9.
Всё лето работали художники в бассейне у «серого». Серый, он же Викентий Витальевич, сын депутата городской Думы, частым присутствием не мешал. Появится раз в неделю, а то и в две, поглядит, чаще молча, отойдет на другую сторону – посмотрит оттуда, издали, иногда похвалит:
- Эээ, уважаемые… хорошо, мне нравится… и мальчики такие… эээ, тёплые получаются.
- Стараемся, Викентий Виталич! Думаю, скоро закончим, ну, дней десять ещё, - ответствовал Леня Аркантов, выступающий в роли прораба.
- Вижу, вижу… эээ… - мямлил. И уходил.
Бассейн строен при бане. Квадратная яма, выложенная чёрным кафелем, водой ещё не заполнена, и на дне расположился Андрей с ведрами и корытом для приготовления клеевых растворов. Ему, живописцу, поручили составлять растворы, да иногда просили глянуть – тот ли оттенок выложили, что он и делал, отходя к противоположной стене.
Работа близилась к завершению, - помогала и сухая, жаркая погода, стоявшая на Москве.
В душе Андрей жалел, что ввязался в это дело. Уговорил Лёня, посулив хорошие деньги. «Глупо отказываться, старичок, в наше время. И потом, я же тебе не гешефт какой-нибудь предлагаю, а работу. Тяжелую, конечно, пыльную, но ведь не за здорово живёшь… Да и развеешься, а то - поплохел совсем»...
Но развеяться не получалось, - и нынче Андрей чувствовал себя не в своей тарелке. Вся эта работа ему не нравилась, - протестовала душа и ныла от раздрая.
С одной стороны, деньги нужны: оплатить мастерскую, краски, кисти, да и самому питаться чем-то, - как бы ни ограничивал свои гастрономические запросы Андрей, но два раза в день всё же есть надо. А главное-то было в том, что, приходя после работы уставшим, с ноющими от физической нагрузки пальцами, никак не взяться за кисти, да не оставалось и времени.
Этюд, так удачно написанный весной на Шередари, светился в углу мастерской фантастическим светом и звал, звал перенести виденное чудо на большую картину, которую Андрей сразу же и начал ещё по весне.
Но добиться той передачи света, как на этюде, не удавалось, и именно это отсутствие мастерства ли, вдохновения ли тревожило душу художника сильнее всего. «Ну, как же так? – мысленно задавал вопрос сам себе, - почему не получается? Ведь вот он, этюд, - сияет. Это же я сделал, сам… Но сам ли? Кто водил моей рукой в тот день? Кто вдохнул чудо света в мои краски? - Мысли не давали покоя, тревожили и пугали. - А вдруг – всё! Поплохел, закончился, в потолок упёрся и выше не взлететь»?
Картина не получалась, не шла, и это тоже явилось причиной, почему Андрей согласился помогать товарищам в бассейне.
Мешать цемент и клеевой раствор, расположившись на дне ямы, довольно комфортно – в жару здесь прохладно, да и разговоры не отвлекали. Андрей, находясь весь день вместе с Аркантовым и Козунеткиным, существовал как бы и отдельно от них. Он мог думать о своем, и это устраивало его.
Как-то, в бытность ещё студентом, Андрей оказался в Костроме: приехал посмотреть Ипатьевский монастырь. В советское время монастырь представлял собой историко-краеведческий музей, но не заброшенный и убогий, а опрятный и ухоженный.
Именно здесь, в монастыре помазан был на царство первый Романов – Михаил; здесь завел надменных ляхов в болото Иван Сусанин; здесь выкарабкивалась Россия, в который уж раз, из смуты и чужеземного засилья…
И вдруг, в одном из залов, Андрей увидел, да что - увидел, - нет, он буквально наткнулся на необыкновенную коллекцию жуков и бабочек. Весь зал был увешан коробочками, которые снаружи закрывались темными занавесками, и будто специально интригуя, приглашали заглянуть внутрь. Андрей с любопытством приоткрыл тряпицу на одной и опешил: взору открылась не виданная бабочка размером с галку. Её крылья небесно-синего цвета, распятые иголками, являли собой чудо и наводили на мысль о неземном происхождении такой красоты. Он открывал всё новые и новые занавески, - и под каждой обнаруживал неведомое и никогда не виденное существо.
