Начало "Ладья отчаяния 1" http://www.proza.ru/2014/11/04/422
 Предыдущая часть "Ладья отчаяния 9" http://www.proza.ru/2014/11/19/1467
 ...Выливаха еле успел оттолкнуть девушку от паутины:
 - Очень ты знаешь жизнь, дура... Назад!
 - Я и не знала её... До самой ладьи, - она смотрела на него, как на Бога. - То что мне в том незнании?
 - Глупая, глупая, - с болью сказал он. - Ты и не знаешь, кто я. Врун, пьянчуга, бабник, безбожник, еретик, преступник, обжора, пугало для всех хороших людей.
 - Все равно. Только... перед тем как пойдем... поцелуй, пожалуйста, меня.
 И вдруг Полочанин брякнул шахматной доской о каменные плиты.
 - Ты, - сказал он Смерти. - Это уже слишком. Или убивай сразу и вместе со мной, или отпусти.
 - Не могу, - сказала Смерть. - Разве что... разделить между ними жизнь этой наседки. Вместо двадцати для нее - каждому будет па десять лет... Ты согласна умереть в двадцать семь лет?
 - Я согласна была и в семнадцать, - сказала Березка.
 - А ты, Выливаха?
 - Я хочу, чтобы она жила, сколько ей подобает.
 - Тогда я пойду сейчас, - повесила голову девушка. - Не все ли мне одно. Когда ты не хочешь меня.
 Выливаха задумался.
 - Хорошо, - наконец сказал он. - Попробуем сызнова. Хотя у нас и мало дней, но, я думаю, помня это, мы будем нести друг друга осторожно... как несут последний кувшин с водкой на крестины.
 Даже тут он был неисправим.
 - Ну, что вы там шепчетесь, как раки? - спросил он у людей.
 - Слушай меня, - сказал Полочанин. - Мне трудно лишиться даже одного опять приобретенного дня. Тем более теперь, когда я знаю, что такое смерть, и я не хочу ее, как... смерти. И все же, возьмите два моих года. Будет несправедливо, если я переживу вас... на целые десять лет, рогачёвец.
 Гервасий подумал, что отказаться нельзя.
 - Мы берем их, - сказал он.
 - И мои два года... И мои... И мои, - загудели голоса.
 Смерть считала по пальцам. И, насчитав очередные десять, клала на стол одну фигурку. И постепенно у нее все больше отвисала челюсть.
 - Что вы делаете?! - спросила она. - Вы, которые больше всего боитесь меня, вы дали им еще по сорок лет каждому. И этот еретик и богохульник проживет на земле девяноста три годы, а она - семьдесят семь!.. Побоитесь Арахны, люди!!!
 В этот момент маленький человечек, который прятался до сих пор за спинами других, раздвинул толпу и, не обращая внимания на старуху, подошел к Гервасию:
 - Прости, я не могу отдать тебе два свои года.
 Улыбка у него была виноватая.
 - Наконец, - сказала Смерть. - Я еще не совсем теряю на вас надежды, люди.
 - Понимаешь, - сказал человечек, - мой город пообещали вырезать стрельцы. До последнего человека. Мы не могли бы продержаться больше чем до вечера, но я был убит утром, как раз в начале штурма. У меня только один день жизни. Возможно, не стоило было бы и возвращаться, тем более что все мои погибли, а вечером никто уже не скажет мне по-нашему: «Здоров, Гальяш-медовар!» Но всё же один этот день я могу держать меч, шибень или нож. И меня будет мучить мысль, что я будто бы бросил тех, и город, и свою землю, и медовню у Перевесища. Понимаешь, он был красивый, город, пока они не пришли. И даже пчела, у которой нет своего слова, не жалеет жала и жизни, защищая свепет. Мне стыдно, но... не побрезгуй... возьми две мои минуты, брат.
 Выливаха молчал.
 - Спасибо за самый дорогой дар, - наконец сказал он.
 - Брось, - сказала Смерть. - Что ты сделаешь за них?
 - Выпью с ней последнюю чашу... Чтобы ты подохла и чтобы такие, как он, не перевелись на нашей земле... Пойдемте, люди.
 - А я?! - спросил вдруг поп.
 - А ты оставайся в своем эдеме, врун, - сказал Полочанин.
 - Нет, - глухо сказал поп. - Нет... Нет!
 Люди проходили мимо него.
 - Стойте, - сказал Выливаха. - Грех оставить тут живую еще душу. Он дурак. Он не будет больше. Правда же, не будешь?
 - Нет, - сказал поп и огляделся. - Все, что хотите, только не это. Горевать, писать еретические стихотворения... Грабить богатых... чтобы потом вороны пили твои глаза на колесе... на Замковой площади. Только возьмите меня с собой.
 - То что, - сказал Гервасий. - Давайте опять сбрасываться. Ей богу, словно не преисподняя, а трактир, когда у пропойц волки воют в кармане.
 В тишине, которая легла после его слов, все услышали вдруг глухие и тяжелые шаги по каменным плитам пола.
 Перевозчик шел к последним дверям.
 Весь обмякший, весь грузный, он шел... шел... шел и остановился только около паутины. Оборотился. Обвел людей синими глазами.
 - Не надо, - сказал он. - Я дам. Я отдам. Ведь я одного только жажду. Забвения... Забвения... Забвения.
 И он жадно, со стоном протянул руки. Арахна бросилась вниз и схватила его. В следующее мгновение он исчез. Исчез, как будто его и не было. Послышался еще только шелест, словно освобожденный вздох.
 Смерть смотрела в землю, кутая свои старые кости.
 - До скорой встречи, Выливаха, - наконец сказала она.
 - До скорой встречи, - улыбнулся он и обнял плечи девушки.
  (1) Выливаха - белая цапля.
  (2) Сом. 
  (3) Карась. 
  (4) Рыбец.
  (5) Архивист, нотариус.
  (6) «Сігіз. - кар. - польск.» - Сигизмунд король польский.
  (7) Доска для счёта. Прообраз современных счетчиков.
Окончание  "Ладья отчаяния 11"  http://www.proza.ru/2014/11/19/1441