И вот прошли три дня. Точнее, пролетели. Степаныч распорядился заложить (ах!) тройку лучших лошадей. Сам был одет как денди, что, впрочем, делало его и старше и страшней (увы, контраст не всем к лицу). Пред выходом он сел на пуфик, придавив собой кота, не ощутив (представьте!) и доли неудобства – все от волненья чувств, которые в нем бушевали. Кота естественно убрали и схоронили слуги, боясь докладывать о происшедшем, чтоб не растрогать Степаныча до слез, потом, как водится, дошло бы и до гнева и, боже сохрани, – от угрызений совести и скорби не заказал бы олигарх на всю округу панихиду… Посему служивые сокрыли преступленье. И только через месяц или два, когда Степаныч обнаружил отсутствие котяры, доложили, что его любимец пал смертью храбрых в борьбе неравной с полком крыс. Хозяин прослезился и в утешенье выписал из Франции породистую кошку, назвав ее то ли Психеей, то ли Галатеей.
Так вот, бедняга кот увел нас далеко вперед, тогда как Фердинанд Степаныч уже сидел и грелся у камина. Полина Павловна (тут автор вклинился описывать событья и мне не стыдно повториться, что) Полина Павловна предстала в такой невиданной красе, которую и описать-то невозможно, – так хороша была насмешница-невеста, охотница на разные причуды и толковательница смыслов между строк. Степаныч, увидев этакое диво, открыл (в буквальном смысле) рот. И лишь бокал вина, возникший на серебряном подносе, прервал немую сцену, – жених сомкнул уста. Полина Павловна с облегчением вздохнула, для верности прошлась по зале взад-вперед и, наконец, устроилась напротив горе-жениха в любимом кресле с кроваво-красным яблоком в ладонях. Степаныч, проглотив с вином слова, сидел молчком, боясь спугнуть виденье. Он то моргал, то доставал пенсне, то протирал от пота лоб, и если честно, красавица бы с радостью дала бы ему в лоб, однако – воспитание, и посему сдержалась. А как насмешница держалась! Ее упругий бюст был стянут топ-корсетом пурпурно-красным, таким же, как и яблоко в руках, из газа юбка была подобна вод смятенью. Но лишь смятенье на лице ее не так легко узреть. Она смотрела то величаво, то лукаво, иной раз даже с нежностью. Вопрос – кому? Кому она дарила взглядом благосклонность? Олигарху? – вряд ли... Пожалуй, автору. Кому ж еще? Он наблюдал за сценою спокойно, трубку раскурил и начал:
– Сударыня, не знал я раньше мастериц и выдумщиц подобных…
– Автор… – качнула головой она и улыбнулась чуть смешливо.
– Полина… Можно так?
– Вам – бесспорно.
– Отчего я не художник?
– Вы написали бы портрет?
– Да надобности нет, когда передо мной живое изваянье.
Глава ее была украшена благоухающим багровых роз убором. Тату на пухленьком плече ну самый что ни на есть эстетский – ретро микрофон увитый сплошь цветами, словно голосами, скажем, Битлз… Еще мне вспомнились поэты, что читали (было время) в кафе и ресторанах свои первые стихи… Кому рукоплескали, кого за трапезой и вовсе не слыхали, кого со смехом освистали. Впрочем, я немного отошел от темы, меж тем как оголенные плеч'а манили пуще глаз прекрасной девы, и я невольно вспомнил:
– …Королевна же была,
Как говорят поэты, диво мира:
Кровь с молоком, румяна и бела,
У ней глаза – два светлые сапфира,
Улыбка слаще меда и вина,
Чело как радость, груди молодые
И полные, и кудри золотые,
И сверх того красавица умна.*
– Вы меня смутили… – промолвила она.
– Думаю, и Николай Языков смущен не меньше…
– О-о, какая старина… Давно я не читала поэтов 19-го века…
– Так выходите замуж за меня.
Полина улыбнулась, нисколько (кто бы мог подумать?) не смутясь.
– Да с легкостью! Эпоха романтизма мне будет обеспечена на разных языках, насколько мне известно, вы полиглот, – и, как ребенок, рассмеялась, прибавив тихо, – так?
– Никак иначе… – взяв яблоко из нежных ее рук, читал поэму за поэмой, ублажая даме сердца не только слух.
Так двое сели в лодку, затем в гондолу, карету, сани, – тем самым, все дальше уплывали, улетали, как ни банально тут сказать, в страну любви и грез.
Чуть было не забыл… Тут надо бы заметить, что Степаныч, забывшись сном все это время, отказ услышав, дверью хлопнул. И говорят, случился с ним удар. Что ж… Сей престарелый олигарх мне был, по правде, безразличен. Хотя, когда писал "Тату", повеселился от души (блаженно легкое перо). Да ладно, каждому свое. А мне пора, друзья, покамест Муза не покинула меня.
6-7 января; 13, 25-26 февраля 2015
Начало поэтической миниатюры здесь - "Тату" http://www.proza.ru/2015/01/01/1591
_____________________
На странице – фото Ксении Жук
Работы фотографа можно посмотреть здесь http://www.photodom.com/ru/member/DoKZ
* В миниатюре использован отрывок из поэмы Н.М.Языкова "Сказка о пастухе и диком вепре" (1835). (Прим. автора.)