Рогатые жуки, похожие скорее на раков, пугали драконьим обличьем, - абсолютно черные, золотые, самых разных размеров, - от огромных до булавочной головки, - каких только не было здесь! - и Андрей переходил от коробки к коробке, будто листал книгу Фабра.
В голове сложилась яркая мозаика из этих творений Господа, а сама красота – именно тогда понял Андрей - одно из качеств Его, и передаётся она всему, что сотворил Он.
И ведь что удивительно – красота эта жила и порхала здесь, вокруг Костромы, каких-нибудь сто лет тому назад, - тогда и собрал удивительную энтомологическую коллекцию неутомимый костромич Иван Михайлович Рубинский, а по смерти завещал городу…
Вспомнил Андрей мозаику той выставки, яркую и красочную, почему-то сейчас, глядя на творение друзей.
- Андрэ, раствор тащите, философ вы наш задумчивый! – голос Аркантова гулко упал в яму и погасил воспоминания.
Леня выкладывал как раз вьюнок на стене, а теперь, спускаясь по лестнице вниз, на фоне розового колокольчика напоминал экзотического жука из коллекции; около русалки плывунцом шевелился Козунеткин.
Подивившись сходству, Андрей набросал раствора в ведро и потащил его ребятам, скосив плечо от тяжести.
Козунеткин, держа одной рукой веревку с крючком на конце, опустил ее вниз к Андрею, потом так же легко, будто и не висело на конце ведро с раствором, одной рукой втянул наверх. Андрей только и успел подивиться природной силище. Да что ему ведро! Вася плитку ломал между пальцев до нужного размера и конфигурации.
- Ну и здоров же ты, Васька! – подивился в очередной раз Андрей. – Тебе бы жениться, род свой богатырский продолжить.
- Ха, да его бабы боятся. Такой медведь нынешних-то москвичек только изломает, - хихикнул с лестницы Аркантов.
- На Москве свет клином не сошелся, можно и подальше где поискать, - сказал Андрей.
- Эх, ребята, а чем кормить-то? Кому мы нужны… Ладно «Серый» нашелся, а потом как?… Год почти без работы сидел, а вы жениться… Женишься тут, - ответствовал Вася.
- Еще найдем, - не серого так белого, или черного… Я думаю, мы тут за три дня закончим. Викентию-то я про десять дней просто так сказал, чтобы не маячил и над душой не стоял. Ладно, ребята, - перерыв! – объявил Лёня. – Надо пожевать… Тут Валюха мне бутеров навертела.
Он постелил газету на табурет, потом сверху чистенькую тряпочку, в которой и были завернуты несколько кусков хлеба с колбасой и сыром.
- Хозяйственная она у тебя, - сказал Козунеткин, окинув глазом угощенье.
- А куда ей деваться? Три мужика дома, и все есть хотят… А я, бабки получим, айпад хочу ребятам купить,- мечтал Лёня, - давно ноют, у всех есть, у всех есть… Куплю.
- А я рвану отдохнуть… К себе в деревню. Да и крышу надо перекрыть, старую, дедову еще. В избе-то главное – чтобы крыша не текла, - размышлял Вася. – А ты, Андрей?
- Я… мне картину надо закончить. Пока ни о чем другом и думать не могу…
- Мученик ты наш, аскет, - хохотнул Аркантов. – Куда её девать, здоровую такую?
- Не думал… Завершить надо сначала.
Мозаика на стене бассейна от исходного «шедевра» немного отличалась: из-за большего размера пришлось добавить ещё одну русалку и ещё одного гея-ревнивца, который смотрел на влюблённых с завистью и обидой. С Викентием Витальевичем дополнения согласовали, - «серый» не возражал. Ему даже понравилось, что акцент перенесли на конфликт между юношами.
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2014/04/15/2375