариковски хитроватым. Незнакомец кутался в старое верблюжье одеяло. Его кривые пальчики были унизаны дешевыми стеклянными колечками, на шее висел блестящий жетон, вроде тех, которые носят на себе солдаты.
Никогда прежде Вероника не встречалась с этим странным и страшным существом, но она ни минуты не сомневалась, что видит перед собой самого Морврана. Слева от милорда помещался уже знакомый ей седовласый юноша в черном балахоне по имени Сэм, а справа – гигант с головой быка, которого звали Мол. Рядом с Сэмом сидела старуха с длинным, губастым лицом и с редкими седыми волосами. Что до Мола, то его соседкой была красивая женщина в черном, открытом платье. И ту и другую Вероника видела впервые. Сбоку от Морврана, на самом видном месте высилась огромная кадка с безобразным растением. Толстый бочкообразный ствол его был увенчан сверху пучком длинных и подвижных, словно щупальца, отростков, осыпанных длинными, кроваво-красными иглами. Это была мама! Почему, зачем Морвран распорядился перенести ее сюда? Сердце в груди Вероники тревожно сжалось.
Остальные лица тонули в тени. Поэтому, разглядывая присутствующих, девочка не сразу заметила среди них Парсифаля. Он сидел за отдельным столиком в окружении полудюжины зомби, облаченных в черную униформу, и бросал вокруг хмурые взгляды. Заметив Веронику, он нисколько не удивился и только слегка пожал плечами, как будто хотел сказать: «Вот видишь, какой конфуз получился!»
Никто не заметил этого обмена взглядами, так как внимание гостей было обращено на высокую, освещенную пятью или шестью факелами эстраду в середине зала. Здесь под разухабистую музыку (она лилась откуда-то сверху, из темноты; Вероника решила, что там находился балкон с музыкантами) разыгрывалось что-то среднее между клоунадой, пантомимой и балетом.
Сначала появился высокий человек с ослиной головой и в черном плаще до самого пола. Пританцовывая, он извлек из-под плаща несколько бамбуковых палок и принялся свинчивать их друг с другом, пока в руках у него не оказалось длинное удилище. Ослоголовый приладил к нему леску, раскрутил над головой и забросил крючок в воображаемый пруд. Тотчас возле его ног появилась странного вида огромная рыба с человеческим лицом. Причем лицо это выражало крайнюю степень пренебрежения и надменности. Рыба не шла, а именно плыла, над полом, помахивая хвостом, и делала это так потешно, что гости покатывались от смеха при одном взгляде на нее. Остановившись возле пустого крючка, она произнесла многозначительное «гм» и исчезла. Неудача не обескуражила рыбака. Он порылся в своей сумке, достал круглый каравай, подцепил его на крючок и вновь забросил удочку. Опять появилась рыба, привлеченная на этот раз запахом хлеба. Она уже совсем было ухватилась за него, но ослоголовый издал неприличный звук, и рыба испуганно уплыла. Шутка показалась Веронике чрезвычайно плоской. Гости, однако, пришли от нее в неистовый восторг и долго аплодировали.
Ослоголовый с коварной улыбкой извлек новую наживку – склеенную из картона царскую корону. Когда в третий раз появился человек-рыба, вид у него был хитрый, как у кота, который задумал съесть хозяйскую сметану. Ослоголовый напустил на себя скучающий вид, принялся зевать во всю свою огромную пасть, а потом и вовсе задремал, уронив голову на грудь. Человек-рыба дал себя обмануть. С опаской косясь на рыбака, он стал подкрадываться к наживке. Гости, взволнованно зашумели. Рыбе почти, что удалось стянуть корону, но в последний момент ослоголовый, который только прикидывался спящим, вдруг резко дернул удочку, и рыба оказалась на крючке. Ликованию гостей не было предела. Многие из них вскочили и принялись громко аплодировать. Вероника не могла понять, почему этот примитивный номер вызвал столько воодушевления. Она посмотрела на Кукольника. Тот не смеялся и наблюдал за происходящим с каким-то мрачным осуждением.
Пантомима между тем продолжалась. Человек-рыба попытался убежать, но когда это не получилось, он вдруг опрокинулся на спину и прикинулся мертвым. Зрители встретили этот трюк презрительным улюлюканием. Награждаемый аплодисментами, ослоголовый удалился в дверь. Вероника решила, что это уже конец номера, но через минуту тот появился вновь. Человек-рыба, посаженный на длинный поводок, вился у его ног, виляя хвостом, и всеми силами изображал щенячью преданность. Несколько раз ослоголовый швырял вперед свою палку и рыба (или уже собака?) с готовностью приносила ее назад. Гости от души потешались над этими ужимками. Но вот ослоголовый уселся на берегу и сделал вид, что задремал. На самом деле один его глаз был приоткрыт и исподволь наблюдал за прирученным пленником. С опаской посмотрев на господина, тот извлек откуда-то корону и поспешно нахлобучил ее на голову. И тотчас карикатурная угодливость сменилась таким же карикатурным величием. Человек-рыба важно развалился на берегу (очевидно, подражая своему господину) и стал поглядывать по сторонам с весьма независимым видом. Как оказалось, все эти маневры были проделаны ради стайки маленьких рыбешек. Не замечая ослоголового, они с невероятной почтительностью приблизились к большой рыбе и стали всеми возможными способами выражать свое благоговейное почтение. Они потешно падали перед ней на колени, вздымали вверх плавники, ударяли себя в грудь и клали земные поклоны. Человек-рыба в ответ жеманно закатывал глазки, вежливо хихикал и поднимал плавники, как бы благословляя свою паству. Мальки на короткое время исчезли, но потом вернулись, волоча всякого рода снедь, и человек-рыба с величественным видом принял эти подношения. Легковерные малыши с чувством выполненного долга удалились восвояси. Только один крохотный малек, лупоглазый и любопытный, продолжал вертеться возле человека-рыбы. Тот опасливо осмотрелся. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, он вдруг стремительно мотнул головой, и малек исчез в его пасти. Потом хитрец стащил с головы корону, и когда ослоголовый проснулся (или сделал вид, что проснулся) приветствовал его как верный пес хозяина после долгой разлуки.
Представление кончилось. Гости наградили артистов громкими хлопками и криками «браво»! Ослоголовый принялся раскланиваться.
- Благодарю вас, мессир Леонард, - сказал Морвран. (Вероника поразилась силе его низкого голоса).
- А также вас, мессир Агварес, - обратился он к какому-то толстому коротышке в белом парике, который сидел справа от главного стола, - вы подготовили прекрасный номер.
Коротышка вскочил и прижал руки к сердцу, но не смог от избытка чувств произнести ни одного слова.
Он еще продолжал раскланиваться, когда милорд медленно перевел взгляд на Веронику…
32. Бал http://www.proza.ru/2015/03/22/964
«Заповедные рубежи» http://www.proza.ru/2013/07/08/294